Александр Минчин - Юджиния
Она позвонила позже вечером и плакала. Александра это потрясло.
Он не удивился, когда через два дня рано утром раздался звонок. Это не могла быть Юджиния. Он не ошибся.
— Здравствуйте, это…
— Марк Розен. Что вы хотите?
— Я рад, что вы меня узнали.
— Я — нет.
— Вы не против, если я заеду, буквально на пять минут?
— Я против, но вы все равно заедете. Так что валяйте.
— Я несусь.
Он повесил трубку и устало посмотрел на стену. Линия была пуста, как его жизнь. И только Юджиния была в ней — единственный свет. Который хотели погасить, забрать, унести от него. Проклятые люди, подумал он.
Он оставил дверь открытой, и адвокат без стука вошел в комнату. Александр не предложил ему сесть. Тот сам опустился на стул.
— Как найти дела? — спросил он, будто доктор больного.
— У нас нет никаких дел, и верю, что быть не может.
— Ну тогда прямо к делу, чтобы оно у нас было. Мистер Нилл очень недоволен тем, что происходит. Он знает, что произошло позавчера…
Александр пожал плечами.
— В следующий раз это может окончиться госпиталем. Это не угроза, упаси бог. Просто вы новый человек в этой стране и не знаете законов. Вы посягали на чужую территорию и пытались проникнуть в частное имение. Телохранители созданы для того, чтобы охранять их, и его долг был остановить вас. Вам повезло на первый раз: вы могли попасть в тюрьму. Александр безразлично смотрел на него.
— Я вижу, это не производит на вас достаточного впечатления. Но из тюрьмы можно и не выйти никогда. У мистера Нилла большие связи.
— Это угроза?
— Нет. Это еще нет. Но не пытайтесь подобное повторить. Мистер Нилл очень расстроен. Он не может ничего сделать с Юджинией, но он может сделать что угодно с вами. Вы понимаете, что он всесильный человек?
— Нет.
— Я думал, что вы умный мальчик. Александр скривился.
— Хорошо — юноша. Но я надеюсь, вы понимаете, что вы принадлежите к толпе «зеленых», так называемых «новоприбывших», у которых нет гражданства, а только отпечатки пальцев в управлении одного большого здания в Вашингтоне. И мистер Нилл может сделать так, что вас вышвырнут из этой страны в течение месяца.
Он только поражался мудрости этой девочки. И ее предвидению.
— Тогда эта страна действительно поглупела, если мистер Нилл может меня выкинуть из нее, потому что я ему мешаю.
— Страна здесь абсолютно ни при чем.
— Как ни при чем? Меня принимала страна, а не мистер Нилл, чтобы меня высылать.
— Выбрасывать вас будет суд. Я объясню технологию. В случае совершения любого преступления вы должны будете покинуть страну. Не во всех случаях, но так сделают. А подобрать для вас преступление будет совсем легко.
— Если я, например, ударю вас по лицу, меня вышлют?
— Если нет свидетеля и не останется следа, то нет: будет очень трудно доказать.
— Вы меня не поняли… — сказал Александр. И многозначительно посмотрел.
Однако адвокат пропустил это мимо ушей.
— Вы не понимаете. Или не хотите понять…
— Что?
— Я — ваш друг.
— Избави Бог и нас от этаких друзей. Александр взглянул на часы: пять минут истекли.
— Мистер Нилл может с вами сделать все, что захочет, вы не боитесь?
— Эта пластинка уже повторяется.
Он встал, прошел на кухню, налил стакан воды и значительно прошел через комнату, где сидел посетитель, в прихожую. Открыв дверь, Александр вышел на лестничную площадку и сказал:
— Я жду вас.
Адвокат догадался, взял свой изящный портфель и вышел на лестницу.
И увидел щедро протянутый ему Александром стакан воды.
— Ваши пять минут истекли. Адвокат взял стакан:
— Спасибо.
— Пожалуйста.
И выпил его до конца. Александр повернулся.
— И Последнее, — сказал Марк Розен. — Я не хотел об этом говорить, но вы меня вынуждаете…
— Да?
— Мистер Нилл об этом не знает. Но я знаю, что Юджиния провела в вашем доме две ночи.
Наступила пауза, он выдержал ее.
— Юджиния еще юна… В течение двадцати четырех часов я могу засадить вас в тюрьму за растление малолетних. С гарантией, что вы не выйдете оттуда никогда…
Александру стоило невероятного усилия сдержаться.
— Исчезните. Пока я не размозжил ваше лицо об эту стенку.
Он захлопнул дверь и прошел в комнату. Его не трясло, но он похолодел: он не мог поверить, что кто-то смел прикасаться своим грязным языком к их отношениям с Юджинией.
Он знал, что умный адвокат, работающий десять лет на мистера Нилла, никогда бы не позволил себе разговаривать так с теми, другими, с гражданами этой страны. А с ним он это легко позволял, считая, что тот не знает законов, тонкости, защиты. И он ненавидел себя за это и проклинал, что не гражданин.
Неожиданно на глаза ему попалась книга — «Крестный отец».
Старик, конечно, прав, что государство с его правосудием не должно быть главной властью и иметь всю силу, должно существовать что-то другое, внутри него. Потому что государство используют и пользуют, как хотят. Кто хочет.
Год назад он начал читать американские книги. «Крестный отец» был пятой. И эта основная философско-политическая мысль романа ему нравилась. Должна быть другая власть: не купленная, не развращенная, но справедливая.
Он позволил себе немного не думать о Юджинии, задумавшись о себе. Что он имел? Ничего. Чем обладал? Ничем. У него не было работы. Его мама и папа были там. Деньги вот-вот кончались, он не скопил ничего, за следующий месяц платить за квартиру было нечем. И он снова раскрыл газету.
Дайана первая заметила, что Юджиния стала спадать с лица. Она почти ничего не ела, ни на что не обращала внимания и сидела в своей комнате. Она начала бледнеть. Дайана потихоньку подсовывала ей в еду витамины и тонизаторы, но ничего не помогало. Юджиния продолжала чахнуть, пока Дайана однажды утром не ужаснулась ее виду. Тогда она сказала шепотом:
— Ты не будешь ему нравиться…
После чего Юджиния начала есть.
Но безразличия ее к жизни изменить было невозможно.
Он нашел себе работу. Из всех возможных работ он смог получить только эту — чернорабочий по укладке грунта, не то труб в него. Из всех даже грязных работ — эта была самая грязная. Из всех трудных работ — эта была самая трудная. Даже негры не шли на эту работу. Они хотели жить. После первого дня. Ему повезло, что это была пятница, после которой он два дня приходил в себя. И не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Ему казалось, что эту дорогу укладывали на нем. А не на грунте.
Но через неделю он втянулся. Человек — это животное, которое привыкает и приспосабливается к любой среде. Даже если и не хочет быть таким. Он стоял по колено в грязи, потный и мокрый, грязный и уставший, и вгонял лопату в землю — еще и еще, снова и снова — бесчисленное количество раз, от которого кружилась голова, гнулись колени, ныла поясница и болело все тело.
