Елена Арсеньева - Любушка-голубушка
– А это что, баранина?
И когда ответишь, телятина, мол, или свинина, очень удивляются. У многих девчонок это вызывает усмешку, а Люба относится снисходительно. Помнит, как сама учила, придя в рынок: этот кусок – краешек, этот – шейка, этот – окорок, это ребра, ножка, краешки, грудинка, задняя часть, моталыги, крестец… Но если кто любит какой-то один вид мяса, скажем, свинину, то со временем и опытом начинает в ней разбираться. Хорошие хозяйки, например, выбирают мясо по салу. Оно должно быть маслянистое, тогда и мясо окажется хорошим. А этот «постненький» кусочек, который выбрала покупательница… Его в рот не вломишь, даже после долгого приготовления. Бывают такие свиноматки, которые не растут. Обычно скотину забивают в шесть-семь месяцев, а этой вроде уже и год с небольшим, а она все маленькая. И если ты знаешь, что свинину привезли с частного двора, а на ней сала нет, значит, она будет долго вариться и останется жестковатой, что ты с ней ни делай. А непонимающим таким, вроде этой женщины, как раз нравится: постненькая, мол. Так ведь любую свинину можно сделать постненькой, если сало с нее обрезать. Впрочем, это всего лишь доказывает, что правы те, кто говорит: не бывает плохого мяса – бывает плохой товар, и на всякое мясо есть свой покупатель.
Женщина взяла пакет, сдачу и отошла. Люба с бараньей Валей понимающе переглянулись, однако Любе отчего-то показалось, что Валя ее исподтишка рассматривает.
– Ты чего? – спросила смущенно.
– Да ничего, – пожала та плечами. – А что?
– Так смотришь…
Валя вытаращила глаза:
– И посмотреть нельзя?! Давно ли? Тогда паранджу надень!
Валя обиделась и отвернулась. Где ей понять, что Люба чувствует себя так, будто с нее кожу содрали! Кажется, все знают о том, как она провела вчерашний вечер… собственно, только два часа из этого вечера, но ей хватило, чтобы сойти с ума, и, кажется, надолго, если не навсегда…
– Любочка, ну что, я заберу мясо?
Это Сурен подошел.
– Сколько с меня сегодня?
– А сколько вы берете?
– Да все, как всегда. Хорошо, что та дамочка такая тупая попалась, мне больше достанется.
Люба начала взвешивать.
Да что такое, чудится или в самом деле взгляд Сурена тоже так к ней и липнет? То есть они, кавказцы всякие, всегда на русских женщин особенно смотрят, неважно, старая или молодая, но сегодня что-то особенней особенного, честное слово!
А может, на воре шапка горит? Да ладно, относись к жизни проще! Что произошло-то, на самом деле? Ничего. Всё…
– Любочка, что с тобой?
О господи, и этот туда же!
– А что? Ничего такого.
– С тобой что-то случилось. Я слышал про твои вчерашние неприятности, думал, ты замученная сегодня будешь, а ты… как цветок.
Мать родная! Как цветок?! Ну, тогда это очень красный цветок… Люба ощутила, как кровь прилила к щекам. Даже жарко стало. Неужели вчерашнее происшествие до такой степени ее изменило?! Но это же с ума сойти…
Хорошо, что Валька занята с покупателем и не обращает внимания на слова Сурена, а то сейчас прилипла бы: ага, мол, и я про то же!
– Сурен, что вы такое выдумываете? – старательно засмеялась Люба. – Если я и цветок, то осенний.
– Да это не имеет никакого значения для понимающего мужчины, – тихо сказал Сурен. – Ты думаешь, мужчину тянет только к юности или нетронутости? Нам душа нужна. Душа, понимаешь? А у тебя душа есть, я в твоих глазах ее вижу. Вот слушай, я тебе что скажу:
Ненавижу я женщин, что прячут лицо
Под назойливый липкий грим.
Будят похоть они в дряхлом теле вельмож —
Только золото любо им.
Ненавижу я женщин, что вырастил «свет», —
Только деньги в почете у них.
Услаждают себя они страстью собак
И любовников мучат свои.[3]
– Стихи? – изумилась Люба. – Вы пишете стихи?!
– Да где мне, – отмахнулся Сурен. – Есть такой армянский поэт – Даниел Варужан. Очень красиво пишет. Он на вашего Есенина похож. Такой же пылкий. Вот послушай. Называется – «После купания».
Из моря выйти и с тобой
Пройтись бы брегом синебоким.
И косы, полные волной,
Пусть сушатся на солнцепеке.
И к лону теплому песка
Прильнет нога твоя нагая.
И кинется волна ласкать,
Лобзать ее… не настигая.
Хмельной от моря, в море глаз
Твоих под солнцем окунусь я.
Вниз – волосы! И плеч коснутся,
И станут сохнуть, золотясь…
Люба смущенно стрельнула глазами по сторонам. Вроде бы никто на них не смотрит, не слушает бормотания Сурена. Что это его разобрало?! Нашел время – в разгар рабочего дня в рынке! – стихи читать!
Ну да, а вчера то, что было, оно было вовремя, что ли?! Особенно для нее, для Любы?! Вовремя?..
– Нравится? – тихо спросил Сурен.
– Да, нравится, – пробормотала Люба, – только…
– Только ты и не догадывалась, что так сильно мне нравишься, да? – прошептал Сурен. – Слушай… я тебе свой телефон оставлю, ты, как время выдастся свободное, позвони, а потом приходи ко мне в ресторан, у меня там кабинет. Диван, душ… Войдешь с черного хода – никто не заметит. Я тебе за каждый раз по сто евро давать стану. Я понимаю, для русской женщины мы – так, черномазые, армяшки. Ну, был бы я хоть молодым красавцем, еще ладно. А ведь я молодой и правда был красавцем, теперь-то что уж! Но ты такая искренняя женщина, что я поверю, будто я и сам тебе нужен. С тобой я во все поверю… Вот еще послушай, это тоже Даниел Варужан написал:
Я хочу захмелеть на твоей груди,
Как беспечный пьяный солдат.
Выжму кружку до капли последней, а ты
Выжми душу мою, как гранат.
Я хочу в этом доме, где красный свeт,
Святотатствовать, чтоб не рыдать.
И плебейке принес я душу свою,
Чтоб за кружку пива продать!
Несколько мгновений Люба тупо смотрела в его черные глаза, потом бросила:
– Вы сами не соображаете, что говорите! – и резко отвернулась.
– Ты что услышала? – тихо спросил Сурен. – Про плебейку и про дом, где красный свет? Почему? Ведь там главное – выжми душу мою, как гранат! Ладно, видно, я не вовремя завел такой разговор. А может, и хорошо, что ты отказалась. Хоть буду знать, что есть и в рынке женщины, которых не купишь. Сколько с меня?
– Нисколько! – отрезала Люба.
– Да я за мясо хотел заплатить, – вздохнул Сурен.
Люба схватила калькулятор, посчитала ему, показала: говорить не оставалось сил, ее аж трясло. Наконец-то он кивнул и направился прочь. Она еще хотела крикнуть вслед, что на Есенина эти стихи ничуть не похожи, да поздно, он уже за дверь вышел. А на самом деле и впрямь немножко похоже. И на «Шаганэ», и на это – «пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось…», и на вот это еще – «унесу я пьяную до утра в кусты, зацелую допьяна, изомну, как цвет…». Похоже!
