Елена Арсеньева - Любушка-голубушка
А что, не так? Самому за сорок, ну «Адаму» вообще на свалку истории пора… Нет же, молодится! А она?! Она какая?!
Ну и что? Вот вчера, когда Ермолаев рассказывал, косясь на диктофон, о себе и своей жизни и упомянул про «Опель Адам», она сказала: «Вот бы на нем покататься!» Почему бы и нет? Машина хоть и старая, но чистенькая и ухоженная, как игрушечка. А то нате – предложил девушке свой перемазанный «МАЗ», это ей-то! Да она выглядела бы в нем, как Снегурочка в корзине с углем.
Снегурочка…
Ермолаев вздохнул и вышел из гаража.
Смял в ладонях снежок. Получился он – лучше не надо: тугой и тяжелый. Это тебе не январская крупа, которая из пальцев сыплется, как песок. Руки мерзнут – ничего, отогреет дыханием, зато пробежался туда-сюда по двору – и готов ком. Потом второй – поменьше, и третий – еще меньше. После этого Виктор взобрался на кóзлы, что стояли у поленницы под высокой липой, и, сломив два прута, облепил их снегом. Приткнул к среднему кому – вроде как руки. Сделал он своей Снегурочке маленький носик, приладил тонкие веточки вместо бровей, шапку снежную, пушистую надел. А что вместо глаз-то придумать? Пришлось взять два уголька – прямо как в той сказке. Только черные они, угольки-то, а Виктору хотелось, чтобы с этого белого лица смотрели на него странные лиловые глаза.
Потом Ермолаев принес из сеней ведра и пошел в будочку к насосу. Показалось или впрямь посматривала из окна Люба?
Виктор сделал вид, будто ничего не замечает. Да и что? Что он такого делает?!
…Поливал он свою Снегурочку из чистенького ковшика, аккуратно и осторожно, оглаживая снежную фигурку горячими ладонями, обрисовывая очертания узких плеч, тонкой талии – пальцами охватить можно, – расходящейся книзу шубейки… И время от времени такое чувство им овладевало, точно не снежная стояла перед ним девушка, а живая. Да где там – он ведь не осмелился бы с ней, настоящей, так-то… Молоденькая, а он… Да и не ровня ей. Вот если бы раньше они встретились… когда он еще не шоферил, а работал главным инженером проекта, гипом, как это сокращенно называется… Выходит, правы были родители, что не пускали его в шоферы?!
Задрожали руки, тесно стало в горле…
– Мама! – послышался за спиной Женькин голос. – Мама, Танька! Идите сюда!
Виктор резко обернулся, чувствуя, как запылало лицо. И впрямь – все высыпали на крыльцо и удивленно уставились на Снегурочку.
Захотелось заслонить ее собой, но он удержался.
Женька с Таней пытались водить хоровод вокруг Снегурочки. Хотели сцепиться руками, но рук не хватало, они хохотали и звали мать с отцом. Однако и Люба, и Виктор стояли неподвижно.
– Не замерз? – спросила наконец Люба.
Ермолаев кивнул, вошел в комнату и присел на корточки перед печкой. Не замерз он! Но просто не в силах был смотреть… он был не в силах… не в силах!
* * *– Слушайте, вы почему такое мясо грязное продаете? – брезгливо спросила покупательница.
Люба растерянно моргнула:
– А где здесь грязь? Мясо очень чистое.
– Чистое?! Да почему же оно кровавое такое? Вот свинина – любо-дорого посмотреть, – женщина ткнула пальцем, – светлая, аккуратная. А это все ужасное какое-то, липкое, того и гляди мухи налетят. Что же это, у вас нет санинспекции, что ли?
– Вон там кабинет санитарного врача, – показала через плечо Люба. – Если угодно, можете обратиться.
Женщина сначала посмотрела недоверчиво, дивясь ее спокойствию, потом иронически скривила губы:
– Странно, что вы проверки не боитесь. Что, все схвачено, свои люди кругом? Но на вашем санвраче свет клином не сошелся. Из районной санэпидстанции приведу, так что не отвертитесь.
– Слушай, ты будешь мясо брать или нет? – сердито спросил невысокий полный армянин в длинном черном плаще и черном кашне, нетерпеливо переминавшийся рядом. Он часто бывал на Старом рынке, потому что и жил неподалеку, и держал в двух шагах, на Алексеевской, ресторанчик с армянской кухней. Кажется, его звали Сурен, а фамилию Люба не знала. – Я тороплюсь.
– А почему вы ко мне на «ты» обращаетесь? – обиделась покупательница. – Что я вам, девчонка?
– Хотел показать, что вы, – он подчеркнул голосом, – еще совсем молодая, ничего не понимаете в мясе.
– Я не понимаю?!
– Конечно, не понимаешь. Говоришь, мясо кровавое, а оно такое потому, что туша висела не за ноги подвешенная, а за голову. Понимаешь, да?
– А какая разница? – высокомерно фыркнула женщина.
– Вот видишь, какая, – Сурен показал на два куска. – Когда за ноги подвешивают, кровь быстрей стекает. Когда за голову, она в туше остается. Поэтому мясо выглядит неаккуратно, как ты сказала. И суп из него варить не нужно – долго ждать, да и бульон грязный получится.
– Ага! – торжествующие воскликнула женщина. – Грязный! Сами говорите!
– Грязный – значит мутный, некрасивый, – терпеливо пояснил Сурен. – Оно не для варки, не для супа. Такое мясо надо знать как готовить. Для лобио – самое милое дело. Ты умеешь лобио готовить? А ела когда-нибудь? Нет?! Ну, приходи ко мне в ресторан, попробуешь – потом только такое мясо будешь брать.
– Нет уж, спасибо, – с мстительным выражением сказала покупательница, – мне лучше вот этой свинины дайте! Вот этот кусок, постненький.
Сурен так и вздернулся возмущенно, хотел заспорить, однако Люба выразительно взглянула на него и пожала плечами, и он смирился и только пробормотал:
– Оставь мне все вот это мясо, хорошо? Я сейчас вернусь, только со Степой поговорю.
Он отошел, а Люба положила на весы выбранный «постненький» кусок, назвала цену. Покупательница начала доставать кошелек.
Люба молчала, конечно, но в душе сочувствовала: эта женщина и впрямь вообще ничего в мясе не понимала, хоть было ей уже далеко за сорок. Впрочем, Люба тоже мало что о мясе знала, пока в рынок не пришла. Большинство людей такие. Они делят мясо на два сорта: дорогое и дешевое. А, вот еще что знают: кости и мякоть. Ну, кое-кто все же свинину от говядины и баранины отличит, хотя есть и такие, которые подойдут к прилавку и спросят:
– А это что, баранина?
И когда ответишь, телятина, мол, или свинина, очень удивляются. У многих девчонок это вызывает усмешку, а Люба относится снисходительно. Помнит, как сама учила, придя в рынок: этот кусок – краешек, этот – шейка, этот – окорок, это ребра, ножка, краешки, грудинка, задняя часть, моталыги, крестец… Но если кто любит какой-то один вид мяса, скажем, свинину, то со временем и опытом начинает в ней разбираться. Хорошие хозяйки, например, выбирают мясо по салу. Оно должно быть маслянистое, тогда и мясо окажется хорошим. А этот «постненький» кусочек, который выбрала покупательница… Его в рот не вломишь, даже после долгого приготовления. Бывают такие свиноматки, которые не растут. Обычно скотину забивают в шесть-семь месяцев, а этой вроде уже и год с небольшим, а она все маленькая. И если ты знаешь, что свинину привезли с частного двора, а на ней сала нет, значит, она будет долго вариться и останется жестковатой, что ты с ней ни делай. А непонимающим таким, вроде этой женщины, как раз нравится: постненькая, мол. Так ведь любую свинину можно сделать постненькой, если сало с нее обрезать. Впрочем, это всего лишь доказывает, что правы те, кто говорит: не бывает плохого мяса – бывает плохой товар, и на всякое мясо есть свой покупатель.
