Наташа Колесникова - Война чувств
После бассейна с холодной водой они укутались в простыни и сели за стол. Настя тут же поставила перед ними запотевшие бутылки с пивом и тарелку с вареными раками, пересыпанными укропом.
— Знаешь, Жорка, я пока работаю себе в убыток. Странно, но все московские элитные магазины забиты импортной дребеденью, мне говорят — дорого. «А покупатели у вас какие?» — я их спрашиваю. Они за качество могут же платить. Не доходит. Я бы мог, конечно, развернуть рекламную кампанию, да не хочу. Мне нужен соратник, самостоятельный бизнесмен, и, кажется, я его нашел. Понимаешь, кого имею в виду, да? Я упертый и добьюсь своего, пусть и потеряю десяток миллионов, не рублей, понятное дело.
— Я не очень понимаю тебя, Вася, — насторожился Епифанов.
— А как Илюмжинов за короткий срок обеспечил себя на всю оставшуюся жизнь, понимаешь? У меня что-то похожее случилось. Биржа, крупные партии металла, проката, труб, алюминия… Заводы еще крутятся на полную катушку, а их продукция никому тут не нужна. Выхода на внешний рынок еще не знают, да и боятся, склады забиты. Куда девать продукцию? А своим продавать можно, они к тому же платят живые деньги. А свои, то есть биржевики, знают, что делать дальше. Законов нет, порядка никакого, дал кому нужно, пробил свой канал, и вперед!
— Страну, выходит, разворовывал? — усмехнулся Епифанов.
— Ни копейки не украл, никого не кинул. Напротив, помог заводам сохранить производство в тот момент, когда самолеты и танки уже не делали в прежнем количестве, а металл все еще плавили. Я честно купил, честно продал, расплатился со всеми. И эшелонами — в Германию, Бельгию, Швецию, Францию! А там тоже одурели от счастья — классное сырье по цене в полтора раза ниже мировых цен. Да это ж супервыгодно! Пока сообразили, что к чему, стали вводить антидемпинговые законы, мы свое дело сделали, связи наладили, каналы отрегулировали. А потом работали уже более-менее по правилам, как солидные фирмы. Начались войны… Все это было примерно так: у меня контракт с заводом на поставку стального листа в Бельгию, а завод втихаря приватизировали и говорят — сами будем продавать. А контракт? А пошел ты! Ну, раз такой базар начался…
— Да я немного причастен к этому, тоже начинал на бирже, понимаю, что к чему.
— Тогда зачем говоришь, что страну разворовывал? Но после гибели жены все изменилось. Вдруг стало ясно: а на хрена мне больше? Два года прожил на Кипре, а когда подвалили солидные люди, отдал свои акции. За деньги, понятное дело. И организовал этот очаг капитализма или коммунизма в отдельно взятой деревне. Кстати, убыток небольшой, и только потому, что держу качество на уровне. Но хочу иметь прибыль, чтобы учителя в моей школе получали соответствующие их знаниям деньги и чтобы работники мои бесплатно лечились и даже вставляли зубы. Я могу это все устроить и удалиться на Кипр, в свой дом, но ведь похерят все, разворуют.
Епифанов с изумлением смотрел на Панченко, с трудом понимая услышанное.
— Мог бы купить магазин в Москве, организовать…
— Мог, но разве уследишь за всем? Мне нужен ты, Жора. Сделал свой бизнес с нуля и процветаешь. А ведь торговля — вторая составляющая моего бизнеса. Имея такого человека в сфере сбыта, я спокоен и полностью сосредоточен на сфере производства. Вместе мы докажем, что Россия — не скопище пьяниц и дураков.
— Надеюсь… — пробормотал Епифанов. — Только ты ракеты не покупай, ладно? Эстонию уничтожим, но и сами рухнем.
— Да это пьяный бред, не бери дурного в голову, Жорка. Я уже почти отплатил за жену и дочку, этот сучок эстонский остался один и ходит с десятью охранниками даже в туалет. Зачем ракета за миллион баксов, если всегда можно найти человека, за пятьдесят тысяч баксов готового практически на все? А за сто тысяч? Он уже заплатил за все.
В дорогу светловолосая красавица Марина (вторая из блондинок, что встречали Епифанова у мраморных ступеней) принесла ему еще одного петушка, зажаренного на гриле.
— Для твоей жены, — сказал Панченко. — Надеюсь, ей понравится. За качество отвечаю, фирма веников не вяжет.
— Я это уже понял. Спасибо, Вася.
На обратном пути Епифанов думал о том, что узнал о своем новом партнере по бизнесу. И больше всего — о красавице Насте, с широкими бедрами, с буйной, прямо-таки тропической растительностью внизу живота, с грудями, в которые можно зарыться с головой… Он отказался от нее, а нужно ли было? Вчера вечером Лера демонстративно отвернулась от него, и все надежды на то, что в постели она расскажет о своих непонятных проблемах, рухнули. Что с ней происходит? Почему не может сказать ему? Да нужно ли было после всего этого отказываться от услуг Насти?
Наверное, нет. Но он не смог… Потому что была любимая женщина, которую он хотел и которая хотела его. Вместе им было так хорошо, что о лучшем и мечтать не стоило… до недавнего времени. Да что же, черт возьми, с ней происходит?! Или он чересчур накручивает себя?
Нет, не накручивает. Лера ведет себя странно, спрашивает, как бы он вел себя в случае ее измены, а потом просто молчит… Это молчание хуже самой измены! А что делать?
На этот вопрос у Епифанова по-прежнему не было ответа. Как и на то, правильно ли он поступил, отказавшись от услуг красавицы Насти, или нет.
Людмила оставила свою машину неподалеку от входа на ВВЦ, огляделась и пошла на выставку. Достижений теперь уже не народного хозяйства, а непонятно какого. Да это ее не очень волновало. Главное — нет ли за ней слежки? Вроде бы нет, но нужно быть осторожной.
Она не обратила внимания на неприметного мужичка в черной вязаной шапочке, который пошел следом за ней.
— Идет на ВВЦ, — негромко сказал он, склонив голову к воротнику кожаной куртки. — Следую за ней.
— Не упусти, дурак! — приказал грубый голос, прорезавшийся в наушнике под черной шапочкой.
Людмила неспешно шла к стоянке автопоездов, перевозивших посетителей, а потом вдруг побежала, прыгнула на ходу в только что отправившийся поезд, через пять минут выскочила из него и пошла в первый попавшийся на пути павильон. Потом вышла из других дверей и по тропинке за павильонами направилась к боковому выходу.
Мужик в черной шапочке давно проехал павильон, в который вошла Людмила. Рыская взглядом по сторонам, он все еще надеялся увидеть ее среди редких посетителей выставки непонятно какого теперь хозяйства. Но во взгляде, помимо напряжения, уже сквозила нервозность: казалось, обнаружив женщину, он схватит ее в охапку и помчится со всех ног подальше от выставки. Время шло, а хватать по-прежнему было некого.
— Кажется, я потерял ее, — скрипнув зубами, пробормотал мужик в воротник своей куртки.
