В одной постели (СИ) - Лакс Айрин
Все, о чем я теперь могу думать, это моя помощница — маленькая умница, сексапильная хищница и, черт возьми, та еще стервочка! Я сам отточил ее коготки и зубки, но не знал, что однажды она обернет это оружие против меня самого.
Не знал, что я не смогу устоять и держаться с каменным лицом, в ответ на все ее шуточки и шпильки.
Не выдержал и…
Ох, да, она идеальная, когда перекинута через мое колено.
Такая соблазнительная в этом милом платьице, что так легко задрать и потрепать ладонью идеальную задницу.
Слишком дерзкую, чтобы остаться нетронутой.
Вот еще одна причина, по которой не получается забыть.
Я не взял все, что хотел!
Не стал искушать себя еще больше, чем это есть, и отвесил шлепок по попке, не поднимая платье.
Темные волосы были перекинуты через плечо извивающимися змеями. Она источала ярость, грех и соблазн — потрясающий коктейль, который меня возбуждал невероятно сильно.
Новый шлепок отозвался приятным жаром в моей ладони и сладким звоном в ушах!
— Больше почтения к папе, Золотце! — произнес я хрипло и снова шлепнул, ммм…
Новый шлепок, и мой член налился каменной тяжестью.
— Совсем от рук отбилась, девочка моя. Дерзишь? Нарочно выводишь из себя? Знаешь, что делают с маленькими девочками, которые нарушают правила?
Наклонился к ее волосам, втянул их запах — сладко и остро, как любимый ее парфюм, который лишь подчеркивал персональный аромат теплой кожи.
— Их наказывают. Их хорошенько наказывают!
Больше всего мне хотелось попробовать каждый сантиметр ее мягкой, золотистой кожи.
Теперь я думал, почему так чертовски мало часов в одной ночи? И зачем мы вообще уснули, если можно было сделать столько всего — и не спать.
Надо было жарить и жарить эту строптивую, дерзкую малышку ночь напролет. Обвести языком каждую линию и чувственный изгиб тела.
Пока не осталось бы ни одного сантиметра, заласканного мной.
Ощущал запах ее кожи, сладкий дурманящий аромат, понимал, насколько она сейчас в моей власти и дурел от этого все сильнее и сильнее.
Еще немного и клянусь, я поставлю ее на четвереньки.
— Отпустите! Вы… Воспитатель… хуев! Озабоченный просто! — ругнулась Аделина, извиваясь змейкой на моих коленях.
— О, за ругательства я тебе еще больше всыплю! — отозвался я с азартом.
Кровь ударила в голову и прилила к головке члена, совершенно лишая меня рассудка.
Иначе как объяснить, что я все-таки дернул платье вверх и… уставился, разглядывая задницу в черных трусиках.
Проглотил комок возбуждения и возмущения!
Нет, это просто издевательство какое-то.
Ведь на самой попке, прямо напротив дырочки, еще не присвоенной мной, было оформлено ажурное, кружевное сердечко.
И я, падкий на красоту, слабый на эстетику, простонал громко, и сдернул эти трусики вниз, огрев покрасневшую задницу еще раз сочным шлепком.
— Да, девочка моя, да… Вот это хорошенькое наказание. Папа очень зол… Очень зол, Золотце!
Внезапно Аделина затихла, но потом захныкала протяжно, всхлипнула.
Эти звуки заставили меня прекратить. Я остановился лишь чудом, все нутро горело, ладонь была будто ошпарена кипятком. Кожа попки сильно раскраснелась.
— Вы… Вы!..
Аделина вырвалась и натянула платье пониже, оперлась о стол, ойкнула.
— Тиран! Самодур… Как… Как мне теперь сидеть? Моя задница горит!
Звук ее сердитого дыхания и глаза, мечущие молнии, заставили меня устыдиться содеянного, но ненадолго.
Ее реакция вызвала новый прилив желания.
— Прости… — сделал шаг вперед. — Прости, давай мы ее смажем…
Блять.
Возбуждение достигло критической отметки.
Я всего лишь имел в виду “смазать кожу каким-нибудь охлаждающим и обезболивающим гелем”.
Но моя пошлая фантазия и эго, желающее присвоить попку прекрасной помощницы, нарисовало в мыслях совсем другой процесс смазки, от которого член выпустил немного предэякулята в трусы.
Ох, как бы я ее.. хорошенько смазал!
И пальчиками, и не только…
— Не смейте! — зашипела сердитой змейкой Ада, махнув у меня перед носом пальчиком.
Тем самым, пораненным. Кровь все еще текла.
Я перехватил ее руку за кисть и взял палец в рот, лизнув металлический вкус.
Ада еще что-то хотела сказать и оборвала звук на середине гласного, буквально застыла. Ее глаза пристально следили за тем, как мой рот двигался по пальцу, всасывая его глубже.
В отличии от нее я хорошо помнил, как лизал ее киску, хорошенько трудился языком в нежной, маленькой дырочке, отвечающей так жадно и часто.
Снова ее запах, плюс взгляд, дрожь тела.
— Что же ты со мной делаешь, Золотце? — выдохнул я, выпустив ее пальчик и прижав девушку к столу.
Обхватил за талию одной рукой, второй задрал платье, поглаживая попку, которую только что с таким удовольствием отшлепал.
Ее дыхание прервалось, щеки опалило жаром.
— Эмиль… Рустемович, — шепнула. — Прекратите это немедленно. Или я…
Она не договорила, облизнула губки розовым язычком, и во мне что-то окончательно вспыхнуло, не желая гаснуть. Я должен был либо остыть после содеянного, либо разозлиться, что Аделина в ответ надерзила еще больше. Но эти игры меня заводили еще больше.
Плохие… Плохие, но такие манящие игры.
И она — ужасно манящая, застывшая возле стола, с этим смущенным, горящим взглядом и нежеланием уступать в неравной борьбе.
— Зачем ты меня выводишь из себя? Провоцируешь… — поинтересовался я. — Я же тебя сожру, Золотце, каждый кусочек просмакую и обсосу все, до единой косточки.
— Да вы еще и каннибал, па-па! Такой сплетни о вас еще не было… Пора запускать в массы, — снова съязвила она, ох.
Нарывалась явно!
Глаза горели, губы пересохшие, жаркое дыхание, поза…
Все в ней выдавало крайнюю степень возбуждения.
Я навалился, опустив ладони по обе стороны от тела Аделины, зажав ее у стола, уткнулся лицом в шею. Губы задевали кожу, горячую и немного соленую.
— Ты намокла, Золотце? Покажи па-а-апе… Если не намокла, отстану.
— А если намокла?
— Трахну.
— А потом?
Мммм… Так далеко я еще не заходил.
Аделина попыталась меня оттолкнуть за плечи, но вышло лишь так, что потеряла точку опоры, и я легко завалил ее спиной назад на стол и дернул ножками на себя.
— Можешь не говорить, сам проверю… — запустил пальцы под платье, стягивая с нее трусики.
Глава 24
Эмиль
— Проверяйте, ага!
Снова эта интонация…
Аделина еще и активно помогала мне, приподняв попку. Сказать, что я возбудился, значит, ничего не сказать. Член дергался только от одних мыслей и запаха.
Не представляю, что со мной станет, когда я увижу, как моя помощница, мокрая, будет извиваться подо мной на столе, постанывая… Хотя, наверное, наоборот, очень хорошо представляю.
Плюс одна фантазия о ней.
Каждый стол будет нашептывать мне “Эмиль, а помнишь…” и стрелять убойным видеорядом из памяти. Я отточил свою память, постоянно тренируясь, и гордился этим. Сейчас мне хотелось лишить себя приобретенных навыков хотя бы частично.
Трусики легко скользили по загорелой коже бедер.
Теперь она была обнажена передо мной под этим милым темно-синим платьем в мелкий белый горошек.
Я рванулся вперед и застыл: у меня при себе не было резинок.
Ни одной. Успею ли вынуть? У меня похоть кипела и сперма переполняла яйца, они грозились лопнуть.
Но сначала… Сначала начнем.
Неспешно провел пальцами по ее ногам, от колен провел дальше. Наклонился и поцеловал ее круглые колени. Чуть выше левой — побелевшее пятнышко. Наверное, детская травма. Еще до меня… Мой птенчик, сколько всего с тобой было до меня? Хотелось бы стереть каждое нехорошее воспоминание…
Я рвался вперед, но теперь не спешил, медленно продвигался вперед губами и пальцами, поглаживал, постепенно раскрывая ее перед собой, разводя ножки шире и шире. Разум туманило, зрение подводило. Я видел, но видел свои мечты и дальнейшее. Меня вместе с реальностью опережала фантазия…