В одной постели (СИ) - Лакс Айрин

Мне показалось, что на ней красные трусики. Вместо того, чтобы думать якобы о работе, которая у нас имеется во второй половине дня, я начал вспоминать, покупала ли Ада красные трусики или нет? Кажется. было что-то красное, крохотное, с тремя полосками с одного бока и одной широкой лентой — со второго. Будоражащая воображение асимметрия.

***

— И что ты могла здесь оставить? — поинтересовался я, опасаясь ступать идеально начищенными туфлями в основательно разгромленный лофт.

Я распорядился, чтобы не щадили ничего — и вот оно…

Строительный мусор, кирпичная крошка.

— Подержите, пожалуйста.

Аделина протянула мне свой портфель, надела на остроносые туфли бахилы и осторожно начала обходить кучи строительного мусора.

Один из обломков коварно ушел из-под ее ног. Аделина взмахнула руками и вскрикнула, готовясь упасть.

Сам не понял, как ноги понесли меня к ней…

Глава 21

Кароль

Руки обхватили тонкий стан. Оплели его крепко-крепко, удерживая за миг от падения. Сердечко Аделины стучало перепуганно, билось комом в горле и отзывалось во мне. Стильные очки упали разбившись. Но последствия могли быть гораздо серьезнее.

— Все хорошо, Эмиль Рустемович, можете отпускать. Спасибо.

Голос Аделины дрожал. Мой нос и губы были у ее шеи, изо рта вырывалось хриплое, как у хищника, дыхание. Толкнулся немного вперед, повел носом.

У нее — мурашки, у меня какая-то дичайшая смесь наслаждения и раздражения, что она реагировала, а меня это задевало. Так быть не должно.

Где Кароль с его амбициями и принципами, а где чьи-то теплые мурашки? Но до чего же приятно…

— Отпускайте, я больше не падаю, — добавила стервозности в голосок Аделина.

Разжал руки, отступил. Аделина одернула вниз по бедрам задравшееся до самой задницы платье. Мои руки навели это безобразие? Если так, то я упустил момент полюбоваться и убедиться воочию, какие на помощнице сегодня были трусики.

Аделина выпрямилась, поправила волосы, с сожалением посмотрела на разбитые очки.

— Придется купить новые. Эмиль!.. — ее глаза распахнулись. — Рустемович… У вас кровь!

— А?

Оглядел себя и выругался.

Так помчался спасать свою помощницу, что не заметил, как порвал крюки и довольно сильно содрал кожу о торчащую из бетонной крошки арматурину. Но тут же мгновенно воображение нарисовало куда более ужасную картину, как на эту арматурину падает Ада, и стало по-настоящему нехорошо. Я присел.

— Врача?

— Пустяки, — прижал к ране платок. — Забирай, что хотела. Но осторожнее, пожалуйста.

— Прошу вычесть это из моей зарплаты. Стоимость услуг врача и за испорченные брюки. Надеюсь, они не стоят миллион.

— Как насчет ответной услуги? Полечить больного? — предложил я.

“Поиграй для меня в медсестричку!” — разошлось воображение.

Нехорошо!

Буйное оно какое-то стало, непослушное, из-под контроля вырывается. И все — о ней.

Готов поспорить, Аделина тоже не о самом безобидном подумала, потому что смутилась. Но быстро пришла в себя:

— Спасибо, лучше я верну деньгами. Этот язык вы понимаете лучше всего.

***

Наконец, Аделина достала из небольшого тайничка коробку, перевязанную лентой.

— И что же там такого важного?

Аделина отвернулась, закрыв собой содержимое, но достала кое-что и показала.

— Не переживайте, Эмиль Рустемович. Я не глупая и, следуя вашему совету, не хранила здесь, в открытом доступе ничего, по-настоящему ценного и важного. Это всего лишь записка и кулончик, которые были при мне, когда подкинули в дом малютки. “Ее зовут Аделина. Крошка, прости!” — прокомментировала, сжав дешевый кулончик и записку, хранимую в небольшом пластиковом конверте. — Я планирую когда-нибудь поискать своих родителей. Но пока не готова открывать эту страницу.

Я кивнул. Причина более чем достойная.

— А остальное? — полюбопытствовал.

Аделина схватила коробку под мышку.

— Остальное, действительно, реальный мусор. Херня всякая! Вы можете идти, Эмиль Рустемович? Или вызвать охрану, чтобы они вас поддержали?

— Могу идти, конечно.

— Значит, в больницу.

Вышли, Аделина прошествовала до мусорного бака и швырнула коробку. То, с каким чувством она ее швырнула, отразилось на лице сильной эмоцией.

Меня подстегнуло. Я шепнул одному из охраны остаться, выудить коробку из мусорки. Хотелось знать, и все тут.

Мне было немного стремно, если честно.

Но любопытство во мне всегда было сильнее. Я знал, что спать не смогу, если не узнаю. К тому же от меня у Аделины секретов быть не должно, и точка!

***

Рассмотреть содержимое коробки удалось этим же вечером, позднее, перед ужином.

Заперся в кабинете, открыл.

Поначалу ничего не понял, но потом… Потом, как понял, сел в кресло и начал рыться.

— Ох, Аделина… Сентиментальная ты, оказывается!

Каждый новый год я подписывал своей воспитаннице открытку. От руки.

Семейная традиция.

Отец всегда подчеркивал важность подобных писем и знаков внимания, в особенности, когда все делается электронно.

Он говорил: “Письма, написанные от руки, всегда хранят тепло рук и жар сердца того, кто их написал…”

Если честно, у меня иногда рука отваливалась подписывать от руки открытки всем членам семьи, но так уж повелось в нашей семье, и традиции нарушать нельзя.

Поскольку я был опекуном Аделины, официально до ее совершеннолетия, то и ей тоже полагалась открытка. Что писал, сам не помню. Скорее всего, общие фразы. Открыл, ага… Да. Точно. Общие вдохновляющие фразы.

Но все открыточки одна к одной, за несколько лет, перевязаны ленточкой.

А это? Оооо… Это же та самая ручка, перьевая, от Dupont, с покрытием из 18-каратного золота.

Я подарил ее Аделине в первый день ее испытательного срока. Она показала себя достаточно внимательной, непредвзятой. И верной, на фоне очередной продавшейся помощницы. Этого хватило, чтобы взять Аделину на работу.

В этом порыве сентиментальности было, пожалуй, больше, чем разумного понимания. Ведь мне пришлось самому обучать неоперившегося птенчика всему, и по сути, первое время, я пахал сам на себя, наравне с Аделиной.

Но зато какая элегантная и беспощадная соколица из нее получилась! Загляденье просто…

А это?

Сам не заметил, как улыбнулся.

Билеты на самолет.

Наша первая зарубежная командировка.

Тогда Аделина прошляпила бронь на свой номер, пришлось селить ее у себя в номере, в гостиной.

Это и еще много всяких приятных мелочей, собранных за годы работы вместе.

Я бы даже сказал, памятные вехи нашей совместной работы.

И это она назвала мусором, херней?

Если честно, я и не подозревал, что Аделина эти вещицы хранила. Но узнал и испытал ничем необъяснимую горечь, что она захотела это выкинуть небрежно.

Как-то обидно стало.

***

Спустился на кухню и едва не задохнулся от запаха горелого. Аделина сидела за планшетом, невозмутимо выбирала новую брендовую сумочку…

— Аделина, у тебя… тут горелым воняет!

— Простите, немного сожгла мясо.

— Немного? Этот черный кусок угля ты называешь мясом? А это что…

В соседней кастрюле лежала какая-то белая, слипшаяся масса. Отдаленно напоминало рис. По крайней мере, эта гадость могла быть рисом.

— Я предупреждала, что не умею готовить! Вы не слушали, — вскинула подбородок, посмотрела с вызовом и блеском в глазах.

Ах, так… Это был вызов! Перчатка брошена!

— Ужин на двоих, моя дорогая. Ты тоже будешь есть приготовленное тобой.

— А у меня сегодня… день разгрузочный!

— Устроишь его себе завтра! — отрезал я. — Теперь давай приготовим что-нибудь реально съедобное.

— Говорю же, не умею, — заалели щеки.

— Не верю. Все умеют готовить. Хотя бы что-то. Давай подумаем…

— Яичница. Вареная куриная грудка и гречка — потолок моих кулинарных талантов. Еще салат. Огурец, помидор.