Следы на битом стекле (СИ) - Нарская Рина

Видя, как искренне он теряется, буквально не знает, куда себя деть, я решаю оставить эту тему и перехожу на более нейтральную:

— О, а я знаю, как это называется! Это щуп, правильно?!.

**

Этим вечером я снова живу: смеюсь, визжу от восторга, кружась на плече у Артёма, которого успела мазнуть по носу машинным маслом, сражаюсь за бедного котёнка с Алексом, питаюсь пиццей и колой и деру глотку душевными песнями…

В гаражном «Клондайке» Артёма находится даже гитара, и мы в три голоса орём «Сансару», «Хочешь сладких апельсинов» и бог знает что ещё — до тех пор, пока, озабоченная моим долгим отсутствием, не звонит мама.

И Артём заводит «Карину», чтобы довезти меня до дома.

*Он*

Здарова, пройдохи. Смотрите, кто тут у нас… Это Кот. Я хотел объявить конкурс на лучшее имя, но подумал — пошло всё… ну, вы поняли куда… носки курить. Это просто Кот. Чёрный одинокий котяра. Просто мелкий ещё. Сегодня будет самое унылое видео, можете начинать точить пальчики под гневные комментарии… Я расскажу вам одну до соплей пронзительную историю… Вы всё ещё со мной? Тогда слушайте сюда…

Глава 11

*Он*

Суббота. Я, моя новая хрустящая рубашка, родственница намбер ван, дядя Славик, Ляля за большим обеденным столом. Чинно запихиваем в себя печёных, видать, прямо в раскалённом песке, кальмаров, делая вид, что это вкусно, и зубоскалим друг другу, словно больше никогда не увидимся.

— Кстати, Алекс, — матушка промокает губы салфеткой и деловито приподнимает брови. — Давно хотела спросить, ты куда-то поступать вообще думаешь?

Я выстреливаю пальцами себе в висок.

— Что такое? Я что-то не то сказала?

— Извини, ма, просто только вчера отчитывался перед Спамершей.

— Перед кем?

— Неважно. В общем, я, скорее всего, сначала в армию схожу…

— Что?! — довольно натурально пугается она. — Ты с ума сошёл? Даже не вздумай. Ты потратишь в пустую год…

— Чуть побольше, ма. Я планирую по контракту.

— Что?! Ты шутишь?! Слав, скажи ему, что это полный бред…

— Послушай, Алекс, — берёт слово дядя Славик. — Если ты насчёт поступления беспокоишься, то не переживай, я, если что, помогу…

— Воу-воу-воу! — прерываю я, не выдержав кислого душка лицемерия в кондиционированном воздухе. — Полегче, родственнички! Я ещё вашего приглашения на сегодняшний обед не пережил.

Лица матушки и дяди Славика темнеют, они переглядываются, Ляля же, уставившись на меня, замирает с вилкой в зубах.

— Николина, ты поела?! — срывается на ней матушка. — Иди наверх, взрослым нужно поговорить!

— Но я не маленькая, мааам… — недовольно тянет Лялька, однако, взяв с меня слово обязательно зайти к ней после сеанса пюрирования мозга, послушно убегает к себе в спальню.

— Что за сарказм, Алекс, я не понимаю! — Я выдерживаю убийственный холод синих, как ледники Арктики, глаз. — Почему, когда тебе предлагают поддержку, ты ведёшь себя, как какой-то неблагодарный?..

— Ну ладно, хватит, — дядя Славик накрывает её увенчанную камушками руку своей мясистой ладонью. — Я думаю, Алекс не глупый парень, сам всё осознает, впереди ещё год. Но, если что, ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь, — добавляет, обращаясь уже ко мне.

Произнесённые тягучим участливым голосом, его слова надолго повисают в воздухе.

Но в тяжёлом взгляде под нависшими веками я так и не нахожу им подтверждения.

**

— Чего они до тебя докопались? — бунтует сестрёнка, когда я, насытившись сполна и кальмарами, и всем остальным тем более, поднимаюсь в её сиренево-бело-рюшечный, как у диснеевских принцесс, «будуар».

Прохожу к царскому, размером с мою комнату, ложу, падаю на лопатки поперёк него. Воссидающая там же в горе мягких игрушек Лялька прячет пол-лица под капюшон любимой толстовки и беспощадно теребит ухо как-то подаренного мною Микки Мауса.

— Беспокоятся о моём будущем, — выдыхаю я, умолчав о том, что это будущее волнует их лишь с точки зрения вероятной угрозы для общесемейной репутации.

— Не уверена, — задумчиво бормочет она.

И тут я замечаю кое-что, вызывающее у меня ряд вопросов, одним резким движением подцепляю сестрёнку за руку и по локоть задираю ей рукав.

— Это что? — перевожу взгляд с тонких полос на полупрозрачном запястье в «арктические», как у мамы, глаза.

— Ничего! — Она выкручивается из хватки.

— Отлично, тогда всего хорошего! — Подрываюсь на выход, но, ожидаемо, даже до двери дойти не успеваю.

— Стой, Алекс!!! Ну, ладно… Только не ругайся, пожалуйста...

Заваливаюсь обратно. Она подползает и уютно устраивается на моей груди.

— Из-за пацана? — шепчу, обезоруженный её тёплыми объятиями.

— Угу.

— Дурында ты. Ни один пацан, поверь мне, этого не стоит. А ты потом будешь жалеть… Кстати, надо тебя с одним типом познакомить.

— С кем это?

— Да так... Он тоже такой чухнёй маялся. Теперь пришлось себе все руки татухами забить, чтобы не выглядело зашкварно.

— Это который Мистер он, что ли? Сева?

— Ты откуда знаешь?

— Видела. Он как-то сам их засветил. На одной из первых твоих видюх, где вы оба в футболках со Спанч Бобами, кажется.

— У Севы Патрик был, — вспоминаю я. — Стоп… ты что, все мои видосы пересмотрела?

Хитренькие глазёнки мгновенно снимают вопрос, и я отваливаюсь обратно.

— Кстати, его что, нет в "ВК"?

— Кого?

— Ну, Севы твоего.

— А что, очень нужен?

— Ну, вообще, да… помнишь, я говорила, что у нас полгимназии девчонок в тебя влюблены? Так вот, вторая половина умирает по твоему Севе.

— Отлично! — запрокидываю, на сколько это возможно, голову, прикрываю глаза.

От мыслей о том, чем сейчас, вероятно, занят сам Сева, неприятно сквозит в груди.

— Чего отличного? — Ляля возвращает меня к теме. — Так он есть где-нибудь?

— Нет.

— Что, даже в «Одноклассниках» его нет?

— Даже в «Одноклассниках».

— Блин. Засада. Тогда сам познакомишь… Познакомишь же? Обещай!

— Ладно, ладно.

— Чудненько!... Только сперва тебе придётся научить меня целоваться…

Выдав какую-то непереводимую игру слов, сестрёнка на время замирает, а, как только я дёргаюсь, зарывается в мою подмышку (на её счастье, благоухающую морозной грушей и чем-то там ещё — перед застольем матушка отправила меня прополоскаться с дороги) по самый капюшон. И для того, чтобы прощупать её наглое личико на предмет вменяемости, мне приходится насильно её из-под себя выковыривать.

— Ай-ай, ну Алекс, больно! — со смехом брыкается она.

— Надеюсь, мне послышалось? — заламываю её наконец, пригвоздив хрупкие ручонки по обе стороны от её головы к кровати. — Ты пожалуйста не подвергай меня изумлению, ладно?

— Да почему?! — скулит она. И выворачивается, а затем и садится, поджав под себя ноги. — Ну, ты же не старый дед, правильно, должен меня понять! Все девчонки уже давно всё умеют, а я ни разу ещё ни с кем... А с ними я не хочу, это, по-моему, тупо и противно… Ну пожалуйста, Алекс, я разве так часто тебя о чём-то прошу?! Ты же мой единственный близкий человечек, ты мой старший брат, к кому мне ещё обратиться, Алекс!..

— Вот именно, брат, — цежу я.

— Да что здесь такого? Вон Любку тоже брат целоваться научил!..

— Так иди и целуйся с Любкиным братом!

— Но я не хочу с ним, я хочу с тобой!

От душераздирающего вопля сотрясаются стены, и я мгновенно вспоминаю о находящихся, возможно, прямо за одной из них с перевёрнутыми стаканами родственничках — и тут же возвращаю себе пошатнувшееся самообладание.

Спружиниваю с кровати, ищу взглядом футболку, бейсболку и жилет, в которых приехал и которые, если мой воспалённый мозг мне не изменяет, оставил где-то здесь; нахожу их, живо переодеваюсь, но тут сестрёнка преграждает мне выход, привалившись спиной к двери.