Даниэла Стил - Все могло быть иначе
— Привет, Дэвид, давно не виделись, — сказала Кэрли печально.
— Да, это так, — ответил он, откровенно изучая ее.
— Я виновата перед твоим отцом. Когда он скончался, я не смогла с ним проститься.
На самом деле ей было обидно за упущенную возможность, хотя и слабую, повидаться с Дэвидом.
— Я услышала, что ты приезжаешь. Я…
Уголки его губ искривились в усмешке.
— И ты подумала, не захочу ли я вернуть былое, — закончил он за нее.
— Кажется, эта мысль приходила мне на ум пару раз.
— Ты думала, что вернувшись в свой родной город, я не захочу повидаться с тобой и с Итеном. Послушай, Кэрли, Итен мой лучший друг, а ты… — он пожал плечами. — Ты считаешь, что я забыл кем ты была для меня, Кэрли?
Она скрестила руки на груди:
— Время стирает все…
— Ты считаешь, что все, что произошло с тобой, правильно?
За слишком широкой улыбкой последовало ее радостное заявление.
— Я счастлива и довольна своим положением.
— Сомневаюсь, что в нем есть что-то общее со счастьем.
Последовало неловкое молчание.
— Что ты хочешь, Дэвид?
— Не знаю, — ответил он.
— У тебя есть что сказать, иначе бы ты не пришел.
— Ты так считаешь? Разве на каждый вопрос имеется простой ответ?
— Извини, — беспомощно заметила она, зная, что он хотел услышать.
— Боже мой, Кэрли, неужели ты думаешь, что после стольких дней, проведенных вместе, я не заслуживаю большего? Тогда и сейчас?
Она подняла руки, как бы защищаясь:
— Это было шестнадцать лет назад. Если ты приехал сюда в надежде увидеть меня раскаивающейся в собственном замужестве и в том, что я упустила возможность стать женой знаменитого писателя, то ты, Дэвид, зря потратил время. У меня нет возможности пересекать океаны на «Конкорде» или отдыхать зимой на островах в Греции. Однако я счастлива. Что еще тебе сказать?
Дэвид, криво улыбнувшись, потер подбородок:
— Откуда ты знаешь так много обо мне?
— Давай, Дэвид, выкладывай, — потребовала она.
Он заметил со вздохом:
— Черт возьми, если бы я мог. — Дэвид долго вглядывался в нее, будто он хотел еще что-то сказать, наконец, без слов повернувшись, пошел к калитке. Кэрли наблюдала, как он уходит. Она поняла, что вместо того, чтобы дать ему свободу в те прошедшие годы, она окружила его, как и себя, паутиной хитросплетений и несбыточных обещаний. Тогда она наобещала Дэвиду слишком много, правда, потом прислала письмо, в котором все свои обещания свела на нет.
Теперь ей представился случай расставить все по своим местам.
— Дэвид? — позвала она, забыв, что этим берет на себя ответственность хоть как-то наладить отношения между ними. Он остановился, взглянув на нее через плечо. Ветер подхватил его волосы и закинул их на лоб — перед ней промелькнул образ двадцатидвухлетнего парня, которого она любила и считала столь же необходимым, как воздух, которым дышала.
— Да?
— Не уходи, — выдавила Кэрли, проталкивая слова, словно комок, застрявший в горле. Впервые за многие годы она сделает что-то незапланированное.
— В чем дело? — Он возвратился.
Кэрли заколебалась.
— Почему ты пришел, Дэвид?
Резким, грубым движением он схватил ее, его пальцы вцепились в ее плечи.
— Чтобы отделаться от тебя, — вскрикнул он. Это признание с трудом вырвалось из него.
— Я больше не хочу думать о тебе. — Лицо Дэвида почти вплотную приблизилось к ней. — Больше не хочу вспоминать, что чувствовал, когда любил тебя. Не хочу сожалеть о том, что ты могла забыть все, что у нас с тобой было.
С неприязнью он отпустил ее и шагнул назад.
— Боже, клянусь, что не позволю этому повториться.
— Есть много такого, чего ты не знаешь, — сказала Кэрли. — Я была молода и боязлива, и верила, что то, что я делаю, хорошо для всех.
— Ты жалеешь, что вышла замуж за Итена?
— Я не позволяю себе говорить о подобных вещах.
— Чего ты испугалась, Кэрли? Меня? Ты думала, что я взбешусь, если ты скажешь мне, что спала с ним, когда я был в Нью-Йорке, или, что ты забеременела от него? Или думала, что я прикажу тебе убираться, считала, что сможешь овладеть Итеном тогда, когда захочешь?
Он убрал волосы со лба, и обручальное кольцо блеснуло в лучах утреннего солнца. Напрягшись, Кэрли выпрямилась во весь рост.
— Я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать, Дэвид, но если ты дашь мне шанс, мы сможем стать друзьями.
Дэвид начал что-то говорить, но она, подняв руку, остановила его.
— Друзья прощают обиды легче, чем любимые.
Он хотел что-то ответить, но она продолжила:
— Не потому ли ты сказал, что пришел сегодня сюда, чтобы найти возможность забыть меня?
— Было бы трудно думать о тебе как о друге, если бы все эти годы ты презирала меня, — как можно мягче сказал он.
— Заходи. Я приготовлю кофе, и мы сможем поговорить.
Кэрли отошла от двери.
— Или ты теперь пьешь чай? — где-то в ее подсознании прозвучало предупреждение.
— Лучше кофе, — сказал он, входя в дом.
— Американцы не умеют по-настоящему пить чай. Я не имею в виду вообще, а в конкретных случаях.
Она всегда мечтала посетить Англию или Францию, или даже Китай, посмотреть своими глазами, как живут другие люди.
— Тебе нравится жить в Лондоне? — это был наивный вопрос. Если не нравится, зачем же он там живет.
— Да.
— И давно ты там живешь?
— Семь лет.
— Я где-то читала, что твоя жена англичанка.
Кэрли точно знала, где читала о Виктории Монтгомери — в одном первоклассном журнале под названием «Европейская жизнь». Статья была об известных людях лондонского общества. Там была статья, иллюстрированная фотографиями, о писателе, пользующемся большой известностью, Дэвиде Монтгомери и его великолепной супруге, в девичестве Виктории Дегби, дочери лорда и леди таких-то.
— Ты только это имеешь в виду, Кэрли — чашку кофе и пересуды? Если так, то мне это неинтересно.
Она вздохнула:
— Так не пойдет, Дэвид. Тебе надо стать немного помягче.
Дэвид снял и передал ей пальто.
— Мой агент говорит, что наступит время, и я превращусь в сукина сына, — сказал Дэвид вместо извинения.
Кэрли, держа пальто в руках, подошла к платяному шкафу.
Сразу видно, что пальто очень дорогое. В какой-то миг она подумала, как было бы хорошо надеть это пальто, завернуться в него, чтобы задержавшееся тепло Дэвида обволокло ее. Вспомнилось, что учась в высшей школе, она иногда одевала университетскую куртку Дэвида, и это создавало такое необычное приятное чувство интимности, особенно, когда Кэрли сидела в классе и от нее исходило тепло ее собственного тела, перемешанное с ароматом одеколона, которым пользовался Дэвид.
