Бризин Корпс - Осколки
Люблю я Кубань. Ничего не могу с этим поделать.
Мы поочередно представились. Лиза как всегда назвалась Алисой, что вызывало у меня рефлекторное желание закатить глаза. Чего-чего, а этого я не выношу – все эти Алиса, Луна и прочие ванильные имяреки меня выбешивали похлеще политической обстановки в мире.
– Маш, стрельни мне сижку, – обратилась она ко мне шепотом. – У них наверняка должны они быть.
Сама она не могла это сделать. Не виню ее за это, не смеюсь над ней – у каждого, как говорится, свои тараканы в голове, что поделать? Да и забавно это в некотором роде – просить у людей курева, а потом отдавать его другому человеку.
Я уже готова была встать, как…
– Простите, – обратился к нашему девичнику Коля. – У вас не найдется сигаретки?
– А мы вот уже хотели у вас их стрельнуть! – повесив губы на уши, сказала я.
Николай, достав из протянутой Асей пачки сигарету, посмотрел на меня, также улыбаясь:
– Да что вы?
– Неловко как-то получилось.
– Так, а сколько вам лет? – спросил он, усаживаясь напротив меня и сбоку от Аси.
– Двадцать один, – ответила та.
– Восемнадцать, – качнула головой Лиза.
Ну а что, мне быть моложе их, что ли?
– Восемнадцать, – качнула плечами я. В принципе, это только на малюсенькую долю неправда. По сути, я слукавила меньше Аси, которая прибавила себе три года с копейками, и Лизы, прибавившей себе чуть менее года. Так как она родилась позже меня, посредством логических заключений можно сделать вывод, что в нашем коллективе я самая невинная в плане вранья сегодняшним вечером.
Далее следовали вопросы-ответы на темы обучения. Ася запихнула себя вкупе с Лизой в МГППУ, куда они только планировали поступать. Получалось, что она уже на третьем курсе. Меня определили в литературный институт имени Горького, куда я все намеревалась попасть, но все-таки раздумала, решив, что меня это в конечном счете вгонит в депрессию. Я также отказалась и от сдачи литературы в ЕГЭ, что практически совершенно лишало меня шансов куда-либо поступить. Но – ладно. В конечном счете меня никто не спросил касательно того, правда ли все это. А не отрицать информацию, которую говорит кто-то там (не ты лично), и врать – это разные вещи.
Удачно оправдавшись, я продолжила есть черешню, прихваченную с собой.
Коле оказалось девятнадцать, что вынудило Асю пожалеть о сказанной сгоряча цифре. Мне было как-то все равно, сказать по чести. Изначально решив, что и как, я просто сидела на заднем плане, пока эти две ловили каждое сказанное парнишей-с-набережной слово.
Бла-бла-бла, я жил в Америке. «Прекрасное произношение» – похвалила его Елизавета. Я закатила глаза.
Бла-бла-бла, я знаю английский, немецкий, французский.
Бла-бла-бла, я умею сочинять.
Нет, может быть, я судила его предвзято. Нет, может быть, заметив, как на него смотрит субъект моих собственных чувств, я начала ревновать и поэтому мне каждое его качество, высоко ценимое кем угодно, не нравилось крайне, вызывало у меня приступы нервозности и негодования. Но – боже мой, разве можно проэкзаменовать человека на знание того или иного языка? Я имею в виду, незнакомца на мостовой – разве можно? Он вполне мог выучить пару-тройку стандартных фраз, чтобы умело окучивать девиц, вроде таких, как мои спутницы. Знание языков (а в особенности, французского) поднимает тебя в глазах собеседницы. Только вот я со своей латынью… Мда.
Так или иначе, я не чувствовала ничего, кроме постепенно пронизывающего меня холода. Вина уже вскоре не осталось, так что согреваться мне было нечем. Все мои мысли кружились вокруг «надо пойти на мост – там теплее» и я раздражалась от того, что никто меня не слышит, что всем тепло и комфортно. Я пару раз вставала и бегала по каменным ступеням.
– Как в человеке может быть столько энергии?! – наигранно, по-актерски как-то восклицал Коля, обращаясь к своим друзьям.
«Как в человеке может быть сорок три килограмма и желание сбросить жир, бегая туда-сюда?» – думала я тем временем.
Друзья Коли, с которыми мы вскоре познакомились, использовали мою колонку для воспроизведения довольно живенькой музыки, под которую я носилась по набережной как угорелая.
– Эй, – окликнула меня Ася, прикоснувшись к плечу, когда я наконец-таки снова села. Рядом не было Коли, Лиза не слушала. – Что с тобой?
– Мне холодно, – грубо ответила я. Когда мне некомфортно, я начинаю реагировать на внешний мир, как Цербер. Сама того не желая, я становлюсь ужасно противным человеком. – Я уже полчаса или час твержу – пойдемте на мост, мне холодно. А мы сидим тут!
– Ты думаешь, на мосту будет теплее?
– Я знаю, что там будет теплее, – пронзая взглядом, ядовито парировала я.
Ася промолчала. Я заметила, что Лиза уже слушает, а Коля бродит где-то рядом. Меня буквально шатало от ненависти к окружающим. Почему, черт возьми, никто не хочет пойти на мост?! Мне холодно!
– Вот поэтому мы и не можем быть вместе… – тихо сказала Ася.
Я никогда не думала, что что-то снова причинит мне такую сильную, пронзающую сердце острой иглой, боль. Я-то думала, что теперь ничто не свете не заставит меня страдать. Я думала, что докатилась до стадии полной бессердечности. Но…
Но эти несколько слов обернулись веревкой вокруг шеи и тут же затянулись петлей, отчего в горле появился ком, горький, примерно как лимонные семечки.
– Ты вот именно сейчас решила поднять эту тему? – я посмотрела на нее глазами, в которых она не могла бы прочесть ничего, кроме злости. Ночь не позволяла ей видеть мою боль.
Она пожала плечами и отошла.
И вот я осталась в компании Лизы и Коли. Лиза курила свой Marlboro, делая вид, что ничего не слышала.
– Дай, пожалуйста, – попросила я, протянув руку, когда Лиза собиралась сделать новую затяжку.
Она посмотрела на меня так, словно я не затяжку делала, а взрывала метро – в них читалось и удивление, и непонимание, и доля опасения.
* * *
– И где Петр? – интересовался Сева, пока мы сидели в мосту и пили чай. Спрашивал он это, понятное дело, не у меня, а у своего товарища, Матвея.
– Я не знаю, – не поднимая от планшета глаз, ответил он. – На звонки он не отвечает, поэтому фиг знает.
– Я пока в туалет ходила, видела кого-то на скамье, – вставила я. – Мне показалось, что этот спящий человек похож на Петю, но толкать не решилась – вдруг не он.
– На скамейке?
– Ну да, по дороге в туалет.
– Ну там его уже нет, – снова подал голос Мотя, все также смотря лишь в экран и никуда больше. – Я недавно там проходил – никого.
– Ушел, значит, – подвел итог Сева. – Вот куда только? Нам бы уже пора двигать – мне на работу скоро.
– Ты прям сразу на работу пойдешь? – удивилась я, отхлебывая из крышки термоса горячий чай и протягивая ее собеседнику.
– Ну да.
– Кем ты работаешь?
– Да… программистом. На Шаболовке.
Мы помолчали.
Я кинула взгляд на стоящих за стеклом Асю и Лизу. Рядом с ними мельтешил Миша, недавно пытавшийся меня облапать и напоить моей же текилой.
– Надоедливый он какой-то, этот Михаил, – пробубнила я. Сева посмотрел сначала на меня, а потом, проследив за моим взглядом, сказал:
– Да, какой-то он… навязчивый. Не могу я понять таких людей.
– Не люблю их.
– Угу, – Сева снова отпил из крышки, опустошив ее, и протянул мне, чтобы я вновь наполнила. Миссия – выпить весь термос. Accepted.
– Я уже есть хочу, – сказал он немного погодя. – Так, давай, Моть, ищи Петрардо, и пойдем уже хавать, – Сева встал с подоконника-для-сиденья.
Я посмотрела на Асю за стеклом.
– Чем он только ее так привлек… – вслух подумала я.
Сева снова посмотрел туда, куда и я.
– Кто? Коля?
Я кивнула.
– Ну он на всех так действует, – он снова сел рядом и протянул руку за чаем. – Но он петух, понимаешь? То есть он… ну блин, покрасуется-порисуется, пособлазняет. В общем, эта, как там ее… Ася?.. ну пусть она не надеется. То есть, ничего из этого не получится.
– Как всегда, – хмыкнула я, ощутив внутри всполох злостной радости и горькой печали. С одной стороны, О ДА ОНА НЕ БУДЕТ С НИМ. С другой, когда же она будет счастлива?
А мне ничего на свете не хотелось так сильно, как ее счастья.
Я смотрела на нее. Она не видела этого, продолжая говорить с Лизой и пытаясь спровадить Мишу подальше. Я видела, как она себя чувствует. Каждое ее движение полнилось энергией и счастьем. Ей было радостно. Она встретила человека. Он ей понравился. Взаимно (как казалось ей). И они провели какое-то время вместе на мосту, как я узнала. Но…
Но у них ничего не выйдет.
Я сидела и думала, что хотела бы помочь ей с этим – стать человеком, который сможет унять ее боль, полностью впитав ее, словно губка. И мне было горько, потому что я понимала, что это не в моих силах. Я просто не знаю, как и чем я могу (могу ли вообще?) помочь.