Жаклин Филлипс - Нежные сумерки
— И ты еще любишь ее? — спросила Дороти у языков пламени.
— Нет. — Она почувствовала на себе его взгляд. — А ты еще любишь Ральфа?
Дороти подняла глаза и встретилась с его.
— Нет, — сказала она. — Больше нет.
Сумерки вокруг них сгущались. Дороти придвинулась поближе к огню. На ней был джемпер, но все равно холод давал о себе знать. Увидев, что она зябко ежится, Гатри принес свой толстый шерстяной свитер.
— Вот, надень, — сказал он. — Я так и знал, что ты не возьмешь с собой ничего теплого, и прихватил один из моих свитеров.
Дороти с благодарностью натянула его. Он был теплым и длинным, и она сразу почувствовала, как согревается в нем.
— Прекрасный свитер, спасибо. — Дороти неожиданно почувствовала какую-то необъяснимую застенчивость. Она поправила на себе свитер, представляя, как он выглядел бы на высокой худощавой фигуре Гатри. При этой мысли она посмотрела на него и заметила растерянность, тревогу и смущение — чувства, очень знакомые ей в последнее время.
Гатри разгреб угли, пристроил на них чугунную сковороду и принялся жарить бифштексы. Затем он снова развел костер, и они ели, глядя на языки пламени. Дороти была мало занята едой, она думала, как тепло и комфортно в его свитере и как еще теплее и комфортнее было бы в его объятиях.
Затем они сидели и смотрели, как из-за горизонта с удивительной быстротой поднималась луна, как ее плоский желто-золотой диск постепенно становился все четче и ярче. За пределами пространства, освещенного дрожащими языками костра, было совсем темно. Чувства Дороти обострились невероятно. Она смотрела, как хлопотал у костра Гатри, устанавливая котелок, чтобы вскипятить еще воды, и когда он поднял лицо, сердце девушки сжалось от внезапной ужасной мысли — она была влюблена в него.
Это было вовсе не безрассудное увлечение, которое охватило ее с Ральфом. Это была спокойная уверенность, что вот тут, возле костра, на берегу тихого озера, она нашла свою вторую половину. Глубина этого чувства потрясла Дороти.
— Что-то ты молчишь? — Голос Гатри вернул Дороти к действительности. — О чем ты думаешь?
О тебе! О том, как сильно я люблю тебя. О том, как я хотела бы лечь прямо на твердую землю возле тебя, обнять, и чувствовать, как твои руки ласкают меня, чувствовать вкус твоих губ на своих. Я хочу, чтобы ты обнял меня и сказал, что никогда не отпустишь.
— Я… Я думала, хорошо бы, чтобы дядя Стив был здесь, — соврала она.
Гатри подбросил в огонь еще одно полено.
— Он бы обрадовался, узнав, что ты приехала.
— Трудно поверить, что ты знал его лучше меня, — проговорила Дороти, вертя в руках листик. Сможет ли она признаться Гатри, что любит его? Сможет ли когда-нибудь?
— Не думаю, чтобы кто-нибудь по-настоящему знал Стива. Я был знаком с ним только в течение последних полутора лет. Я впервые увидел его после смерти отца, и мы стали со Стивом партнерами. Только тогда я понял, какой он хороший человек. — Он помолчал, потыкав палкой угли. — Он, кстати, просто обожал тебя.
— Так если ты знаешь, что он обожал меня, почему ты не допускаешь, что он хотел оставить мне Биндабурру?
Гатри кинул свою палку на угли и поднялся.
— Нет, — сказал он. — Прости Дороти, но Стив этого не хотел. Он собирался оставить Биндабурру мне.
Дороти тотчас пожалела, что затронула эту тему. Она забыла, что представляла реальную угрозу планам Гатри. Он мечтал, чтобы Биндабурра полностью стала его собственностью, но этого не могло случиться, пока она останется тут.
Как она могла остаться, зная, что он мечтает, чтобы она уехала?
Как она могла уехать, зная, что никогда больше не увидит его?
Дороти лежала в спальном мешке, разглядывая ночное небо. Никогда еще она не видела столько звезд. Их было так много, и они были так ярки! Млечный Путь тянулся, словно светящаяся дорожка, прекрасный, таинственный, но невероятно далекий и равнодушный к ее отчаянию. Дороти заметила его слабое отражение в водной глади озера.
Гатри лежал неподалеку, за ним призрачно возвышались бледные стволы эвкалиптов. Трудно было сказать, спал он или нет. Было слышно только ровное мерное дыхание.
Почему именно он? Почему на его месте не мог бы быть кто-нибудь, вроде Ральфа, чей мир она могла разделить, для кого она не был бы помехой, кто любил бы ее и заботился, кто не оставил бы ее лежать тут в одиночестве под звездным небом…
Далеко вверху вспыхнула падающая звезда, Дороти закрыла глаза и загадала желание: проснуться утром, свободной от этой любви к Гатри. Но тут же ей захотелось, чтобы он повернулся и протянул с улыбкой руки навстречу ей, чтобы он притянул ее к себе, и они занимались любовью под луной, а потом она заснула в его объятиях, чувствуя себя в покое и безопасности.
Где-то далеко завыл динго, и вдруг Дороти показалось, что ее желание вот-вот сбудется: Гатри поднял голову и поглядел на нее. Пусть он улыбнется, молила она про себя. Пусть он протянет руки ко мне и притянет меня в свои объятия;
Но он только лишь слегка приподнялся на локте.
— Тебе хорошо? — тихо спросил он.
Дороти разочарованно вздохнула.
— Да, все прекрасно, — проговорила она с трудом.
— Ты не замерзла?
— Нет.
Ей показалось, что Гатри собирался сказать еще что-то, но в конце концов он улегся обратно, и снова воцарилась тишина.
Почему она ничего не сказала ему? Дороти повернулась на бок и подумала, что все к лучшему. Она не могла навсегда остаться в Австралии, к тому же было очевидно, что Гатри не испытывал к ней особо нежных чувств. Так какой смысл в ее признаниях? Так хотя бы ее гордость не пострадала. Но эта мысль не сделала Дороти счастливее. Она солгала, когда сказала Гатри, что все было прекрасно. Все было очень плохо.
6
Разве любовь должна приносить страдания? — горестно думала Дороти, когда они возвращались домой на следующий день. Гатри подробно рассказывал, как идут дела в Биндабурре, и Дороти стоило огромных трудов изображать интерес. Постепенно между ними снова возникло отчуждение. От вчерашней счастливой умиротворенности не осталось и следа, лишь горькое чувство отчаяния.
Они вернулись в усадьбу к концу дня, успев осмотреть лишь небольшую часть огромного имения. Трактор подкатил к ступенькам веранды, и Гатри выключил двигатель. В первый момент никто из них не двинулся с места. Воцарилась напряженная тишина, а затем они одновременно заговорили и смущенно замолкли.
— Что ты говоришь? — спросил Гатри.
Но Дороти не могла найти нужных слов, чтобы выразить, что значило для нее это путешествие. Она надолго запомнит эти бескрайние просторы, ослепительное солнце, песчаные дюны и свою безнадежную любовь к этому человеку.
