Мэй Сартон - Преображение любовью
— Теперь вытрись и надень вот это, — приказал он, подавая купальный халат. — Потом спускайся вниз.
— А можно мне лечь в постель? — умоляла Элис. — У меня ужасно болит голова.
— Делай, что тебе велят. Снимай скорее мокрое платье.
— Сделай это ты, — попросила она.
— Если я прикоснусь к тебе, то только для того, чтобы отшлепать, как ты того заслуживаешь.
— О, дурачок, — и она захихикала. Но у Титуса, казалось, пропало чувство юмора и он, рассердившись, начал трясти ее так, что с разметавшихся волос во все стороны полетели брызги. У нее зубы стучали от холода, а от тряски голова разболелась еще сильнее, но яростный блеск в его глазах изгнал из нее остатки похмельного дурмана.
— Оставь меня, — крикнула она.
— Ты переоденешься?
— Да.
— Поторопись. Я хочу поговорить с тобой. Он вышел, а Элис сняла мокрую одежду и несколько минут простояла под горячим душем, потом переоделась. Она надела пижаму и старый халат Титуса, в который завернулась, как в плед, намотала полотенце на мокрые волосы и сошла вниз.
— Садись сюда.
Он разжег камин в гостиной, но шторы были открыты и в окна проникал утренний солнечный свет. Элис зажмурилась, совершенно потеряв представление о времени. Она пыталась вспомнить, что произошло ночью, но в памяти был провал.
— Выпей это.
Она села в кресло у камина, и он протянул ей чашку очень крепкого, горячего кофе.
— Можно немного молока?
— Замолчи и пей!
Она замолчала, подавленная его гневом.
— Зачем ты ушла и так напилась? — спросил через некоторое время Титус. Не могла придумать более взрослого способа проявить свои чувства?
Она отхлебнула кофе, поглядывая на него поверх чашки.
— Ну, тебе нечего сказать? — зло спросил Титус.
— Ты просил меня молчать, — заметила она, не сумев скрыть самодовольства в голосе, все еще ощущая опьянение.
Он сделал угрожающий шаг в ее сторону, и ей в эту минуту показалось, что он готов ударить ее. Но он только сжал кулаки.
— Зачем ты ушла и так напилась? Он сел в кресло напротив, и Элис стала разглядывать его, пытаясь собраться с мыслями и оценить его состояние. Он был зол, это правда, но здесь было что-то еще. Осторожно подбирая слова, она сказала:
— Когда эта женщина позвонила сегодня вечером, вчера вечером и начала… начала приказывать…
Она поставила чашку и приложила руки к ноющей от боли голове.
— Я так разозлилась, чувствовала себя такой несчастной. Я хотела только одного — уйти, уйти подальше от этого дома. Ты можешь понять?
Он злобно посмотрел на нее.
— Ты могла остаться и выслушать меня, вместо того, чтобы вести себя как школьница, потерявшая своего первого парня.
Он нетерпеливо взмахнул рукой, потом провел ею по волосам.
— Мне кажется, я слишком многого ждал от тебя.
— Да будь ты проклят, — набросилась она на него, внезапно загораясь. Когда эта женщина сказала, что ты всю жизнь будешь делать то, чего ей хочется, тогда у меня появилось право уйти из дома и шататься, где захочу.
— Она так сказала? — произнес Титус, глубоко вздохнув.
— Да, сказала. — Элис наклонилась вперед, глядя на него в упор. — Это правда?
Он ответил не сразу, сжал ладони и поднес их к губам, словно стараясь удержать слова, которые не хотел произносить.
Потом встал и начал ходить по комнате. Он всегда казался слишком большим для этого дома, но сейчас был похож на зверя в клетке, загнанного и злого. Остановившись перед ней, он посмотрел на нее сверху, его лицо исказилось.
— Случилось это давно, так давно, что я почти забыл об этом. Но сейчас я вынужден рассказать тебе все.
— Вынужден? А не потому, что хочешь?
— Нет! — ответ был очень категоричен. — Я надеялся, что никогда не придется тебе об этом рассказывать, но сейчас у меня нет выбора.
Нагнувшись, Титус взял ее за руку. Пытался он этим жестом придать силу ей или себе, или им обоим? Элис встала, крепко сжав его руку, глядя прямо на него. Ее руки слегка дрожали в ожидании того, что он скажет. Но он был спокоен, глаза холодны. Неужели это действительно что-то ужасное, как же тогда она это перенесет? Свободной рукой она быстро коснулась его губ.
— Нет, не говори, я не хочу знать.
Но Титус покачал головой.
— Ты должна знать. Выбора нет. Сейчас нет. — Он сжал зубы. — Извини, я бы все сделал, чтобы не причинять тебе такой боли, — выпалил он. — Я знаю, что это огорчит тебя и на какое-то время испортит наши отношения, но верь мне, дорогая, я пытался уберечь тебя от этого, но, как видишь, не смог. — Обеими руками он взял ее руку. — Я только прошу выслушать меня, а потом мы вместе решим, что делать. Если ты меня достаточно любишь…
— Это можно решить? — прервала она его и вдруг улыбнулась. — Значит, это не так страшно. О'кей, я слушаю.
Она сняла полотенце с головы, отбросила его, волосы упали ей на плечи.
Он взглянул на нее с любовью, но все же сказал грубовато:
— Ты сначала выслушай. — Он положил руки ей на плечи. — Элис, у меня есть сын.
Он почувствовал, как она вся напряглась, лицо ее на мгновение стало скорбным, похожим на маску, она передернула плечами, пытаясь совладать с шоком. Внутри у нее происходила борьба, но все же она смогла выдавить из себя:
— Что ж, в наши дни это не возбраняется. Я так понимаю, что Камилла — его мать?
— Да. Это случилось, когда мы были студентами. Была вечеринка, вроде той, на которую, как я представляю, ты попала прошедшей ночью. Мы отмечали окончание первого года учебы, слишком много выпили и, ну, ты можешь догадаться, что случилось. Я уехал в Египет на все каникулы, а когда вернулся, то узнал, что Камилла на четвертом месяце беременности.
— Она хотела, чтобы ты женился на ней? — спросила Элис.
— Да, но я отказался, — сказал он сдержанно. — У меня хватило здравого смысла понять, что пьяные полчаса не могут стать основой для семейной жизни. Мы едва знали друг друга, и нам было только по двадцать лет. Ни у одного из нас не было денег. Она настояла на том, чтобы сохранить ребенка, я согласился. Я нанялся подрабатывать ночным барменом, чтобы она могла получить диплом, помогали и ее родители. Камилла сказала, что собирается отдать ребенка на усыновление, но когда он родился, решила его оставить у себя. Я опять согласился. К тому времени я узнал ее достаточно и понял, что ни за что на ней не женюсь. Поэтому ее мать присматривала за Тимом, пока Камилла не сдала последний экзамен, потом они вернулись в родной город.
— Тогда все кончилось? — Элис озадаченно посмотрела на него.
— Да, но я обязался материально помогать ей в течение восемнадцати лет и поддерживал с ней отношения — все-таки Тим мой сын. Спустя год или чуть больше Камилла написала, что встретила человека и живет с ним. Они собирались вместе воспитывать мальчика, и она не хотела, чтобы я больше виделся с ним. Она писала, что хочет начать новую жизнь, забыть меня и прошлое.
