Марти Леймбах - Умереть молодым
Но мать упорно считала, что я могла, должна была стать одной из тех исторических особ, живших только на страницах журналов. Она настойчиво добивалась от меня ответа на вопрос, каких высот я хочу достичь, на что нацелена, каковы мои следующие «шаги». Что бы ни происходило в мире, – самым важным оставалось обсуждение этих «ключевых вопросов». Она неодобрительно качала головой и бросала сердитые взгляды, если заставала за очередным сериалом. От ее бдительного ока нельзя было укрыться даже в ванной, и там она преследовала меня своими рассказами об успехах других дочерей, об их удачных замужествах, о том, чем они прославились. Она истязала меня расспросами о том, что я собираюсь делать, каковы мои планы. Изводила упреками, что я трачу деньги на дорогие духи, хотя прекрасно знала, что я их ворую. Сначала я собиралась прожить дома до начала следующего семестра, надеялась, что на этот срок у меня хватит сил игнорировать ее злобные попытки «наставить меня на путь истинный».
Так продолжалось около трех недель. В тот день я сидела за столом в крошечной кухне, в которой негде было повернуться – столько в ней помещалось всяческих приспособлений, чтобы сэкономить пространство: кофемолка, прикрепленная к нижней полке шкафчика, мини-холодильник, стенные шкафы со специальными углублениями для посуды, передвижной столик для завтраков… – и слушала, как мать изрыгала проклятия на головы молодых особ, которые живут растительной жизнью, не заботясь о завтрашнем дне. При этом высказывались предположения, что сама она могла бы найти более достойное занятие, чем попусту тратить свое драгоценное время на соседей, неблагодарных друзей и дальних родственников. Опыт шестидесяти четырех лет ее собственной жизни при этом, конечно, в расчет не принимался. Она сновала по кухне между раковиной и холодильником, а я ждала, когда ее обличительная речь коснется и моих неудач; сейчас она популярно объяснит мне, почему я обречена прожить всю жизнь в таких вот типовых квартирках, в непосредственной близости от аэропорта, под завывание реактивных двигателей.
Я изучала раздел объявлений в бостонском «Глобе» с верой человека, молящегося о выздоровлении, и надеялась отыскать здесь ответ на вопрос, как изменить свою собственную, очевидно, «впустую растраченную» жизнь. И в этот момент наткнулась на объявление Виктора: короткое, четко сформулированное и содержащее всю необходимую информацию. Он писал, что болен, и просил откликнуться любого человека, который согласился бы ухаживать за ним; взамен предлагал жилье и небольшой заработок. Итак, пока моя мать потрясала над моей головой веничком для взбивания белков, и предрекала бесславный конец моей никчемной жизни, я решила: лучше жить с кем угодно, больным или здоровым, – только не с ней. Видите, как бывает?
К тому моменту, как наши жизни пересеклись, Виктор всего неделю как выписался из онкологического отделения Массачусетской окружной больницы. Он твердо решил устроить свою жизнь так, чтобы в дальнейшем никогда не иметь дела с врачами. Он устал бороться со своей болезнью, потерял веру в то, что поправится, так как каждый год проводил в больницах все больше и больше времени. Все друзья, узнав о его планах, в один голос принялись уговаривать его не бросать лечения. Они столь пылко переубеждали его, так громогласно излагали свои аргументы, что испуганные медсестры бросались к нему сломя голову, думая, что он умирает. Пламенные речи друзей не поколебали принятого решения, но убедительная сила их аргументов привела к полному взаимному отчуждению. Дело кончилось тем, что Виктор строго-настрого запретил пускать к нему посетителей. Точно не знаю, о чем думал Виктор в долгие недели и месяцы, проведенные в больнице, почему так решительно отказался от дальнейшего лечения. Как-то раз он объяснил мне, что не желает больше вести борьбу за выживание, считая ее бессмысленной; полагает, что лучше предоставить болезни возможность развиваться своим ходом, чем «прозябать в болезни», как он выразился. Последние годы он столько времени провел в больнице, что собственное тело стало казаться ему чужим. Оно скорее принадлежало больнице, белоснежным палатам, стерильным трубкам и сонму врачей, чьи стетоскопы столь же точно указывали на их положение в обществе, как медицинская карта Виктора – на его состояние. Поэтому, конечно, у Виктора созрело желание одержать над ними победу, разогнать всех этих докторов в белых халатах и вырвать свое тело из их цепких лап, пусть даже ценой собственной жизни. Виктор весьма убедительно объясняет, что инстинкт самосохранения жив в человеке только тогда, когда он ощущает себя личностью.
Выйдя из больницы, Виктор изменил номер своего телефона и позаботился, чтобы он не значился в телефонных справочниках. В университете на регистрационной карточке написал вымышленный адрес и стер свое имя с почтового ящика. Мне, честно говоря, трудно представить, как можно отважиться на такую полную изоляцию от окружающего мира, проявив при достижении своей цели просто поразительную изобретательность и маниакальное упрямство. Правда, Виктор был болен уже не один год. Забыла, когда у него обнаружили лейкемию, но он тогда еще учился в колледже. В те годы Виктор был уверен, что если поставить перед собой цель и проявить настойчивость, то можно завоевать весь мир; он самоуверенно считал, что изменения, происходящие в клетках крови, можно победить так же, как первокурсник одолевает физику или справляется воскресным утром с похмельем.
Как-то ночью, сидя у костра, который разожгли на берегу моря, мы с Виктором вспоминали все те значительные и незначительные события, благодаря которым очутились в Халле.
– Ты умница, – говорил мне Виктор, – не пытаешься командовать мною. Не мешаешь управляться с болезнью, как мне того хочется. Всю жизнь родители держали меня под каблуком. Борьбе за господство надо мной отдавали все свои силы. У матери было важное преимущество: она не работала. А, кроме того, она обладала прекрасным чувством юмора, в ее голосе всегда звучали жизнерадостные нотки, казалось, что она вот-вот рассмеется. Она была остроумна, благодаря чему ей многое удавалось, – в том числе и наладить со мной отношения. Папа был постоянно занят: то встречи с адвокатами, то с ответчиками. Его работа была связана с предъявлением исков на недвижимое имущество, только благодаря его усилиям и сохранялось наше благосостояние. Денежные сделки, земельные участки, управление имуществом, опека… не знаю, что еще. После смерти матери он запил. Но продолжал сражаться со своими ответчиками и налоговыми инспекторами. Когда я заболел, он совсем потерял голову, бросал деньги на ветер, делал какие-то безумные покупки. Приобрел, например, вертолет…
