Ирина Дробков - Не было бы счастья...
— А детей куда? — вырвалось у меня.
— Кого куда. С родителями их редко оставляли. Но моим повезло, и вдвойне... Бабушку взяла к себе одна фермерская семья, а маму определили туда нянькой к двухлетнему сыну хозяев, хотя ей самой тогда было всего семь лет.
— После войны мама и бабушка остались здесь. Ехать им было некуда. — Павел помолчал. — Дом совсем маленький. У каждой семьи было по комнате, две на втором этаже и еще одна вместе с общей кухней на первом. Представляете, как мы ютились? Но жили дружно. Совсем другое время было, что-то ушло, и, я думаю, навсегда. Теперь люди уже не могут так жить... Хотя, может, и правильно...
Павел сидел вполоборота ко мне, глядя на море отсутствующим взглядом. Мне показалось, что сейчас он был там, в своем детстве. Что он видел, о чем думал, хотелось бы знать, но, наверно, это было очень личное — я бы никогда не посмела спросить...
— Поселок совсем опустел. Всего-то осталось четыре дома, в которых еще кто-то живет... — задумчиво, словно сам с собой, произнес Павел и снова замолчал.
Я услышала в его словах грусть и тоже молчала, не желая нарушать его мыслей.
— Все-таки странно... почему мы раньше не встретились? — услышала я его голос в то время, когда пыталась представить себе, каким могло быть его детство здесь, в этом доме, в этом месте, таком тихом и далеком от больших городов. Я не сразу вникла в смысл его слов. — Наши пути столько раз могли пересечься...
«Действительно странно», — подумала я, наконец уловив его мысль, но вслух ничего не сказала.
— Я же говорил: это судьба, — как будто вторя моим мыслям, весело продолжил Павел, от его недавней грусти не осталось и следа. — Видимо, ей пришлось предпринять последнюю отчаянную попытку, чтобы нас познакомить.
— Что вы имеете в виду? — рассеянно спросила я.
— Толкнуть вас под колеса моей машины. Тут уж не заметить было никак нельзя, — заключил он лукаво.
— Я рада, что вы обвиняете в этом судьбу... — решив обратить все в шутку, ответила я.
Павел рассмеялся.
— А как же на следующий день? — уловив мое желание свести на нет судьбоносное предзнаменование, спросил он, видимо решив окончательно припереть меня к стенке.
И тут я уже засомневалась, а шутит ли он?
— Вы хотите сказать, что ей и этого показалось мало, — скептически заметила я, — и потому она привела меня к вам на следующий день наниматься на работу?
— Конечно, — шутливо ответил он. — А как же, по-вашему, объяснить такое совпадение? Видите, как все логично выстраивается?
— Да, только не упускайте из виду, что эту логичность выстраиваете именно вы...
— Да ну... — протянул он. — А разве вы в судьбу не верите?
— Скорее верю, чем нет, — подумав, ответила я, — но не в нашем случае. И еще мне не нравится, что вы все время надо мной посмеиваетесь.
— Ничуть, — с претензией на честность сказал Павел, но глаза его смеялись.
Кажется, он что-то еще собирался сказать, но я быстро спросила:
— Ваша мама до сих пор живет в этом доме?
— Да, большую часть времени, — легко меняя тему, ответил Павел. — Когда становится очень холодно, она перебирается ко мне. Но здесь ей нравится. Город ее утомляет, к тому же она с детства очень боится машин.
Павел внимательно посмотрел на меня.
— Судя по тому, как заметались ваши пальчики, вы еще о чем-то хотите спросить, — осторожно предположил он.
«Да хотела, но не могу решиться», — беззвучно ответила я. Взглянув на него и чуть поколебавшись, я все же спросила:
— А ваш отец?..
Мне даже не пришлось договаривать до конца — Павел тут же ответил:
— Мама воспитывала меня одна. Отец ушел от нас, когда мне был год. Я его не помню. — Павел немного помолчал. — Считается, что отец необходим, — продолжил он, — особенно в семье, где растет мальчик, не спорю, так и должно быть, но у меня особенный случай — у меня была мама, которая умела любить... — медленно произнес он, и мне стало понятно, что она для него значила.
— Она сильная и красивая женщина, красивая во всем, — продолжил он. — И если мой отец не смог оценить ее, то мне его только жаль. Других чувств я к нему никогда не испытывал.
Господи, сколько было тепла в его голосе, сколько любви, гордости... Я не ожидала, что своим дурацким вопросом, всколыхну в нем столь глубокие чувства. Мне надо было извиниться за свою бестактность, но не хватало смелости. Что ж, трусость — моя вторая натура. Я собиралась задать ему еще один вопрос, который не давал мне покоя, но теперь уже не могла решиться.
— Спрашивайте, спрашивайте, — подбодрил меня Павел, и на этот раз не понятно как прочитав мои мысли.
— Вы поэтому взяли меня на работу? Потому что пожалели? Потому что я тоже одна?..
— Нет, — коротко, но так твердо сказал он, что у меня сразу пропало желание расспрашивать его дальше.
Возникшую напряженность разрядила подбежавшая к нам Катя. Она с ходу обратилась к Павлу, даже не взглянув на меня.
— Дядя Паша, а ты построишь мне еще дворец? — спросила она, и личико ее при этом выражало крайнюю озабоченность.
— Еще один? Когда, сейчас? — переспросил слегка озадаченный Павел.
— Нет, если этот разломают, — объяснила Катя.
— Построю, конечно, но почему его должны разломать?
— Вдруг мы пойдем кушать, а кто-нибудь плохой придет и разломает его...
Мы с Павлом переглянулись. Но, похоже, его она не слишком озадачила.
— Знаешь, я об этом как-то не подумал, — так же серьезно, в тон ей, произнес он. — Давай договоримся, пока я буду здесь, я его покараулю, но уж если такое несчастье случится, мы с тобой построим другой, еще лучше этого. Идет?
— Идет, — радостно согласилась Катя и одарила его благодарной улыбкой. — Можно мне еще поиграть. Пожалуйста... — пропела она.
— Думаю, что хватит, пора нам собираться, — ответила я.
Идти, и в самом деле, было пора. С Павлом общаться было интересно, но я бы не сказала, что легко и свободно чувствовала себя с ним.
— Может, вы еще немного побудете, — вмешался он и, взглянув на свои часы, водонепроницаемые, как я еще раньше отметила, потому что он не позаботился их снять, перед тем как идти купаться, сказал: — Сейчас только половина двенадцатого.
Катя молча, с горестно поникшей головкой, стояла перед нами, ковыряя ножкой песок, и изредка украдкой бросала то на меня, то на Павла просительные взгляды. Это было еще одно «нельзя» — канючить и тем более при посторонних.
— Ладно, поиграй еще, только недолго. Хорошо?
— Да, хорошо, — просияв, быстро согласилась Катя, в этот момент готовая пообещать все, что угодно.
Через секунду ее уже и след простыл. Мы с Павлом остались одни, и я снова почувствовала себя не в своей тарелке.
— Ваши друзья... они не заскучают без вас?
— Не беспокойтесь, — уловив мой более чем прозрачный намек, улыбнулся он. — Мои гости приехали к морю, а уже потом ко мне, тем более, что в городе мы видимся почти каждый день. — Павел сделал паузу. — А если я вам надоел... вы только скажите...
