Ирина Дробков - Не было бы счастья...
— Мама, мамочка. Посмотри, какой мы построили дворец, — закричала она и, схватив меня за руку, потащила.
Павел стоял на месте. Солнце светило ему в глаза и он, немного щурясь, смотрел на нас. Наткнувшись на его взгляд, я смутилась, вспомнив о своей обнаженности, хотя ни наглым, ни раздевающим назвать этот взгляд было нельзя — его вполне можно было назвать обычным и даже безразличным, если бы в нем едва уловимо не просвечивало что-то напоминающее одобрение или даже восхищение. Но с меня и этого было достаточно, чтобы вогнать в краску.
Я никогда не рассматривала свою фигуру как эталон красоты женского тела. Вот глядя на него, действительно, трудно было сдержать восхищение. Он был великолепен настолько, что даже я, всегда ставившая красоту мужчины на последнее место, не могла этого не признать. Высокий, стройный, с красивым и умным лицом. Не хватало только фотографа, чтобы заснять этого «Мистера» для обложки популярного журнала для женщин.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулся Павел, если и заметивший, как я на него пялилась, то никак не показавший этого. — Марина, простите, что я без разрешения подошел к вашей дочери, — просто сказал он. — Не хотелось вас тревожить. Мы с Катей подумали, что вы заснули.
— Доброе утро, — ответила я и заставила себя улыбнуться.
Катя, услышав слова Павла и мгновенно вспомнив о моих наставлениях, смущенно сказала:
— Но дядя Павел не чужой, да, мам? Да?
— Не чужой, но ты ведь этого не знала, — стараясь говорить спокойно, ответила я.
Катя, виновато потупив взор, переминалась с ноги на ногу. Павел молча наблюдал за этой сценой.
— Павел Николаевич, действительно, мой знакомый, но ведь могло быть и не так.
Катя немного помолчала, но потом, решив, что для покаяния времени прошло достаточно, сказала:
— Зато смотри какой у нас дворец! Мы хотели сделать тебе сюрприз.
Мне оставалось только вздохнуть.
— Да, дворец у вас получился замечательный, — примирительно похвалила я.
Катя, обрадовавшись, что ее больше не ругают, принялась восторженно объяснять, для чего нужны все эти гротики и башенки, кто там живет и чем они занимаются.
Павел все это время стоял рядом, получая явное удовольствие от Катиной болтовни, при этом нисколько не смущаясь из-за того, что, отчитывая Катю, я как бы и в его огород закидывала камушки.
— Катя, пора домой, бабушка, наверно, нас заждалась, — наконец прервала я ее.
— Мамочка, — умоляюще затянула Катенька и с надеждой посмотрела на Павла, видя в нем своего союзника и желая заручиться его поддержкой. За короткое время их знакомства она успела проникнуться к нему доверием и симпатией. — Ну, пожалуйста, еще чуточку, бабуля не обидится, мы ведь скоро придем...
Я, конечно, сдалась, тем более, что предлог был надуманным — время до обеда у нас еще было.
— Хорошо, только недолго и если пообещаешь, что пойдешь сразу, как только я тебя позову, — напустив на себя строгость, сказала я.
— Да, обещаю, — с готовностью согласилась Катя и тут же снова плюхнулась на песок.
— Не хотите искупаться? — спросил Павел, когда Катя, перестав обращать на нас внимание, занялась своим дворцом. — Не боитесь, что ваша нежная кожа скоро задымится? — улыбнувшись, добавил он.
Моя кожа в сравнении с его напоминала сметану, но ей ничто не угрожало. Я очень медленно загорала, но зато и обгорала крайне редко.
— Не боюсь, — коротко ответила я. И для большей убедительности добавила, хотя это и было неправдой: — Я не люблю холодную воду.
Но тут вмешалась Катя:
— А я хочу купаться. Возьмите меня с собой, — попросила она, быстро вскочив на ножки.
— Хорошо, пойдемте, — я не стала спорить. — Но вы нас не ждите, — обратилась я к Павлу. — Мы вряд ли зайдем дальше, чем по колено. Катя не любит воду, это она просто так, за компанию.
Павел не стал настаивать и не спеша побрел дальше от берега. Я несколько раз окунулась, а Катино желание искупаться, как я и предполагала, закончилось на том, что мы немного подурачились с ней, побрызгав друг на друга и в самом деле холодной водой, и вскоре вышли на берег.
Катя осталась возле своего чудесного дворца, а я вернулась на свое место. Не вытираясь, дабы подольше сохранить прохладу, я села на пляжное покрывало и стала смотреть на море. Павел так далеко заплыл, что временами я теряла его из виду, и тогда в душу неприятным холодным ознобом начинал заползать страх, но он появлялся, и страх отступал.
Когда Павел вышел из воды, я опять невольно залюбовалась им. Он неторопливо брел по пенистой кромке прибоя. Мускулы охватывали его грудь, руки и длинные ноги плавно переходящими одна в другую крепкими волнами, и все это мужское великолепие было затянуто в упругую, загоревшую до бронзового оттенка кожу. Капельки влаги, запутавшись в волосках на его руках и груди, временами ярко вспыхивали на солнце. Мне всегда казалось, что растительность на теле мужчины добавляет ему сексуальности, и сейчас я еще раз убедилась в этом. Как бы я хотела провести рукой по этим, наверное, жестким на ощупь, коротким и блестящим волоскам...
Приблизившись к Кате, Павел остановился, но присаживаться не стал. С минуту о чем-то поговорив с ней, он неожиданно резко вскинул голову и посмотрел на меня.
Застигнутая врасплох, я смутилась и быстро опустила глаза, совершенно забыв о том, что они надежно спрятаны за темными очками.
Он что-то еще сказал Кате, а потом, так же неспешно, направился ко мне.
— Можно присесть?
— Да, конечно, — ответила я, стараясь не смотреть на Павла, и освободила ему край покрывала. Но он опустился рядом на теплый белый песок.
— У вас замечательный ребенок, я хочу еще раз извиниться, — после короткой паузы произнес он. — Вы правы, я не должен был играть с Катей без вашего позволения. Сначала я думал, что вы скоро обратите на нас внимание, но вы так сладко задремали — жалко было будить, а потом и сам увлекся. Пожалуй, это самый интересный возраст у них... — бросив долгий взгляд в Катину сторону, добавил он.
— Да нет, ничего страшного. Я вас и не упрекала, просто хочу, чтобы мои слова застряли в ее головке. А у нее пока в одно ухо влетает, в другое вылетает. Очень боюсь за нее... — Я немного помолчала. — На все случаи, конечно, не подстрахуешь, но некоторые вещи я уже сейчас стараюсь внушить ей.
— Все верно, то, что в нас заложили с детства, остается навсегда. Порой и хочешь от чего-то избавиться, да не можешь...
Мы немного помолчали.
Чтобы как-то поддержать разговор, я сказала:
— Катя — общительный ребенок, но далеко не ко всем она так доверчива. Я какое-то время наблюдала за вами и, признаюсь, была удивлена...
Павел вопросительно взглянул на меня.
— Мне кажется, у вас есть педагогические способности, — пояснила я. — Вы так хорошо играли с ней, так запросто, как будто вы равные... Я даже немного позавидовала.
