Война (ЛП) - Коул Стиви Дж.

— Виктория, — выдыхает он, и мягкая улыбка трогает его губы. Я перекатываюсь на спину, и он тянется к моему лицу, нежно проводя кончиком пальца по моей щеке. — Такая красивая.

Я прерывисто вздыхаю, борясь со своим бешено колотящимся пульсом. Хесус — монстр, убийца, наркобарон. Он совершает ужасные поступки, не испытывая ни капли раскаяния, и всё же эта его сторона меня не беспокоит. Что меня пугает, так это такие моменты — моменты, когда он добрый и нежный. Моменты, когда он относится ко мне как к любовнице, как к чему-то ценному. Я лежу в тишине и просто жду.

— Такая шлюшка, — шепчет он, проводя рукой вниз по моему телу, пока его пальцы не касаются моей забинтованной ноги. Улыбка исчезает, а затем он хватает меня за подбородок свободной рукой, его пальцы впиваются в мою кожу с такой силой, что я чувствую укус его коротких ногтей. — Я знаю, что ты сделала, Виктория. Может быть, один из людей Габриэля? Джуд Пирсон был сегодня вечером в «Эль Педро», и ты пробыла там довольно долго. Он подстрелил тебя или ты сделала это сама, чтобы защитить его? — он хватает меня за бедро и сжимает. Я вскрикиваю, и он смеётся. — Это было до или после того, как ты его трахнула?

Моё сердце подпрыгивает, и я сажусь, пытаясь отстраниться от него. Он отпускает меня, и я ныряю на другую сторону кровати, но он хватает меня за талию, дёргая назад. Я сопротивляюсь, но он наваливается на меня всем своим весом, вдавливая в матрас.

— Прекрати, — умоляю я.

Смеясь, он обхватывает рукой моё горло. Я поворачиваю голову в сторону, когда его губы касаются моей щеки.

— Ты предала меня, Виктория. — Я закрываю глаза, борясь со слезами. Мой разум замыкается, когда его горячее дыхание обдувает мою шею, а его пальцы сжимаются на моей коже. — После того, как я отдал тебе всё. Ты отдала ему мою грёбаную киску.

— Я этого не делала!

— Ты всё ещё хочешь его, но не позволяешь мне обладать тобой. Что делает его таким хорошим? Неужели я настолько плох? — рычит он.

Я выгибаюсь под ним, борясь, прежде чем ломаюсь.

— Ты отнял у меня всё! — кричу я.

Он с силой толкает меня на кровать, и я кашляю от его жестоких объятий.

— Нет, — говорит он с ноткой веселья в голосе, — но я собираюсь это сделать.

Он грубо стягивает материал моего платья с бёдер. Меня охватывает полная паника. Он прижимается своими губами к моим, и приглушенный крик срывается с моих губ.

— Я хотел, чтобы ты сама пришла ко мне, чикита, но ты была плохой девочкой. Я хочу тебя, и теперь я собираюсь овладеть тобой.

Он рвёт тонкое платье спереди, обнажая перед ним мою грудь. Я сопротивляюсь, цепляясь за его руки, когда он пытается прижать меня к кровати.

— Как жаль, что у тебя такой шрам, — говорит он со смехом, когда его ладонь скользит по моей правой груди, касаясь уродливого рубца от пули, которая чуть не убила меня. — Но, с другой стороны, кто-то уже облажался с тобой задолго до этого. — Его пальцы скользят вниз по моему животу, следуя длинной линии, которая тянется от грудины к пупку. Его рука опускается ниже и ложится на внутреннюю сторону моего бедра. Раздвигая мои ноги, он прижимается ко мне своим твёрдым членом. Желчь подступает к моему горлу, и я отталкиваю его, но это бессмысленно. Чем упорнее я с ним борюсь, тем грубее он становится. Я бью его и царапаюсь, пока он не бьёт меня по лицу с такой силой, что моя голова откидывается в сторону, а изо рта хлещет кровь.

— Не двигайся! — рычит он.

Я замираю, и он отстраняется от меня, грубо дёргая за ремень и опускаясь передо мной на колени. Этого не случится. Только не снова. Однажды мужчина уже отнял у меня всё, но больше никогда. Я запрокидываю голову в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия. Хоть что-нибудь. Размахивая ногами, я пинаю его в живот достаточно сильно, чтобы оттолкнуть, и карабкаюсь к прикроватному столику. Он хватает меня за волосы, и я кричу.

Мои пальцы обхватывают провод лампы, когда он опрокидывает меня на спину. Я дёргаю за провод, хватаюсь за основание и замахиваюсь лампой ему в голову. Она разбивается о его лицо, разбрасывая повсюду осколки фарфора. Он падает с меня, но только на секунду, а затем оказывается тут же, его лицо в дюйме от моего, его тело вдавливает меня в матрас. Из пореза у линии роста волос сочится кровь.

— Ты заплатишь за это, чикита. Я трахну тебя, как шлюху, которой ты и являешься, букмекерскую шлюху.

Он спускает брюки и сжимает свой член в кулаке. Мой желудок переворачивается, а дыхание становится слишком учащённым. Он хватает меня за бёдра, на его губах появляется болезненная улыбка.

— Держу пари, твоя киска ощущается потрясающе, — говорит он, смеясь.

Стыд и разрушение захлёстывают меня, лишая всякого представления о том, кто я есть, заставляя чувствовать себя слабой и бессильной. Образы проносятся у меня в голове: Джо прижимает меня к себе и врывается в меня, он клеймит меня. Мои руки шарят по простыне подо мной, пока пальцы не натыкаются на большой осколок фарфора от лампы. Я сжимаю его в руке, сжимая достаточно сильно, чтобы порезать ладони. Собрав всю оставшуюся у меня силу, я вонзаю его бок его шеи. Его глаза расширяются, вся краска отливает от его лица, когда он кашляет. Я игнорирую боль в руке и ещё глубже вонзаю осколок ему в шею. Кровь стекает по моей руке. Она капает мне на грудь. Я отталкиваю его и сажусь верхом на его распростёртое тело.

— Пошёл ты нахуй, Хесус, — говорю я, вытаскивая осколок из его шеи.

Струя артериальной крови разлетается по кровати, и он судорожно хватается за шею. Он открывает рот и пытается закричать, но я закрываю ладонью его дрожащие губы. Я прижимаю его к кровати, смотрю, как он истекает кровью, и ничего не чувствую. Этот мужчина изнасиловал бы меня. Он забрал мою дочь, он использовал её, чтобы удержать меня здесь. Он подонок, и его жалкая смерть — не что иное, как правосудие. Его движения ослабевают, а дыхание становится прерывистым, как у рыбы, вытащенной из воды. И, наконец, его тело обмякает. Я падаю с него, сажусь на окровавленные простыни и пытаюсь отдышаться. Я бросаю взгляд на Хесуса, затем на дверь. Теперь мне крышка. Я ненавидела Хесуса, но он был единственным, что поддерживало во мне жизнь здесь. Я вскакиваю с кровати и бегу в ванную, останавливаясь перед зеркалом, чтобы посмотреть на своё отражение. Кровь покрывает мою грудь и шею; моё разорванное платье забрызгано ею. Я стягиваю платье через голову и включаю краны, пытаясь смыть видимые следы, потому что у меня нет времени принимать душ. Один из его людей может войти сюда в любой момент и увидеть своего мёртвого босса на кровати.

Я подхожу к шкафу, достаю другое платье и натягиваю его на себя. Разглаживая его, я подхожу к кровати и набрасываю одеяло на его тело, надеясь, что это даст мне немного больше времени, если кто-нибудь бросит быстрый взгляд. Я открываю дверь спальни и выглядываю в коридор. В конце коридора спиной ко мне идут двое парней, поэтому я проскальзываю в дверь, закрывая её за собой. Я здесь не заключённая как таковая. Я могу свободно разгуливать по коридорам, но кто-то может задаться вопросом, почему я не с Хесусом в это время ночи.

Я спокойно прохожу по дому, не отрывая взгляда от пола. Охранники не обращают на меня никакого внимания, когда я направляюсь к входной двери. Возле дома припаркована вереница внедорожников. Я продолжаю идти, пока не нахожу «Хаммер» Хесуса и не открываю дверцу. Я опускаю солнцезащитный козырёк, и ключи падают мне на колени. Сделав глубокий вдох, я вставляю ключ в замок зажигания и с рёвом завожу двигатель. В ту секунду, когда я даю задний ход, я слышу, как пуля отскакивает от капота. Блядь.

Я нажимаю ногой на педаль газа и выруливаю на подъездную дорожку. Пули рикошетят от машины, как дождь, но есть причина, по которой я выбрал именно эту машину. Она пуленепробиваемая. Я бросаюсь к воротам, готовясь к тому, что машина врежется прямо в сталь и снесёт её с петель. Машину неуклюже трясёт, и раздаётся звук скрежета металла о металл, прежде чем я лечу вниз по длинной извилистой дороге, ведущей в город. Я хватаю свой телефон, набираю номер Гейба и прижимаю его к уху. Он звонит и звонит, прежде чем перейти на голосовую почту.