Терри Макмиллан - Дела житейские
— Господи, Господи, Господи, Господи! — пела каждая моя клеточка, и мы медленно, медленно двигались.
Он так отдался ласке и был так нежен, что когда наконец произнес мое имя, я уже знала, что он хочет именно меня.
— Фрэнклин! — выдохнула я, и тело мое словно воспарило.
— Я здесь, милая, я здесь, — откликнулся он и поцеловал меня в плечо. Где-то внизу живота что-то опускалось, и я плыла куда-то. По телу Фрэнклина прошла дрожь. Через мгновение дрожь сотрясла все его тело.
— Ты такая необычная, что даже поверить трудно, — прошептал он, поднял меня и положил на себя сверху. Он неотрывно смотрел мне в глаза, будто пытаясь что-то найти, а когда наконец нашел, мы сжали друг друга в объятиях так, будто это было в последний раз. Мы вскрикнули одновременно и утонули. Мы переплелись, как два больших осьминога, обхватив друг друга руками и ногами, и так прошло много времени. Последнее, что я помню, это как уходил Джонни Карсон.
— Так вот как вы умеете! — сказала я.
— Так вот как вы умеете! — откликнулся он.
И мы рассмеялись.
— Ну а как насчет песни?
— Я только что кончила петь. Разве ты не слышал?
— Слышал, милая, слышал. Но хотел бы услышать и другую песню.
Внезапно внутренний голос велел мне прекратить это. Совсем прекратить. Он тут же что-то почувствовал. Должно быть, это было написано у меня на лице.
— В чем дело? — спросил он.
— Ни в чем.
— У тебя такой вид, будто кто-то умер.
— Все это слишком опасно, ты же понимаешь.
— Для кого?
— Для меня.
— Ты ведь сказала, что у тебя никого нет. Или это неправда?
— Да нет, правда. А ты? Ты не похож на затворника.
— Я сейчас вне игры. Пытаюсь устроить свою жизнь. А женщины всегда путают карты.
— Зачем же ты здесь?
— Ну, иногда поневоле делаешь крюк.
— Ах, вот как!
— Ну ты же поняла, что я имею в виду.
— Нет, не поняла.
— Когда мужчина встречает женщину, совершенно не похожую на других, он это понимает. Такие как ты встречаются не каждый день. Я был бы последним идиотом, если бы позволил тебе уйти, не попытавшись загнать тебя.
— Загнать? Это что, игра, Фрэнклин?
Он поцеловал меня в лоб и пристально посмотрел мне в глаза.
— А ты сама как думаешь, это игра?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Я боюсь.
— Чего?
— Не знаю.
— Это не ответ. Расскажи.
Я хотела сказать о том, что боюсь его, и о том, что испытала с ним, но когда мне так хорошо, язык не слушается меня, и я не могу выразить своих мыслей и ощущений.
— Понимаешь, у меня столько планов: в ближайшее время я начну учиться пению, через месяц — занятия в школе, я только что переехала и пытаюсь как-то во всем разобраться…
Он перебил меня:
— Хочешь кое-что знать? Встретив тебя, я запрещал себе думать о тебе. Месяц назад я решил, что должен приложить все силы, чтобы через год-другой начать свое дело. Тогда я дал себе слово, что, пока не разберусь с этим, не стану связываться ни с какими бабами…
— Надо же, Фрэнклин, и я решила то же самое!
— Ну и дела! Стало быть, мы лежим тут и убеждаем друг друга, что мы оба не можем?
— Не знаю.
— Ну а самой тебе как кажется?
— Сказать правду?
— Да, скажи правду, Зора.
— Мне кажется, будто я была в зимней спячке и вдруг появился ты и меня осветило солнце. Тут я поняла, что пришла весна. Я чувствую себя так, словно парю в воздухе. А ты?
— Я чувствую себя как человек, выигравший в лотерею. Такой ответ тебя устраивает?
— А ты уверен, что это не просто секс?
— Милая, я умею отличать хороший секс от настоящего чувства.
Хотя я всем сердцем готова была поверить ему и положиться на него, печаль не покидала меня. Мне хотелось убедиться в его искренности, и я решила открыться ему.
— Я боюсь, что если по-настоящему привяжусь к тебе и у нас ничего не выйдет, меня отбросит назад, к тому, с чего я начинала — к одиночеству и тоске.
— Ты уже привязалась, — сказал он, — так что не беспокойся об одиночестве.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Так я же с тобой и никуда не уйду, если только ты сама меня не попросишь об этом. Ты думала обо мне не меньше, чем я о тебе. Так к черту все эти игры. Разве не потому ты сбежала из дома вечером? Ты не хотела задыхаться здесь от этих мыслей, гадая, чувствую ли я к тебе то, что ты ко мне. Разве я не прав?
— Прав. — Зачем я не солгала? Почему не смогла солгать? Я слишком необдуманно открылась и позволила ему заглянуть себе в душу. Но что сделано, то сделано. Разве он не признался, что думал обо мне весь день?
— Расслабься, — сказал он и прижал мою голову к своей груди. Сначала сердце его бешено колотилось, но через минуту-другую, когда я, обхватив руками его шею, стала поглаживать ее, оно стало биться ровнее.
— Фрэнклин, чего же ты хочешь от меня? — Господи, ну что за идиотский вопрос!
— Ничего, кроме того, что ты хочешь дать мне сама.
— А что ты хочешь дать мне?
— То, что нужно.
— Это много или мало?
— Надеюсь, много.
— Фрэнклин?
— Да, — откликнулся он, перебирая пальцами мои волосы.
— Мне бы не хотелось, чтоб это была мимолетная постельная связь.
Только не с ним. У меня уже были такие истории. Сначала все хорошо, а потом все меняется и кончается тоской и одиночеством, и я снова в пустоте. Сколько можно бросаться очертя голову в волны моря житейского, а потом плыть к берегу, где у тебя ни души.
— Тебе попадались не те мужики, — сказал Фрэнклин.
— Откуда ты знаешь?
— Иначе сейчас меня бы здесь не было, — ответил он.
— А как определить, тот или не тот? — спросила я.
— Положиться на интуицию.
— Но интуиция подводила меня.
— И все же я прав?
— Сейчас да, но не буду врать, Фрэнклин: со мной такое уже бывало. Но теперь я хочу чего-то настоящего и постоянного, что продолжалось бы очень долго.
— Слышу, слышу, бэби.
Меня понесло.
— И я хочу быть для кого-то подарком, но до сих пор такого не случалось.
— Я же сказал, бэби, что тебе попадались не те мужики. Но раз уж мы заговорили начистоту, доложу тебе сразу: денег у меня нет. Так что если тебе нужен пижон с крупным счетом в банке, мне лучше валить прямо сейчас.
Я рассмеялась:
— Не стану же я обнимать и целовать банковский счет, едва ли при этом я испытаю что-то подобное тому, что было у нас с тобой.
Он перебирал мои волосы и гладил меня по щеке. Я сидела на нем, как в удобном кресле, и, видит Бог, мне не хотелось уходить. Он прижал меня к себе еще крепче и спросил:
— Хочешь, я кое-что скажу тебе?
