Ксения Беленкова - Вьюга юности
– Думаю, ты не должен делать того, что тебе скучно и неинтересно, – Саша будто бы задумалась о чем-то своем. – За это потом бывает очень стыдно…
И как этой малышке удалось ухватить то, до чего не могли додуматься его учителя и старшие знакомые? Просто Ленин в юбке!
– Откуда знаешь? – с интересом переспросил Миша.
Тогда Саша почесала нос, будто размышляя, посвящать ли дядю в свои переживания, и решив, что он достоин откровенности за откровенность, начала сбивчивый рассказ:
– Вот послушай. У меня есть училка по литературе Анжелика Ивановна – ну жуткая зануда! Когда она что-то рассказывает, можно уснуть со скуки, я обычно в это время тихо рисую в тетрадке. Но когда дело доходит до устных ответов или сочинений – это просто ужас! Ей нужно, чтобы мы отвечали четко, по делу. А у меня так никогда не получается. Но самое сложное – это, конечно, сочинения. Анжелике Ивановне непременно надо, чтобы мы выдерживали структуру, раскрывали тему, умели выделить главное. И вот это самое «главное» она видит совсем не там, где я. Ей подавай размышления о великом, а мне всегда интересно за мелочами наблюдать. Вот и получаю трояки за свои труды. Вроде как не о том пишу, хоть и складно излагаю, – Саша на миг замолкла. Она явно подошла к самому главному и вперилась взглядом Мише в самые зрачки. – Как-то раз я со зла написала сочинение по ее унылому плану. Пункт за пунктом: все как на доске значилось. И выводы сделала, и мораль прилепила. Ну и поганое вышло сочинение, уж поверь! Я только попыталась его перечитать, чтобы проверить ошибки – сразу замутило, честное слово! И так уныло стало, хоть плачь. Думала сразу листок порвать, но учительница хвать его у меня из рук и забрала – был уже конец урока. А я никогда толком проверить работу не успевала. Но самое паршивое то, что это сочинение все потом очень хвалили. Учительница просто сияла, зачитывала его перед целым классом, как образцово-показательное. А я чуть со стыда не умерла, такое это было дурацкое сочинение! Выбежала из класса и даже думала больше никогда не ходить на литературу. В общем, с тех пор решила писать только те сочинения, которые нравятся мне – иначе позор!..
– И что у тебя по литературе в этой четверти? – Миша не мог наглядеться на племянницу, такая она сейчас была занятная и загадочная: кажется, в нее можно было всматриваться дольше, чем в Джоконду Да Винчи – вот какое у нее было лицо в этот момент.
– Четверка с натяжкой, – улыбнулась Саша.
Миша все смотрел на Сашину улыбку и почему-то был ужасно рад тому, что она вовсе не отличница по литературе в школе…
После того разговора Миша еще больше уверился в правильности своего отношения к жизни. Он с усердием помогал маме в архиве библиотеки, зарабатывая при этом копейки. В остальное же время следил за домом и, по мнению многих, маялся дурью. Надо сказать, это было его основным и самым любимым занятием – Миша маялся самозабвенно, с душой.
– Айда на улицу, смотреть на первый снег! – махом проглотив полтарелки салата, выпалил он.
– Какой еще первый снег? – удивился Димка и воздвиг из бровей домик. – Уже неделю как заметает.
– То в старом году заметало, а то – в новом! – Миша взъерошил Димону волосы. – Да пойдемте же, я вам свой сюрприз покажу!
Его энергии и напору трудно было противостоять, и вся компания высыпала на улицу. Только раз в году случаются такие яркие ночи! Звезды салютов россыпью взлетали в небо из разных уголков города. Небо стало похоже на разноцветный персидский ковер, расшитый узорами фейерверков. Как вереница демонстрантов, веселая команда двигалась по Первомайской улице, пока все не вышли к парку. Метель улеглась. В дыры рваных облаков заглядывали звезды. А где-то за ними плотной синевой лежала высь.
Миша шел впереди, прокладывая на снегу тропу к своей сокровищнице. И сердце его замирало на каждом шагу, дыхание перехватывало и становилось трудно дышать. Но вовсе не от быстрого хода, просто Мише было очень страшно представить на суд близких плод трудов последнего месяца. Он не знал, как они отреагируют. Что скажут? И главное – какие лица будут у них в тот момент, когда он предъявит свою работу? Какое-то время дорога вела вверх, подъем был пологий, не затрудняющий движения. Казалось, что деревья водят хоровод вокруг путников. Но вдруг из-за очередной разлапистой ели вынырнула ледяная фигура человека, а за ней – другая и следующая. Невысокие скульптуры будто бы проглотили звезды с неба, которые теперь светили внутри их круглых животов. Как жемчужины, они переливались белым перламутром.
И тут путники замерли, разглядывая прозрачных человечков. Только Миша не смотрел на загадочные фигуры: сейчас он пытался уловить движения души в каждом из близких людей. Первым нашелся Димка:
– Круто! – сказал он и присвистнул.
– Какие замечательные толстячки! – Саша осторожно погладила покатые бока первой скульптуры и заглянула в лучистое лицо. – А почему они голые?
Все скульптуры и в самом деле были обнажены, но не отличались излишним натурализмом: их формы выглядели мягкими – они не демонстрировали, а лишь намекали.
– Твои люди чем-то похожи на работы Ботеро, – Павел Львович изучал вторую скульптуру. – Такие же, но другие.
– Какой еще Ботеро? – Николай с любопытством дотронулся до следующего ледяного изваяния.
– Это латиноамериканский художник, – очнулась от восторженного оцепенения мать. – У меня в библиотеке есть его альбом, Паша недавно презентовал. Только у Ботеро все такие мясные и румяные. А эти прозрачные и воздушные.
– Вот тот на одного моего постоянного покупателя похож, – Николай указывал пальцем на самого пышного толстяка. – Ну точно он! Я ему всегда свежую вырезку откладываю!
Все засмеялись. И Миша тоже заулыбался, выдохнул, понимая, что ему удалось по-настоящему удивить и порадовать близких. А они уже разошлись по парку: и каждый хотел заглянуть в лицо всем скульптурам, вглядеться в их внутреннее свечение, ища там что-то свое…
– Миш, а как ты научился такое вытворять? – Димка подбежал к другу и смотрел на него с нескрываемым восторгом и уважением.
Миша задумался…
Он уже и не помнил, как и когда ему в голову пришла идея сделать ледяные скульптуры. Возможно, увидел их в выпуске новостей или прочитал какую-то заметку в газете. Так выходило, что все необходимое было у него под рукой: лед – в реке, да инструменты – в сарае. Однажды утром, пока мать еще спала, Миша достал пилу, стамески и резцы, закинул все это в походный рюкзак и отправился к Истре. От дома там пути было всего ничего – минут пятнадцать-двадцать. Как раз возле парка река делала петлю, течение там оказалось не сильное, и к концу декабря слой льда стал достаточно толстым и крепким. Самым сложным было аккуратно выпиливать мерзлые куски. Миша старался вырезать не слишком большие части, чтобы лед под ним не раскололся. К тому же небольшие глыбы проще было перетаскивать в парк. В хорошую погоду за день Мише удавалось сделать одну небольшую скульптуру. Время до обеда уходило на добычу льда, а потом, подкрепившись, он несколько часов работал стамеской и резцом, выпиливая части тела. Затем склеивал их, поливая места стыка водой, которая быстро смерзалась на холоде. Так получались его человечки. Над лицами Миша трудился особенно долго и все не мог разобрать – это он ведет за собой ледяную стихию, или сам лед подчиняет себе художника? Позабыв все уроки Павла Львовича, слушая лишь шепот ветра и потрескивание льда, Миша давал свободу рукам…
