Михаил Грушевский - 50 оттенков блондина
Это странное состояние продол жалось более полугода. А потом начались всевозможные передряги. Сначала из-за работы я не смог на выходные вырваться в Москву. Через неделю что-то аналогичное случилось и у нее. Мы стали созваниваться уже не каждый день. Я все еще очень любил ее, Анин голос в трубке был таким же родным, но нам постоянно что-то мешало. А потом случилось то, что случилось. Дурацкая роковая страсть вселилась в кровь, заставив забыть о том, кто я такой, где нахожусь и что было раньше…
В это время общение с окружа ющим миром, включая Аню, сошло на нет. Когда же я, жалкий и ободранный, выбрался из воронки, которая образовалась вслед за уходящей страстью, то пошел на вокзал и купил билет на поезд. Рано утром я приехал к Ане и все рассказал. Она молча заварила крепкий чай. Я заметил, что от нее больше не исходит терпкий, пряный аромат. «Бедный ты мой. – Аня обняла меня за плечи. – Я так долго тебя ждала!» Мы молча сидели на кухне, в объятии не было и намека на былую страсть.
«Солнышко, свари кофе!» – раздался из спальни мужской голос. Увидев в моих глазах немой вопрос, Аня раскрыла рот: «Он проснулся! Когда ты исчез, я однажды пригласила друзей в гости. Потом все ушли, а один из них вернулся и сказал, что любит меня. Делай, мол, что хочешь. Я ему говорила про мужа – тебя, но он был настойчив, плакал, предлагал даже без секса обходиться. Он долго добивался, а я все ждала тебя. Долго ждала. А теперь он живет здесь. Он хочет ребенка. Говорит, что мы должны выполнить биологическую функцию».
Ее новый вышел к нам и, как ни в чем не бывало, познакомился со мной. На нем были идиотские тру сики-боксеры с изображением слоника (естественно, хозяйство этого мужика покоилось в приличного размера слоновьем хоботе, пришитом к трусам заботливой рукой модельера) – видимо, некоторые находят это милым ! Он вел себя как муж, абсолютно уверенный в жене. Он вдруг сгреб Аню в охапку и очень ловко поцеловал ее в шею, щеку и руку. Аня покраснела, а я смутился: я-то никогда так не выражал чувств, считая их проявление неприличным и предпочитая сдержанную манеру. Может, напрасно? Тем временем Анин новый рассказал, как они съездили в Африку, включил их любимую национальную музыку и показал слайды, на которых они с Аней обнимали жирафа. Он начал жарить яичницу, его коротенькие ручки и ножки мелькали в воздухе, брюшко колыхалось в такт музыке, а маленькие глазки светились любовью. Он был абсолютно счастлив. Африка! Мы с Аней так мечтали туда попасть! Какая к чертям биологическая функция?
Обнявшись, они ушли в комнату, чтобы выбрать для меня африканский сувенир, а я тихо выполз на улицу. «С любимыми – не расставайтесь…» Правильный ответ на заданный вопрос пришел ко мне слишком поздно.
Через десять лет я случайно нашел в ящике стола старый мобильный телефон. Просмотрел список контактов, заглянул в сообщения. И нашел одно – от Ани. Я не прочитал его вовремя: «Пена волн живет недолго. Восприятие счастья – бесконечно. Поймала себя на мысли, что мне безумно тебя не хватает. Я в ужасе. Наверное, это и есть любовь!»
Исповедь эксгибициониста
Вся эта книга похожа на исповедь эксгибициониста. Ведь раздеваться при всех – занятие преза бавное!
Случалось ли вам влюбляться в собственную начальницу или вступать с ней в интимные отношения? Я бывал к этому очень близок. Среди руководителей среднего звена, на мой взгляд, полно женщин, хотя знанием статистики на сей счет похвастать не могу. Я был «женскоподчиненным» целых четыре раза. И каждый раз это было непросто.
Справедливости ради надо заметить, что первым, кто пытался «поставить меня на колени», был мужчина. Главный редактор заводской газеты, куда я попал после института. Газета была небольшой, тематика – мне незнакомой. Журналисты приходили на работу, когда им вздумается: они были в состоянии так спланировать день, чтобы и по заводу пробежаться, и вовремя сдать статьи, и свои дела переделать. Я наивно полагал, что понятие «свободный график» касается и меня. Но ко мне отнеслись крайне строго. Я должен был появляться на работе раньше шефа, а уходить – самым последним. Причем, когда именно начальник соизволит прибыть в редакцию, угадать было невозможно. Каждый раз, когда я не успевал перед ним вскочить в кабинет и плюхнуться на стул, шеф выходил навстречу, втыкал руки в боки и громогласно вопрошал: «Где ты был?» Я что-то блеял в ответ и мечтал, чтобы моим начальником была женщина. То, что я им нравлюсь и с ними легче договориться, я уже проверял неоднократно.
Вскоре такой случай представился. Я подрабатывал моделью (тогда это называлось «манекенщик») в Доме мод. Меня развлекало это малоинтересное занятие. С подиума, на который я выходил, чтобы продемонстрировать очередную клетчатую рубашку, всегда хотелось что-то сказать людям. Однажды я это успешно осуществил. «Говорящая модель? Скандал!» И вот я сижу напротив сурового директора Дома мод, и он чешет в голове: «Что же с тобой делать?» Внезапно у него родилась идея, что грамотный горе-манекенщик вполне может писать о моде. Так началась моя карьера в журнале «Шейте с нами!». Первый шеф радостно подмахнул заявление, и моей начальницей стала Лариса Иванна – главный редактор популярного женского издания. Журнал «Шейте с нами!» в основном состоял из фотографий. Мне приходилось только писать комментарии. Все свободное время я проводил с молоденькими модельками. Они были забавными, особенно когда молчали. И даже легкая венерическая болезнь, подхваченная среди вешалок, не испортила общей картины. Я представлял себя будущим кутюрье, которого каждая женщина вдохновляет на новую коллекцию!
Ситуацию омрачала сама Лариса Иванна. Она была довольно красива, и никто не дал бы ей ее сорок пять лет. Внешне милая, мягкая, нежная и добрая, она взяла за основу стиль Барбары Брыльской в фильме «Ирония судьбы» и придерживалась его много лет. Злые модельки шутили, что этот стиль у нее был и раньше, а бедолага Барбара его просто скопировала. Так или иначе, ничто не предвещало, что Лариса Иванна может показывать зубы. Боже, как она орала на девочек во время фотосессий! Как она рявкала, когда мое эссе под фото очередного пальто ее не устраивало! «Тоже мне литература!» – думал я и презрительно молчал. После очередного скандала (Она: «Что ты молчишь? Тебе что сказать нечего?» Я: «Я не молчу…» Она: «А я сказала тебе – молчать!») я не выдержал, что-то рявкнул про климакс, который ей нужно пересидеть дома, и хлопнул дверью. Вскоре она вышла замуж, истерики прекратились, но я уже трудился в прогрессивном издании «Время, вперед!» под началом знаменитой Стеллы Александровны.
