Сюзан Бэрри - Так дорог моему сердцу
Она поразмыслит над предложением миссис Ван Лун.
А потом она поспешила уйти, прежде чем Лиза не догадалась, что за мысль пришла ей в голову. Лиза могла бы захотеть обсудить ее вместе с ней и попытаться повлиять на ее решение…
Глава восьмая
Она решила не думать ни о чем даже в самой малой степени неприятном, когда воскресное утро рассвело в сиреневом тумане, который обещал раннюю летнюю жару приближающегося дня. Телефон не звонил, чтобы предупредить ее об отсрочке поездки, или даже об ее отмене.
Вирджиния наскоро проглотила булочки, утренний кофе, счастливо поплескалась в ванне, а потом оделась более тщательно, чем когда-либо.
Лиза была права насчет бледно-желтого льняного платья. Возможно, оно шло ей больше, чем любая вещь в гардеробе, и каким-то образом оказалось, что и лента смотрится уместно. Когда она вошла в спальню мадам д’Овернь, чтобы попрощаться с ней, ее хозяйка приподнялась на груде подушек и одобрительно посмотрела на гостью.
— Вы выглядите шикарно, дитя мое, — сказала она, — просто прелестно! Вы все больше и больше напоминаете мне самою себя в молодости!
Вирджиния с благодарностью приняла комплимент, хотя тетушка Элоиза в своей чудовищной кровати с витыми столбами по углам, купидонами и гирляндами цветов и плодов, переплетавшихся друг с другом, и темно-красными атласными занавесками и стеганым одеялом выглядела большой и несколько напыщенной и безвкусной в своей розовато-лиловой ночной сорочке с кружевами, все же в ее внешности еще много было достойного, особенно ее чудесные серебряные волосы.
— Я надеюсь, вы и моего племянника научите немного отдыхать, — сказала она.
Когда этот племянник приехал и поднялся пожелать ей доброго утра, он поцеловал ее слегка напудренную щеку.
— Позаботься об этом ребенке, Леон, и верни мне ее в разумное время, — проинструктировала тетушка.
Он посмотрел на нее с искрами в глазах.
— Вы не боитесь доверить ее мне?
Глаза мадам д’Овернь заблестели в ответ.
— Совсем нет. Я боюсь, что она будет даже слишком в безопасности с тобой!
Когда они вышли из дома и устроились в его большой черной машине, Вирджиния почувствовала, как горят ее щеки, заметив, что Леон наблюдает за ней и почти веселится. Заводя машину, он искоса взглянул на нее.
— У моей пожилой тетки какое-то извращенное понятие обо мне временами! Кроме того, я боюсь, что у нее довольно причудливое чувство юмора. — В его голосе было что-то провокационное.
— Я думаю, она восхитительна, — искренне ответила Вирджиния, все еще не смея прямо взглянуть на него, — и за последние недели я очень к ней привязалась.
— Правда? Это хорошо! — он отвел машину от обочины. — И вы ничуть не сомневаетесь, отправляясь провести целый день в моем обществе, не зная, куда я намереваюсь отвезти вас и что я придумал для вашего развлечения?
Вирджиния сидела как на иголках, вцепившись в небольшую белую сумку, лежавшую на ее коленях, и смотрела на свои босоножки с открытыми носками.
— Нет, у меня нет сомнений, — призналась она.
— Великолепно, — тихо сказал он и наградил ее ласковой улыбкой. — Теперь давайте забудем обо всем и отлично проведем время.
Верно, они занимались не теми вещами, которыми обычно занимаются в воскресенье, они не пошли в церковь; но так как доктор Хансон провел столько дней, служа другим людям, Вирджиния отчетливо чувствовала, что у него было право стряхнуть с себя заботы и ответственность и стать кем-то другим, а не корректным доктором Хансоном, который строго принадлежал своему кабинету для консультаций и клинике. Не каждое воскресенье было для него днем отдыха. Только этот день, по какому-то его капризу, был вырван из графика работы.
Машину он водил великолепно и, выехав на дорогу, которая вела — или так казалось — в самое сердце гор, он значительно прибавил скорость, чем Вирджиния от души наслаждалась. В ушах пел теплый ветер, и, перед ней раскрывалась вся прелесть утра. Леон Хансон выглядел гораздо моложе в спортивной куртке и фланелевых брюках, и вдруг она перестала благоговеть перед ним и почувствовала себя в его присутствии совершенно естественной и беззаботно счастливой. Он быстро осознал, что больше она не оборонялась от него, и отозвался на это так, что от этого ее счастье только увеличилось.
Если она опасалась, что он заведет разговор о Клайве Мэддисоне и будет отчитывать ее из-за него, то теперь это было не нужно. Он забыл обо всем неприятном, как и она.
Они пообедали в небольшой гостинице высоко в горах, где официанты очевидно хорошо знали доктора Хансона и были в высшей степени почтительны. Они сидели за столиком на балконе, который смотрел на долину, где цветы раннего лета быстро приходили на смену цветам поздней весны. И снова это было похоже на театр. Она видела живой занавес, на котором игрушечные коровы бродили по колено в сладко пахнущей траве, а деревянные стены фермерского домика и шпиль церкви поднимались в невероятно чистый воздух.
Вирджиния подумала: «Это должна быть одна из мысленных картин, которые я увезу с собой в Англию!»
И как часто — как часто будет она чувствовать властную потребность возвращаться к ней?
Леон Хансон заметил, как на ее лицо набежало слабое облако, когда она посмотрела вниз, на долину, и придвинул к ней стакан с вином.
— Это не тот день, когда вам позволено выглядеть тоскующей, — заметил он. — Это день, который изгоняет все заботы!
Вирджиния встретилась с его глазами, с их мягкой чернотой, со странно светящимся взглядом, и ее сердце подпрыгнуло.
— Я просто подумала о том, что это одна из тех картин, которые вы обещали мне показать, чтобы я могла увезти их с собой, когда поеду домой, — сказала она, думая, что если она будет смотреть в его глаза слишком долго, он наверняка загипнотизирует ее.
— Будут еще и другие, — ответил он, снисходительно улыбаясь ей, тем временем официант разливал кофе по чашкам. — Их будет, вероятно, еще довольно много!
Прежде чем они ушли из гостиницы, он собрал корзинку для пикника, и они снова пустились в путь сквозь дремотную теплоту дня, пока наконец не добрались до приветливой тени соснового леса. Воздух был наполнен благоуханием сосновой хвои, и небольшой водопад кристально чистой воды низвергался с высот у них над головами и исчезал в серебряной реке внизу, над которой нависал грубый мост. Под деревьями стояли зеленые сумерки, и Вирджиния сразу поняла, что и эту картину она никогда не забудет.
— Думаю, мы остановимся здесь, — сказал он, — и пока вы не почувствуете потребность вкусить содержимое этой корзины, вы можете рассказывать мне обо всем, что вы делаете в Англии. Мне бы хотелось услышать, что за жизнь вы ведете, и тогда я смогу оценить, на сколько она потрясающе интересна, — и его глаза смеялись над ней, когда он бросал плащ на сосновые иголки. Она же спокойно опустилась на него с прирожденным изяществом. — Итак, я готов услышать худшее!
