Селеста Брэдли - Семь грехов куртизанки
— Но мужчины платят вам за сексуальные услуги. Какое отношение к холодному контракту имеет любовь?
Лебедь подмигнула мне.
— При правильном подходе в этом нет ничего холодного. Напротив, любовник находит меня довольно теплой.
— Но вы прости…
Ее рука взмыла вверх быстро, как для пощечины, но остановилась у меня перед лицом.
— Это слово ко мне не относится. Куртизанка не товар, она художница любви.
Я вызывающе задрала подбородок.
— Я не верю в любовь.
Вернувшись к прежней расслабленно-ленивой позе, Лебедь благосклонно улыбнулась мне.
— О, но любовь верит в тебя, малышка.
— Я не ребенок, — возмутилась я. — Мне восемнадцать лет!
— Да уж, практически старая дева. Может, стоит поймать этого мерзкого джентльмена на слове и выйти за него, пока совсем не одряхлела?
Насмешки Лебеди не задевали, ибо ничто не могло отвлечь меня от цели.
— Я понимаю, что мне нужно будет завести любовника, и я это сделаю, — сообщила я. — Просто я хочу, чтобы это было ясное деловое соглашение.
Тут Лебедь наклонилась ко мне и совершенно серьезным тоном сказала:
— Ты — невежественный осколок невежественного мира, поэтому я не вышвырну тебя из своего дома. Но если ты еще раз назовешь меня проституткой, я задушу тебя лентами твоей собственной жеманной шляпки. Я понятно выражаюсь?
Ее светлый и холодный как лед взгляд обжег меня. Я поставила чашку на стол и посмотрела ей в глаза.
— Вы пересмотрели свое решение помочь мне?
Лебедь не улыбнулась и не отвела взгляда. Мне стало немного не по себе.
Я думала, что у меня выработалась устойчивость к ее грозной красоте, но теперь, сидя перед ней в молчании, чувствовала, будто предстала перед судом фей. И все же упрямство, которое в свете считают пороком, всегда служило мне верой и правдой. Я приосанилась, расправила плечи, встретила сверлящий взгляд куртизанки… И застыла в ожидании.
Я ощутила короткую вспышку ликования, когда Лебедь первой отвела взгляд и с серебряным звоном помешала ложкой чай. Я понятия не имела, что у нее отвоевала. Быть может, толику уважения? Во всяком случае, когда она снова подняла на меня глаза, на губах у нее играла улыбка. Прежнее царственное снисхождение испарилось, и теперь она смотрела скорее как застенчивое юное создание, которое надеется, что нашло друга.
— Вы очень необычная девушка, мисс Харрингтон.
Я набралась наглости и кокетливо улыбнулась.
— Вы ненамного меня старше, милая Лебедь. Года на три, не больше.
Ее улыбка сделалась шире.
— Да, я прилагаю немало сил, чтобы все так думали. — Тут она склонила голову набок и пристально посмотрела на меня. — Зачем вы это делаете? Я знаю, вы хотите независимости, но зачем? Вы могли бы позволить жизни течь своим чередом, и весь мир завидовал бы вашему счастью.
Я знала, что этот вопрос возникнет, но сейчас ощутила беспомощность под напором эмоций.
— Я не могу этого объяснить. Такое чувство… будто моему духу слишком тесно в моем теле. Будто я взорвусь, если не буду свободной. Или, того хуже, стану усыхать с каждым днем, пока не исчезну вовсе. Оба варианта пугают меня сильнее дурной репутации или скандала.
Лебедь повела бровью.
— Быть может, это оттого, что вы никогда не знали подобных вещей. Вы не представляете, каково это, когда тебя отвергают.
Я коротко усмехнулась.
— Я не представляю, каково это, когда тебя принимают. Меня всегда считали чудачкой, белой вороной. Я ношу в волосах красную розу, тогда как все остальные девушки предпочитают желтую. Я слишком много думаю, слишком мало говорю… Но только не сейчас. С вами мне легко говорить о том, что меня волнует.
— А с другими?
Я пожала плечами.
— Когда я заговариваю об этом с другими, начинается хаос.
Лебедь тихонько улыбнулась чему-то своему.
— Хм-м. Хаос… Одна из моих любимых приправ.
— В самом деле? — пробормотала я. — Мне больше нравится слово «катавасия».
Ее губы изогнулись.
— Еще бы. — Женщина перевела задумчивый взгляд выше, в какую-то точку над моим плечом. Чуть погодя она слабо улыбнулась и покачала головой. — У меня нет ни малейшего сомнения, что однажды я пожалею об этом, но… пора начать наш первый урок.
Мое сердце сжалось от страха, но в то же время я ликовала. Мои мольбы услышаны!
Я стану куртизанкой.
Лебедь поднялась и грациозно прошествовала к двери.
— Пройдемте?
Она привела меня в комнату с книгами и запахом табака — некая атмосфера мужского комфорта. Насыщенно-синий цвет обоев и мягкое отсвечивание темной лакированной мебели превращали красоту Лебеди в нечто неземное. Она становилась мерцающей жемчужиной в глубоком синем море комнаты. Мужчина, сидящий в вольтеровском кресле, был вынужден отвлечься от своей книги и трубки и обратить все внимание на нее.
— В этой комнате он не может не следить за каждым вашим движением.
Лебедь повернулась ко мне и повела изящной бровью.
— Очень хорошо. Большинство людей не уловили бы нарочитого характера интерьера. Наблюдательность у тебя на твердую пятерку, птичка.
Я склонила голову в знак благодарности, но жест получился немного шутовским.
— Благодарю, о мудрейшая.
Она фыркнула. Да-да, Лебедь в самом деле фыркнула. Улыбка, засиявшая на моем лице, была шире Темзы. Как здорово обнаружить под маской мечтательного совершенства такого же веселого непоседу, как ты сам!
Повинуясь импульсу, я взяла Лебедь за руку.
— Спасибо.
Она долго на меня смотрела.
— Не знаю, будешь ли ты по-прежнему благодарна мне через пять лет.
Потом она как будто отмахнулась от этой странной меланхолии и повела меня к приставному столику, на котором стоял графин с коньяком.
— Во-первых, ты должна разобраться, какой алкоголь предпочитает мужчина…
Чувствовать на себе руки мужчины, его влажный и нежный рот на своей коже, наслаждаться его тяжестью и жаром, услаждая при этом его самого… Нет ничего прекраснее искусной, изысканной любви.
Когда я появлялась по утрам в доме Лебеди, в часы, пока свет еще отсыпался после ночных возлияний, она встречала меня с нежным смирением.
Я порядком донимала Лебедь расспросами о ее жизни и мире, и чем больше я узнавала об искусстве любви, тем больше мне хотелось поупражняться в нем самой. Она описывала его откровенно и в то же время лирично. До сих пор мои мысли о мужчинах ограничивались тем, что я глазела на парней, которые выгуливали в парке своих чистокровных верховых. Но каждая новая подробность, которую я узнавала о мужских телах и потребностях, еще больше разжигали мой интерес.
