Бывшие. Я (не) могу тебя забыть (СИ) - Бауэр Алика
— Я… — голос срывается. Комок слез подкатывает к горлу настолько, что душит.
Отворачиваюсь, чтобы вытереть предательские слезы ладонью.
— Ты ни в чем не виновата, — ее голос звучит удивительно мягко. — Я с самого начала сомневалась в их плане. Но кто я была такая? Восемнадцатилетняя девчонка, влюбленная в их сына…
Веду пальцами по холсту, по лицу той юной, ничего не подозревающей девушки. И только, когда чувствую, что полностью успокоилась, обернулась вновь.
— Какой план?
Алена смотрит на меня с немым удивлением.
— Так ты до сих пор не знаешь?
— Не знаю о чем?
Между нами растягивается мгновение тишины, густой, как краска на этих холстах.
— Что Его родители специально вас рассорили. Та новость в соцсетях двенадцать лет назад… была липой. Артем не делал мне предложения до травмы.
Несмотря на поток свежего воздуха из окон, в комнате вдруг становится нечем дышать. Я снова вижу ту фотографию. Качественную, отчетливую. Его, стоящего на одном колене на фоне фонтана. Ее, с протянутой рукой и лицом, сияющим от счастья. Кричащие заголовки. Удар под дых. Конец всему.
— Я же видела фото…
— Видимо, ты плохо знаешь, на что способны Макаровы, — продолжает Алена. — Все было спланировано. Я пригласила Артема прогуляться, встретиться в последний раз. Он, как всегда, говорил, что у нас ничего не выйдет. Я что-то уронила… уже не помню что. Он наклонился, чтобы поднять. А фотограф в кустах сделал кадр под идеальным углом, будто Артем встает на колено и протягивает мне кольцо. А ты поверила. На что и был расчет. Они хотели просто поссорить вас. Но все обернулось… иначе. После травмы, когда родители узнали, что он тебя не помнит, они представили меня ему как невесту. Я… подыграла.
Прохожу через комнату и присаживаюсь на диван рядом с ней. Ноги больше не держат. Все, во что я верила двенадцать лет, все, что было основой моей боли, моего бегства, моего одиночества оказалось ненастоящим.
Но тогда почему Артем был так зол на меня перед боем? Почему отказывался разговаривать со мной? Вопросом почему-то стало больше, чем ответов.
— В это все сложно поверить…
— Может, и не нужно было тебе все это рассказывать, — говорит Алена, глядя в окно. — Прошло столько времени. Но ты даже не представляешь… как я на протяжении этих лет пыталась стереть любые воспоминания о тебе. Сначала находила что-то в его вещах. Фотографии, билеты в кино, твой старый браслет… Выбрасывала. А эти картины… — она переводит взгляд на них. — Они дали мне понять, что у меня ничего не вышло. И я… я уже давно смирилась.
Вот и я уже давно смирилась. Так получается, зря?
Ее слова обжигают. Но делают это как-то приятно.
Макаров помнил обо мне. Все это время. И сам того не осознавая пытался сохранить какую-то частичку, воспроизвести ее. И все же, все это, не оправдывает нас за то, что случилось в погребе. Может быть, Артем и считает это нормой, но все же я, вижу все иначе.
— И все же я хочу извиниться, — поворачиваюсь к Алене. — Даже с учетом того, что я теперь знаю о вашем разводе, мне все равно дико… неудобно. Алкоголь и замкнутое пространство делают с людьми вещи о которых потом приходится жалеть.
Алена коротко смеется.
— Будто вас там насильно держали.
Я не понимаю ее веселья.
— Электричество вырубилось, дверь захлопнулось по моей вине, и мы оказались в ловушке…
— Валерия, — произносит она ласково на выдохе, — да, с электрикой случаются перебои, и та дверь в погребе действительно захлопывается, но ее можно открыть изнутри. Пультом. Мы установили аварийную систему на такой случай.
— То есть… — я еще раз проматываю в голове то, что только что мне сказала Алена, — мы могли выйти в любой момент?
— Конечно.
Глава 22
Тяжесть разговора с Аленой, как свинцовая гиря, давила на грудь, но перед Арсением я собрала всю волю в кулак. Мы закончили занятие. Я смотрела на его склоненную над тетрадкой голову, на серьезные детские глаза, и внутри все сжималось от страшной мысли: этот светлый, умный мальчик скоро останется без мамы. Слезы жгли горло, но я глотала их, улыбаясь и поправляя его небольшие ошибки. Вскоре к нам присоединилась Алена, бледная, но удивительно спокойная, и они ушли на прогулку.
Через час в окно я вижу, как на гравий парковки почти бесшумно въезжает черный мерс Артема. Сердце екает в груди. Это похоже на приступ радости, словно пес встречающий, своего хозяина с работы у дверей, но быстро гашу в себе это чувство.
Слышу, как он входит в дом. Его низкий голос, погруженный в деловой разговор, доносится из холла. Макаров проходит в кабинет. Не думая, на автомате, следую за ним.
Закрываю за собой дверь, как раз в тот момент, когда Артем завершает вызов и начинает выкладывать документы из портфеля.
— Ты меня обманул! — мой голос звучит резко, может даже истерично с нотами раздражения и боли. — А если бы я там с ума сошла?!
— Ты о чем? — защелкивает застежку портфеля.
Его спокойствие взрывает меня изнутри. Походу практически вплотную, встав между ним и столом, заставляя его наконец встретиться со мной взглядом.
— О том, что мы могли открыть ту чертову дверь и выйти в любой момент. Это была ловушка. Сознательная.
Уголок его губ дрогнул в ленивой усмешке.
— Дай-ка угадаю. Алена?
— Алена, — тут же подтверждаю. — Она, знаешь ли, много чего рассказала. Например, о том, что вы в разводе. Зачем было делать из этого такой секрет? Неужели нельзя было сразу сказать? Я же спрашивала тебя…
Артем откладывает портфель. Медленно, неотрывно глядя на меня, делает шаг. Потом еще один. Я оказываюсь прижата бедрами к холодной столешнице, а он упирается ладонями в дерево по обе стороны от меня, замкнув в клетке из своих рук. Его запах… Дорогой парфюм, смешанный с ароматом его кожи, ударяет по поим обонятельным рецептором. Дурманит. Во рту сразу же появляется фантомный вкус его кожи на кончике языка.
Мне приятна его близость. И от этого злюсь еще сильнее.
— Неприятно, да? — тихо произносит Макаров, — когда тебе не отвечают на твои вопросы?
— Это что, месть?
— Нет. Это соблюдение договора. Ни одна живая душа не должна была знать о разводе. Чтобы это не просочилось куда не надо.
— Я никому не расскажу.
— Благодарю, — он кивает, и его пальцы находят прядь моих волос. Накручивает ее на палец, играя, его взгляд скользит по моему лицу, губам. Макаров делает последний шаг, и все его тепло, весь его объем окутал меня.
— Я соскучился, — шепчет у моего уха, низко, слегка хрипловато.
Его губы касаются моей скулы. Мягко, почти невесомо. Прикрываю глаза, позволив этой волне близости накрыть меня с головой.
Я тоже дико соскучилась.
Против воли, вопреки всем клятвам держаться подальше. Стоило ему появиться, и все мои планы летят в тартарары, сгорая в том огне, что он разжигал одним прикосновением.
— Вообще-то я все еще на тебя злюсь, — бормочу, не открывая глаз, чувствуя, как его пальцы скользят по линии моей челюсти к шее.
— Твое право, — Макаров целует мою кожу, двигаясь к ключице, оставляя на ней обжигающие капельки. — Просто скажу, что я уладил дела с коллекторами. Вы им больше ничего не должны.
Я резко открываю глаза, отодвигаюсь, чтобы видеть его лицо.
— Серьезно?
Макаров улыбается. Довольной, хищной улыбкой человека, который знает цену своему козырю и понимает, что тот безотказно работает.
— Серьезно. За вашей квартирой больше никто не следит. Ты можешь вернуться. Но я бы хотел, чтобы ты осталась.
Он не дал мне опомниться, не дал обдумать его слова. Его губы находят мои в жадном, властном поцелуе, который стирает все мысли, все сомнения. Отвечаю с той же отчаянной силой, вцепившись пальцами в его рубашку.
Артем резко разворачивает меня спиной к себе. Его руки задирают платья. Ладонь, теплая и широкая, ложится на мое бедро, а затем скользит вперед, к самому чувствительному месту, уже влажному от возбуждения. Макаров ласкает меня сквозь тонкую ткань белья, находят пучок нервов и начинает мягко надавливать на него. Его губы жгут кожу на шее, на плече. Издаю тихий, беспомощный стон, прогибаясь назад.