Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
Результат всего этого на следующий день был непонятным. Бонхэм и Орлоффски вообще не показались, будто сочли это наилучшей тактикой. Но около одиннадцати появился Сэм Файнер с видом побитой собаки и с большим синяком на челюсти, который ему поставил Бонхэм, и легким синяком под глазом, который умудрился поставить швейцар, и направился прямо в номер, где его ждала Кэти. Он немедленно позвонил Рону и Бену по внутренней связи, и все шестеро собрались в номере у Сэма Файнера. Сэм сам не мог пойти к Рене, он был слишком смущен, так что Бен и Рон должны были стать посредниками между ним и Рене.
— Я просто не могу, — говорил он. — Мне чертовски неловко. Да и он вас больше послушает, чем меня. Один мой вид может заставить его выбросить меня раньше, чем я рот раскрою. Парень, ну ты видел такую плюху? — гордо спросил он, показывая на челюсть. — Потрясающе. Абсолютно. Достаточно сильно, чтобы достичь цели, достаточно слабо, чтобы не повредить. Потрясающий удар. Иисусе, он бы мог меня убить, если бы захотел. Просто потрясающе. — Его преклонение перед Бонхэмом, о котором Рон рассказывал после Гранд-Бэнк, не только не уменьшилось, но еще и возросло. Так что если Бонхэм боялся потерять следующие десять тысяч (чего Лаки в своей нелюбви к Бонхэму и желала), то волноваться было нечего, более того, его действия еще больше укрепили решение Файнера. — Какой парень, а? Видали такого парня, а? — говорил Сэм, сверкая восхищенными глазами.
Рон с Беном стали посредниками между Сэмом Файнером и Рене. Лаки тоже пошла, потому что он ее попросил, ведь она была самым старым другом Рене. А поскольку она согласилась идти, она попросила пойти и Ирму. Вчетвером они обратились к Рене, точнее было бы сказать — поймали его в тихом полуденном пустом баре. Оратором выступил Рон.
Лаки тошнило от всего этого и от всех них. За исключением, может быть, Бена и Ирмы. Ссоры, драки и извинения, мореплавание и сознательная охота на акул — детские игры, е… проклятые детские игры. И нет ни одного человека среди этих ныряльщиков-мореплавателей, с кем она хотела бы провести наималейший отрезок своей драгоценной будущей жизни. А Кэти Чэндлер — Кэти Файнер — сама может решить свои проклятые проблемы, она сама в них запуталась. У Лаки Виденди — Лаки Грант — свои проклятые проблемы. Но как бы там ни было, Рон ораторствовал.
— Ронни, никада такова у мине не было, — взорвался Рене. — Ни-ка-да! За усе семь годов, скока я тут! Чиво ты от мине хотишь?
— Слушай, — покорно сказал Рон. — Я просто говорю, что ты не выиграешь, если его выбросишь. Вот и все. Все равно через несколько дней мы все уплываем.
— Етот паринь говно, — упрямо сказал Рене. — От так. Настоящий говно. Никада не любил ево. С первая секунда приезда. Ника-да. Хвастун. Я понял, што он мине устроит, када тока увидил ево. Тока и разрешил жить, патаму что с тибе. Тибе и Лаки.
Рон — чьи методы и способы игры Лаки теперь знала как свои собственные — торжественно и сочувственно кивнул. Затем он выложил козырного туза, как она и думала.
— Это только увеличит дурную славу, если ты его выбросишь, Рене. Сейчас это может быть маленькая заметка. Ты его выбрасываешь, и статья увеличивается вдвое. А некоторые могут растянуть дело на целую неделю, если ты это сделаешь.
— Ета правда, — задумчиво сказал Рене. — Я ни подумать об ето.
— Особенно парни из «Тайм». Знаешь, как они любят ударить по тем, кто наверху. А ты, твой Гранд Отель Краунт — на самом верху. — А затем он пустил в ход, как она и предвидела, аперкот. — А я могу пообещать, пообещать, что мой друг Леонард даже не упомянет об этом. В его колонке не будет ни слова. Это я могу пообещать. Но если ты его вышибешь…
— Хо'кей, — сказал Рене. Он по-галльски широко развел руками с видом поражения, вернее — восхищенного поражения. — Ты победил. Тыква у тибе варит. Как всида. Я тибе знаю, Ронни. — Он постучал пальцем по виску. — Всида варит. Или ты ни играешь. Хо'кей. Но скажи тому говнюку, штоб ноги его не было в баре во время коктейля. Посли ужина, можит, и хо'кей. Но ни во время коктейля, после етово. Низя, штоб он там был. И поели ужина лутше б тоже нет. Но уж точно ни в коктейль.
— О'кей. Я передам, — сказал Рон. — И спасибо тебе, Рене. — Он ухмыльнулся.
Делегация заказала выпивку, чтобы отпраздновать событие. И ушла.
Самое смешное, что можно было избежать переговоров с Рене, поскольку на следующий же день Сэму Файнеру позвонили из Нью-Йорка, что он должен немедленно лететь туда по делам, которые нельзя было отложить, иначе он потерпит убытки. Сэм не сказал, сколько он может потерять. Но было ясно, что значительно больше десяти тысяч, которые он все еще хотел дать Бонхэму. Вечером он улетел.
Почти весь день они провели на лодке Джима, уйдя на юго-запад до Рек-Риф и Хотч-Кин-Пэтчиз, ныряя в обоих местах, а до них было почти восемнадцать миль, так что они вышли в 10.30 утра, взяв с собой упакованный обед, и снова за все заплатил Сэм Файнер. Когда они вернулись около семи, то узнали, что с полудня каждые полчаса мистеру Файнеру звонили. Он вместе с Кэти выпил с ними (включая Бонхэма и Орлоффски, которым он позвонил) за самым дальним столиком в углу веранды, чтобы не вторгаться в забитый бар. Выбора просто не было. Он должен лететь. Ближайший самолет в Нью-Йорк был в девять, и он уже заказал Рене билет. До начала поездки ему не вернуться. Он должен пробыть в Нью-Йорке минимум неделю, а может, и две. Но даже если он сможет выбраться через неделю, то все равно он не сумеет добраться до островов Нельсона, потому что в крошечном аэропорту не садятся реактивные самолеты. И если они выйдут через два-три дня, как решили, то пока он доберется на местных самолетиках, они уже будут возвращаться в Ганадо-Бей.
— А я знаю, ребята, что Рон и Бен мечтают плыть, — сказал он грубовато, но в то же время, как это у него бывало, — задумчиво и тепло. Так что, похоже, он вынужден будет вообще пропустить поездку — эту поездку.
— Но будут другие, — печально сказал он. — Господи, до чего ж мне не хочется упускать первую поездку! Но нет причин и тебе ее упускать, Кэти. Какого черта ты должна лететь в Нью-Йорк? Просто будешь болтаться в каком-нибудь проклятом отеле. Если хочешь, а я думаю, что хочешь, то можешь плыть.
Лаки подумала, что засекла хитроватую потку в предложении Сэма Файнера, но ответ Кэти застал ее врасплох.
— Ладно, еду, — радостно сказала Кэти Файнер. — Я так же долго ждала ее, как и ты, Сэм, дорогой. И как ты говоришь, в Нью-Йорке мне делать нечего.
Все решено. И Сэм Файнер, кажется, не удивился. Удивилась Лаки, она подумала, что все остальные тоже, уж Рон и Бен с Ирмой — это точно. А у Эла Бонхэма на лунообразном лице появилось непонятное выражение.
