Сестры - Невская Наталья Александровна

— Как же ничего. Я же видела.

— Тебя в школе разве не учили, что подсматривать и подслушивать нехорошо? — Лиза села в постели.

— Я только подсматривала. К сожалению, слышно ничего не было, — с обезоруживающей искренностью сказала Катька. — Ну, давай, рассказывай, — и поудобнее устроилась на полу.

— Да с какой стати?

— А не будешь рассказывать, и я ничего не скажу.

— Очень мне интересно, — фыркнула Лиза.

Помолчали. Катька терпеливо выжидала, когда добыча попадет в расставленные сети.

— Что такого интересного можешь мне рассказать ты? — не выдержала заинтригованная сестра.

— Про нас с Кириллом, — был ответ.

«Хорошо, что темно, — Лиза поежилась. — Не видно моего лица». А вслух сказала:

— Договорились. Только ты первая.

— А не обманешь? — Катя спросила на всякий случай, хотя прекрасно знала, что слова своего Лиза никогда не нарушит. Та в темноте помотала головой, Катька выдержала паузу и заявила: — У нас с Кириллом было.

Лизе показалось, что ее ударили в солнечное сплетение. Она подозревала, опасалась, мучилась, но все время надеялась, что наиграется Катька и сбежит, что ничего у них не выйдет. И вот на тебе!

— Ну и как? — Спросила, чтобы молчание не показалось неестественным: сестра ведь ждала реакции.

— Ты не представляешь! — Катерину словно прорвало, и теперь слова посыпались из нее горохом. — Это что-то потрясающее. Чувство такое, что взлетаешь. Правда, конечно, сначала больно было и стыдно даже немного, все-таки первый раз перед мужчиной, и все так странно… Но потом как-то стыд уходит, обо всем забываешь, и хочется только любить его, ласкать, раствориться в нем. У Кирилла родители с Машкой уехали на дачу, и у нас была целая неделя. Целая неделя! Лизка, мы из постели не вылезали. Я домой только ночевать приходила. Но вот если бы еще и ночь. Заснуть с ним рядом, а утром проснуться, обнять и никуда не бежать, а лежать с ним рядышком, целовать, гладить…

Лиза сидела оцепенев. Слова долетали до нее, она их слышала, пыталась даже себе представить Катю с Кириллом, но получалось плохо, словно сквозь пелену, ничего не видно… Провела по щеке и поняла, что плачет.

— И что теперь?

— Как только мне исполнится восемнадцать, мы женимся.

Будто вбила последний гвоздь. Лиза, словно от боли, поморщилась.

— Прекрасно. — Слова прозвучали бесцветно.

— Прекрасно? И это все, что ты можешь мне сказать?

— Кать, у меня же ничего такого не было, — заторопилась Лиза, она вдруг испугалась, что сестра в эту минуту, в этот момент истины все поймет. — Мне трудно вообразить…

— Извини, а Шершавый? — Катя даже привстала. — Он же ни с одной девчонкой так просто разговаривать не будет. А вы целовались.

— Это был единственный в моей жизни настоящий поцелуй, — прозвучало почти трагично. — Я, знаешь, как бедная Лиза у Карамзина, боюсь ужасно. Словно на мне проклятие имени: полюблю и закончу свои дни в нашем пруду.

Катя хихикнула.

— Тебя в честь императрицы назвали. — Подумала немного. — Стой, а Венгр?

— Ты знаешь, я о нем тут забыла совсем. С Венгром как-то все не так. Как с другом. Как с мальчишкой.

— Тоже мне нашла мальчика, — с недоверием произнесла Катя. И оживилась: — Слушай. Если у тебя какие-то вопросы, сомнения, я могу тебе все рассказать. — Она чувствовала, что, пожалуй, первый раз в жизни может чему-то научить сестру, а не наоборот. — Ты только скажи!

— Скажу, если придет время. А сейчас вали спать.

Кате хотелось еще поболтать, но Лиза проявила твердость. Наконец, младшая сестра ушла, скрипнула кровать в соседней комнате, стало тихо. Лиза полежала, вслушиваясь в тишину. За стеной негромко посапывала бабушка, Катька ворочалась еще некоторое время, потом все окончательно стихло.

И только тогда Лиза позволила себе уткнуться в подушку и зарыдать. Глухо, взахлеб, но так, чтоб никто не услышал: этому она научилась еще в детстве.

11

Конечно, Лиза никогда не забывала про день рождения своей сестры. Заранее подбирала подарок, затем тщательно прятала его от гибельного любопытства именинницы и, наконец, в означенный день торжественно и с удовольствием вручала. Катя обычно бывала возбуждена, даже взбудоражена, носилась по квартире, всех задирала, и Лиза чувствовала не только свою причастность к празднику, но и неизменность основ жизни — если Катька девятого января сходит с ума, значит, мир стоит на прочных устоях и пока все в порядке.

Однако в этом году все было по-другому. Дни до дня рождения сестры Лиза буквально считала. То есть просыпалась каждое утро с мыслью: вот, осталось всего девяносто шесть дней, пятьдесят четыре, тридцать два, тринадцать, пять… Каждое утро надеялась, что день принесет сногсшибательную новость — о сокрушительной ссоре жениха и невесты и окончательном разрыве. Было, конечно, совестно: еще бы, желать зла такой взбалмошной и такой любимой сестре! Но оказалось, что есть вещи посильнее совести. И Лиза, через силу улыбаясь, ежевечерне, как бы невзначай, спрашивала: ну и как у вас, все в порядке? Неужто не передумали вешать на шею хомут в таком нежном возрасте? Ну вы и отчаянные ребята! Это стало почти традицией, Катя смеялась и ждала вопросов, чтобы радостно завопить: нет! ни за что! вот такие мы чокнутые влюбленные! Она думала так: смешные вещи Лиза спрашивает для того, чтобы лишний раз всем напомнить, какая же она, Катька, счастливая.

Родители в такие моменты молча, чуть испуганно, переглядывались и поспешно отводили глаза. Они в восторге от свадебных планов, мягко говоря, не были и так же, как Лиза, в глубине души мечтали, что все разладится.

Старшая дочь их понимала, однако виду не показывала. Было бы совсем уж нечестно создать этакий тройственный союз против одной-единственной, ослепленной счастьем Катьки. Мама, естественно, попыталась в день так называемой помолвки, а попросту говоря, в день объявления родителям о свадьбе устроить скандал. Даже закатила самую настоящую истерику, успокаивать ее пришлось всем: и отцу, и Лизе, и даже виновнице слез. Не помогло, к сожалению. Когда Любовь Константиновна, разлепив отекшие от рыданий глаза, слабым голосом спросила у непутевой дочери: ну что, Катенька, ты ведь передумала, правда? — Катерина ответствовала жестко и безапелляционно: ни за что! Четко, с восклицательным знаком. Любовь Константиновна снова глаза закрыла.

Последовали вполне разумные тихие вопросы отца: а как собираетесь жить? а на что? а где? Катька отвечала, почти не задумываясь. Жить собираемся здорово. На стипендию, и Кирилл будет подрабатывать. Здесь. На слове «здесь» последовал рецидив истерики, но уже не такой мощный. Все устали. Лизе казалось, что еще немного, и она сама грохнется в припадке невротических судорог, но сил не было даже на то, чтобы выплакаться.

Ночью лежала без сна. Мерещилось, что когда-то, давным-давно, она через все это уже проходила. Через переживания, безнадежность, через зажатые в горле рыдания. От мыслей приходило какое-то пугающее спокойствие и ощущение безвыходности — так тому и быть.

После душераздирающих сцен в доме установилась тишина. Поняв, что Катерина уперлась, и Лиза, и Никита Владимирович, и даже Любовь Константиновна словно затаились. Авось сама одумается. Но проходили дни, месяцы, а Катя и не думала отказываться от замужества.

Кирилл был официально представлен родителям, и они нашли слабое утешение в том, что хоть, слава Богу, парень вроде бы не подонок. Лиза про себя горько усмехнулась: папа с мамой смирились, пора и мне… Но не тут-то было! Чувствовала себя в кошмаре, в бреду. Мало того что они женятся, мало того что будут жить под одной с ней крышей, так Кирилл еще ее, Лизу, выбрал в советчики! Как ты думаешь да как ты считаешь! А что я могу считать, хотелось Лизе крикнуть ему в лицо, если я, когда тебя вижу, вообще думать не могу!

Честно старалась выкинуть Кирилла из головы, из сердца, или где там селится это неуемное чувство. Честно старалась объяснить себе, что он ничем не лучше миллионов других мужчин. И иногда казалось, что близка к успеху. Но приходил Кирилл, и все построения рушились. Лиза тогда под любыми предлогами убегала из дому — в библиотеку, в университет, на свидания к нелюбимому Венгру. Возвращалась поздно. Старалась прийти, когда Катя уже спала, — только чтобы не слышать ее восторженных речей.