Александр Минчин - Юджиния
Он подумал: как она узнала? — он ей никогда не говорил.
— Счастливого Нового года, — это было другое. Она поцеловала его быстро. Александр развернул серебристую бумагу и открыл коробку: внутри были золотой карандаш и золотая ручка. Везде стояло его имя Александр. Он поцеловал ее висок, и она надолго приникла к его плечу.
В первый день Нового года и такой подарок, подумал он, нет, не ручка — Юджиния.
— Я благодарен тебе, очень. Это то, что я безумно люблю. Как ты узнала?
— Ты пишешь. И я не хочу, чтобы ты останавливался.
Он поразился, что такая маленькая девочка разбирается в этом и что она помнит все, что он говорил.
— А теперь скажи: чей второй бокал? Он рассмеялся от неожиданности.
— Ты, как твой папа, во всем сомневаешься.
— Нет, просто я хочу быть уверена точно, прежде чем я скажу тебе…
Она осеклась.
— Что?
— Что-то. Не сегодня, не сейчас.
Он смотрел на нее, любуясь. Ее будоражил этот взгляд.
— Может, мы пойдем туда? — и она показала куда. В доме было только еще одно место, куда они могли пойти вдвоем, и они пошли именно туда.
Их тела, заждавшиеся друг друга, слились божественно, как никогда. Она лежала обнаженная и сквозь перепутанные волосы, словно паутину льна, целовала его. Она была влюблена.
На улице было темно, и приглушенный свет едва долетал непонятно откуда. Он уже начинал одеваться, чтобы проводить ее, когда она сказала:
— Я хочу остаться. У него открылся рот:
— Юджиния.
— Я знаю, что я делаю. Его рот закрылся.
И она осталась. Он не возражал. Как мог он отказать ей в чем-то?
Это была ее первая ночь вне дома. В объятиях, до утра. Она переступила, и это было прекрасно — она не пожалела.
Проснувшись рано утром, он удивился, не найдя ее рядом.
Сначала он испугался, что что-то случилось, и закричал ее имя. Тишина. Потом он вскочил. Больше всего в жизни он боялся причинить ей неприятности или огорчения или быть причиной их. Он успокоился, когда увидел на столе записку и не увидел ключей: она взяла его машину и скоро вернется.
Второго января был его день рождения, но об этом никто не знал.
Она скоро вернулась, румяная и холодная с мороза. Сбросила все и села к нему на колени.
— Я должна была забрать кое-что.
Он взглянул на ее лицо, светящиеся глаза и не стал ничего говорить.
— Я хочу пожелать тебе… — она замерла. — Да?
— Счастливого дня рождения. И чтобы ты жил долгие, долгие годы.
Из-за спины она вынула что-то и протянула ему. Он никак этого не ожидал и стал беспрерывно целовать ее лицо. А она только подставляла разные стороны, чтобы ему было удобней, и он не мог остановиться.
Когда он открыл коробочку, он сначала не поверил: в центре золотого перстня сиял громадный брильянт, державшийся как бы на четырех маленьких шпагах. Он встряхнул головой.
— Это не мне, — сказал он.
— Конечно, тебе, — без тени сомнения ответила она.
— Я не могу это принять.
— Почему?
— Это очень дорого.
— Ты должен… — В ее взгляде было что-то незнакомое и напряженное. Что-то неведомое струилось в нем. Он взглянул в ее глаза и, кажется, впервые осознал… Спина его вдоль позвоночника похолодела. Он не мог поверить.
— Счастливого дня рождения, — прошептала она и приникла к его шее.
Он гладил ее и дрожал.
Она попросила его принести все из машины, это были кульки, набитые едой. Она собиралась готовить обед и была полна решимости.
Они поднимались по лестнице, толкая друг друга. В результате один пакет лопнул и все посыпалось на ступени. Она неудержимо хохотала, видя, как он подбирал, наклоняясь то взад, то вперед.
Но зато он насмеялся вдоволь, наблюдая, как она готовит обед. Это была картина, достойная кисти Ро-куэлла Кента.
Неожиданно она исчезла и появилась в новом платье, которое привезла с собой. К корсажу была приколота брошка, на руке — маленькая золотая цепочка.
Она была как взрослая.
Стол уже сервирован, и все было готово. Он подошел к ней и коснулся ее виска, но губы она отклонила. Она стала неожиданно страшно серьезная. Он достал бутылку единственного полусладкого шампанского, которое в Америке можно было достать, и наполнил бокалы. Ее — не доверху.
Она мягко села и совершенно выпрямилась. Он замер, не понимая, почему она такая серьезная.
Она взяла бокал и встала. И вместо того чтобы сказать то, что он ожидал, она сказала:
— Я хочу, чтобы ты женился на мне.
Он сел, где стоял. Его рот дернулся. Ее глаза погрузились в его.
— Юджиния!.. — произнес он. Потом встал, медленно приходя в себя. Она ждала. Только сейчас, в этот момент, он оценил глубину этой девочки. — Это невозможно, потому что ты …
— Ты должен сказать только: да или нет. Все остальное я сделаю сама. И это будет не твоя забота.
У него кружилась голова, он ничего не понимал, и только ее глаза, ожидавшие ответа, смотрели вопросительно.
— Ты не хочешь меня? Нет или да? — она замерла.
Он на секунду задумался, а потом, как перед шагом в пропасть, перед падением с обрыва, твердо вымолвил:
— Да.
Он видел, как зажглись ее глаза, а губы потянулись к его губам, как руки обвили его плечи, пальцы коснулись затылка, и она прошептала:
— Я твоя.
Это был не обед, это была любовь, без конца.
Когда она поставила на стол пирожные, фрукты и виноград (они все-таки дошли до этой стадии), раздался долгий телефонный звонок. Он поднял трубку с предчувствием. Оно оправдалось.
— Это тебя, Юджиния, — сказал он.
Она оторвалась от пирожного и весело взяла трубку: как будто это было нормально. Естественно и обычно, что кто-то звонил ей сюда.
— Алло. Здравствуй, Дайана.
Александр с любопытством смотрел на нее: невероятная девочка. Впечатление, что она ничего никогда не боялась и не боится. Он передернул плечами при одном имени Дайана, связывающимся со звонком мистера Нилла. Юджиния два дня уже находилась у него.
— Тебе не надо волноваться. Я выхожу замуж, — бодро сказала она.
Он поперхнулся виноградом. Это был конец, вернее — это было начало, скорее всего, его конца. Он не думал, что она так решительна.
— Не плачь, Дайана, ты радоваться должна. Прошло время. Он понял, что в трубке спросили: «Это Александр?»
— Да, Александр. Кто ж еще, если я за это время только и видела его одного.
Резонная девочка, подумал он.
— Я приеду завтра утром и все тебе расскажу… Я скажу ему завтра.
Ему показалось, что на двух концах провода замерли.
Она с улыбкой повесила трубку и подставила ему свои губы как ни в чем не бывало, она была абсолютно спокойна.
