Карен ван дер Зее - Остров моих сновидений
— Твой муж — роскошный мужчина, — признала Майя, рассматривая отражение Ким в зеркале.
— Да-а… — неопределенно промычала та.
— И Джемс тоже ничего, — добавила Майя.
Ким без особого энтузиазма подтвердила и это. Огромные карие глаза Майи смотрели с подозрением.
— Не хочешь ли поменяться со мной местами, когда вернемся?
Ким не сдержалась и хихикнула.
— А разве тебе не понравилось шоу?
Майя рассмеялась.
— Вообще-то да. Но мне кажется, ты не в восторге.
— Джемс дразнит Сэма, — пожала плечами Ким. — Спасибо, я уж останусь на своем месте — тоже умею играть в эти игры.
Вернувшись за столик, Ким беспечно улыбнулась — всем и никому в особенности — и стала пить кофе, который принесли в их отсутствие. Как только Джемс сделал движение в ее сторону, Ким взяла полный стакан воды и аккуратно вылила прямо на его светлую голову… Затем поднялась и мило улыбнулась ошарашенному мокрому Джемсу.
— Спасибо за приглашение, Джемс, ужин прекрасный. — И, откинув с лица волосы, повернулась к Сэму: — Пойдем домой, дорогой. Я устала.
Наконец-то акклиматизация прошла — энергия вернулась к Ким. Она тут же с радостью приступила к своим обязанностям по поиску дома. Начала с разведки местности и наслаждалась жизнью — все это по ней. Сэм выделил ей машину и водителя, и они с Майей кружили по городу, исследуя окрестности, рынки и магазины.
Американка ей нравилась — у нее было развито чувство юмора. Та в свою очередь обожала Ким за то, какой отпор она дала Джемсу: этот наглец давно заслужил холодный душ. Майя оказалась настоящей ходячей энциклопедией — она знала все о городе, об острове и еще о многом. Приятно иметь такую веселую, легкую в общении подругу.
Почти каждый вечер Ким и Сэм выходили в город ужинать. Когда она с воодушевлением рассказывала ему о происшедшем за день, он только слушал, время от времени вставляя несколько слов. Иногда она замечала, как он смотрит на нее — в глазах мелькает что-то далекое от делового интереса… Ким старалась игнорировать такие взгляды.
Однажды вечером она вернулась позже обычного, промчавшись по галерее, влетела в номер — Сэм уже здесь.
— Привет! Извини, опоздала.
Сэм читает в кресле какие-то бумаги, тихо звучит Моцарт — умиротворяющая картина…
— Ничего-ничего, — великодушно откликнулся он.
— Какие я сегодня великолепные дома посетила!
Ким пустилась в описание того, что видела, справлялась о его мнении — что он думает о том и об этом. Бегло обрисовала нескольких интересных личностей, с которыми познакомилась в ходе поисков (спросила их даже, не поужинать ли им всем как-нибудь вместе). Она нескоро сообразила, что не мешало бы наконец закрыть рот. Сэм терпеливо слушал и смотрел на нее.
— Так и знала, что скоро это случится! — вздохнула Ким. — Я свожу тебя с ума, да? Уничтожаю твой уютный, тихий мирок — требую постоянного внимания, спрашиваю мнения по всем вопросам, заставляю что-то решать, делать выбор, слишком много говорю и смеюсь… Все, умолкаю.
— Что ж, — Сэм ласково улыбнулся, — тогда я смогу закончить дела.
Ким взяла свои вещи — сумочку и туфли, которые скинула, как только вошла в номер, и собралась пойти к себе принять душ, когда Сэм поднял глаза от бумаг.
— А я свожу тебя с ума?
— Да, — кивнула Ким, а про себя повторила: «О да!»
Он смотрел на нее так, будто ждал продолжения, но она была не готова ответить на его молчаливый вопрос.
— Каким же образом? — Сэм отложил документы, готовясь слушать.
— Ты молчишь. — Ким уронила туфли и сумочку. — Не выражаешь свои чувства, не сообщаешь мне, о чем думаешь, что чувствуешь. — Ким нахмурилась. — Я говорю как требовательная жена, да? — (Он кивнул.) — Ладно! Так как мы не женаты, это не имеет ни малейшего значения. Ты и не должен выдавать мне все свои сокровенные чувства. — Она со вздохом упала в кресло. — Но ты знаешь, мне нравится, когда люди открыты, когда они делятся своими переживаниями. Ясно, чего от них ожидать, и не приходится гадать на кофейной гуще.
— Как твой клоун на ступеньках: «Мое сердце разбито! Ты — моя жизнь!»
— Это нечестно! Он больной!
Но Сэма не убедила ее аргументация.
— А как насчет твоего «почти мужа»? Он любит тебя и хочет, чтобы ты вернулась к нему. Разве он — пример разумного поведения?
— Ну, знаешь! Я не видела Джека около восьми лет. Даже не сообразила, что это он. Кроме того, он был моей ошибкой. Я не скрывала, что плохо выбираю мужчин.
— Но эти двое выражали все свои чувства, и тебе ясно, о чем они думают.
— Это так. Именно поэтому я поняла, что делаю ошибку с Джеком, и порвала с ним. — Ким торжествующе взглянула на Сэма, довольная своей безупречной логикой. Он рассмеялся. — Почему ты вечно надо мной смеешься?
— Я не над тобой смеюсь. Это не насмешка. Просто ты меня забавляешь, смешишь.
— Вот это да! — сказала она. — Значит, я развлекаю тебя. Я что, должна чувствовать себя польщенной?
— Не преследовал цели польстить тебе, — ровно произнес Сэм. — Просто именно так обстоят дела.
— Что ж, это очень… досадно, когда ты смеешься. Я же не знаю, что ты при этом думаешь.
— «Досадно»? Какое странное слово.
— Вчера вечером прочитала его в одном английском романе, вот и решила опробовать. И не смейся!
Но Сэм все же опять рассмеялся.
— Так мой смех тебе досаждает?
— Да, мне всегда кажется, что ты сознательно наблюдаешь за мной, ну, словно я объект научного эксперимента.
— Нет, не научного, а семейного. И мне кажется захватывающим жить с тобой: смотреть, как ты работаешь, слушать, как рассказываешь мне о всех перипетиях дня. — Его глаза лучились юмором и еще чем-то, пока непонятным для нее.
Ким вскочила — надо уходить, нельзя позволить себе утонуть в этих глазах, погрузиться в те чувства, что он будит в ней, томиться страстным желанием понять, что скрывает он внутри, какую тайну прячет от нее… Да она, конечно, поняла уже: в нем горит страсть — неумолимым, жарким пламенем. И это пугает ее до смерти, в конце концов, обжечься или сгореть — малопривлекательная перспектива.
— Уходишь? — спросил он невинным тоном. — Я раздосадовал тебя?
Притворившись, что не слышит, она устремилась в свою комнату.
— Ким, я тут думал о том, что ты сказала мне несколько дней назад, — проговорил Сэм однажды вечером.
— И что же это?
Мало ли что она ему говорила, — обычное, впрочем, дело для того, кто много болтает. Ей часто трудно припомнить свои речи час назад, не то что несколько дней. Каждый день Ким давала себе слово больше молчать — и забывала: начинала пересказывать свои дневные приключения и открытия со всеми подробностями.
