Галина Лифшиц - Невеста трех женихов
Света печалилась и думала всякую дребедень, про то, что вот повезло же Норвегии, у нее такой король… что все лучшее из России всегда забирает кто-то.
Больше всего тревожила мысль: «Как мне теперь попросить его об исповеди?..»
Но все-таки явственней всего ощущалась радость, что увидела его и что он, прощаясь, обязательно скажет: «С Богом», – и эти слова еще долго будут ее хранить.
Сосновый дворец закачался, затрещал…
Самолет резко тряхнуло. Она вздрогнула и открыла глаза. Непонятно откуда шел какой-то нехороший, жуткий вой.
Ворвалась мысль, как окончательный диагноз: «Все, долеталась!»
С раннего детства, узнав про неминуемость смерти, Света мечтала, чтобы произошло это в родном доме, в тишине размеренной жизни, текущей медленно и сладко, как тугая желто-прозрачная ниточка меда, в кругу большой, любящей семьи.
Она от жизни не просила покоя, но хоть это-то могло произойти, как представлялось…
– А может, сплю, на другое после Норвегии переключилась?
Только глаза таращились не по-сонному, и суетня вокруг ощущалась панически настоящая.
Жаль, что отец Николай не благословил, хотя бы во сне.
Ладно. Суета не поможет. Надо готовиться. Обидно, что придется падать. Забрал бы Господь их души прямо сейчас, раз уж так суждено.
Нет! Каждому свой крест – и каждому по силам.
Она сжала руки и зажмурилась… Надо думать о хорошем. О самом дорогом и любимом. Так приказывала она себе всегда в трудные минуты. Не сметь бояться! Любить и верить!
«О деревья, деревья, деревья! Разве я вас больше не увижу? Терпеливые тополя, которые дворники ненавидят за пух, теплые томные сосны, одинокие дубы «среди долины ровныя», осенние выдумщики-клены – я так и не научилась рисовать ваши листья, добрые уютные платаны с неохватными пятнистыми стволами, кипарисы, устремленные к небу, вечно обещающие душистый южный зной…
Поддержите меня своими ветвями, обнимите, не дайте упасть!
О море, доброе море! Я боялась тебя только ночью. Только ночью ты говорило: «Все, теперь уходи, теперь я буду думать, и мысли мои не для тебя…» И тогда, в том городе, когда мы неожиданно вышли к тебе, тихому и спящему у самых ступеней, ты неожиданно зашевелилось, завздыхало, забормотало во сне, предупреждая.
Неужели ты сейчас заберешь меня к себе, сомкнешься над головой, не вытолкнешь из своей податливой глубины?
О запахи, запахи, запахи трав, дайте мне в вас раствориться! Дай услышать твое дыхание, теплая, сухая июльская земля, прилечь, прижаться. Уснуть. И проснуться потом от жара солнца, от того, что муравей ползет по щеке, травинки щекочут.
О комариный писк, заглуши этот железный скрежет; прорвись, донесись, медлительное гудение шмеля и назойливое зумканье вредной осенней мухи!
О синь! Воздушная небесная синь! Удержи меня! Дай за тебя ухватиться. Подари мне свою свободу и легкость. Дай мне вдохнуть тебя глубоко-глубоко, о воздух, воздух красоты…
О время, время, время! Разомкнись, расправься мощной пружиной, сгусти пространство, дай ощутить мне не падение, а вольный птичий полет, сделай меня стрижом, для которого родная стихия – воздушная струя, который любит и зачинает новую жизнь в высоте, играя в воздушных потоках.
О звездная бесконечность! Неужели к тебе устремится душа моя, и я забуду, что такое любовь, и обрету безмятежность? И с какой-то звезды, маленькой сияющей точки, буду равнодушно вглядываться в далекое копошение жизни.
О любовь! Ведь я не боялась тебя! Ты соединила меня с тем, единственным… О, не разлучай, не разлучай его со мной, не причиняй ему такой боли!
О огонь! Дай мне слиться с тобой навсегда, чтобы я стала теплым ветром, ласкающим щеки и волосы тех, кто будет чувствовать себя оставленными там, на земле…»
Внезапно тряска, толчки, вой – все прекратилось.
Возникло ощущение пустоты и страшной скорости.
Она поняла: еще миг – и ей предстояло умереть.
Кто-то тронул ее за плечо. Взглянула и – остолбенела. Ее недавний гость, убийца, со своей простецкой улыбкой склонился над ней.
– Я же сказал – найду! Ну, куда летим-то?
Она не могла произнести ни звука.
И отвернуться от него не могла…
«За что мне это, Господи!»
– Щас в Аргентину двинем, – не дожидаясь ответа, сообщил ее мучитель. – У меня там дела, а ты подождешь…
Она хотела его отпихнуть, закричать, заплакать…
– Ты чего – испугалась? Думала, падаем? Не! Это мы самолет захватывали. А теперь он наш. Летим – куда хотим.
Только сейчас она заметила в его руке огромный пистолет с глушителем. Увидела знакомое зияющее дуло.
Так вот кто в нее целился тогда. Он!
Приходил зачем-то ночью, стоял над ней, спящей, со своим профессиональным оружием. Что он искал?
До нее дошло наконец, что искал он билет, и нашел его, и тайник ее – барахольный. Увидел дату отлета и подстерег! Сволочь!
Изо рта вместо слов вырывалось лишь слабое мычание.
«Мне бы только смочь заговорить, закричать, – мучилась она, – я скажу ему, как его ненавижу».
До чего ноги затекли от этого неудобного самолетного кресла!
Опять раздались какие-то пронзительные звуки – сигнализация, что ли, какая?
Как же они, эти сигналы, напоминают их с Марио условный звонок в дверь!
«Марио, бедный мой Маша! Знал бы ты, что творится сейчас со мной!»
Звуки не прекращались, слились в один непрерывный.
Все исчезло: самолет, пистолетное дуло…
4. Реальность
Надрывался дверной звонок. Еще в полусне, едва ступая затекшими ногами, добрела она до двери, глянула в глазок.
Не может быть! Ей, наверное, кажется! Или это спасительное продолжение только что промелькнувшего сна?
– Sопо io, Сhiага, арri[5].
Через секунду она целовала любимое лицо.
– Как же так? Ты ведь не должен был?
– Сюрприз! Ну, как бы ты летела одна, без меня? Там, в аэропорту, будут все твои, а я так соскучился, хотел побыть с тобой, вдвоем. Чтобы только мы одни. Ты и я. Там такая суматоха, все готовятся. Мы одни, последний день в Москве побудем наедине, да?
Как же все у нее с Марио получается красиво и правильно! Как и в мечтах не бывает. Разве можно сомневаться в подаренной ей небом любви? Такая внимательная нежность, такое стремление друг к другу. Обоюдное стремление! Вот она, сказка. Они бывают в жизни. Вполне. Главное – дождаться.
– А я все вещи собрала и уснула в гостиной. Мне такое страшное снилось! – пожаловалась Светка, покоясь в надежных объятиях своего сказочно прекрасного мужа.
– Ты что-то бледная какая! И чем это тут пахнет? Ты болела? Я знаю, ты болела! У тебя все эти дни голос по телефону был такой слабый! Что с тобой было? – допытывался Марио, крепко прижимая к себе свою прекрасную половину.
