Я тебе изменил. Прости (СИ) - Инфинити Инна

Я все еще не могу поверить, что это так.

— К сожалению, да, — признается с горечью. — Я был пьян. Я совершил ошибку.

Всё. Не могу больше находиться с Давидом в одном помещении. Меня разрывает на части. Я бросаюсь к своему маленькому чемодану и достаю оттуда удобную одежду.

— Что ты делаешь?

Я не отвечаю на вопрос Давида. Скидываю с себя шелковый халат, надеваю джинсы, свитер.

— Вера, куда ты собралась?

— Я больше не останусь с тобой в одной комнате, — рычу и надеваю куртку.

— Вера, успокойся, ночь на улице.

Давид порывается взять меня за руку, но я останавливаю его жестом.

— Не смей прикасаться ко мне. Слышишь? Больше никогда не смей ко мне прикасаться.

— Я не отпущу тебя одну на улицу ночью.

— Если ты будешь меня удерживать, то я прямо сейчас все расскажу Майе. Пускай наконец-то узнает, что на самом деле представляет из себя ее папаша.

Моя последняя угроза имеет эффект. Давид осекается. Пользуясь секундной заминкой, выскакиваю из комнаты. Под дверью Майи горит полоска света, поэтому из дома выхожу тихо.

В ресторане еще продолжается веселье, часть гостей там и спать, по всей видимости, не собирается. Я не хочу никого видеть, поэтому иду к озеру. В лицо дует холодный ветер, но я не чувствую озноба. Наоборот, я киплю и взрываюсь.

Давид и ранее, когда извинялся за измену, говорил, что был пьян, тот секс ничего не значил, это ошибка и так далее. И я вроде как понимала, что это была одноразовая измена. Но сейчас, в полной мере осознав, что Давид похерил всю нашу жизнь из-за банальной животной похоти, просто потому что встал член, а он не смог этому сопротивляться, я хочу кричать и рвать на себе волосы. И ведь член встал не просто на кого-то, а именно на нее. На Зою. От этого боль усиливается в геометрической прогрессии.

Я приваливаюсь спиной к дереву и зажимаю ладонью рот, чтобы в тишине природы не было слышно моего плача. Из ресторана доносятся отголоски громкой музыки, на веранде заведения слышится пьяный смех. Сейчас это походит на веселье во время похорон.

Всё кончено. Жизнь кончена. В понедельник я пойду подавать на развод. Хватит тянуть эту лямку.

— И снова ты портишь свое красивое лицо слезами, — звучит сбоку.

Глава 20. Голая правда

Быстро смахиваю с лица слезы, хотя понимаю: поздно, Тимур уже все увидел и понял.

— Ты следишь за мной?

— Нет.

— Тогда что это за странная случайная встреча?

Он издает смешок.

— Я стоял на веранде ресторана, когда увидел, как ты выскочила из дома и бегом побежала к озеру. Решил подойти, поинтересоваться, не требуется ли тебе помощь.

— Не требуется. Можешь уходить.

Но Тимур никуда уходить не собирается. Он подходит ко мне ближе и опускается одной рукой на дерево возле моей головы.

— А все еще хуже, чем я думал.

— Ты про что?

— Про твою семейную жизнь. Не хочешь рассказать?

Я уже устала пребывать в шоке от бесцеремонности и наглости пацана. Пора воспринимать его поведение как что-то нормальное и само собой разумеющееся.

— Про свою семейную жизнь ничего рассказывать не хочу. Но хочу сказать кое-что другое.

— Что?

— Чтобы ты перестал вешать моей дочке лапшу на уши про свою Америку, — мой голос приобретает воинственные нотки. — Нечего пудрить ребенку мозги и подбивать на отъезд в другую страну. Если ты хочешь сделать для меня что-то хорошее, то лучше расскажи Майе, как в Америке плохо и ужасно.

В ответ на мою резкую бескомпромиссную речь Тимур звонко смеётся.

— Что смешного?

— Ты не сможешь удерживать ребенка возле себя вечно. Однажды настанет день, когда она захочет жить своей жизнью, а не твоей.

— Тебя это не касается. Я требую, чтобы ты перестал пудрить моей дочери мозги своей Америкой. Я понятно изъяснилась?

— Твоя дочь задала мне вопросы, а я честно на них ответил.

— Что именно — честно?

— Что учеба и жизнь в США — это прекрасный опыт.

— Не всегда следует говорить правду.

Эта фраза вырывается быстрее, чем я успеваю осознать ее смысл и роль в моей жизни. Что я бы предпочла: узнать об измене Давида или не узнать и жить счастливо дальше? Сложных вопрос. Ответа нет.

— Я не увидел причин лгать Майе.

— Короче, ты меня понял. Хватит петь моей дочке песни про Америку.

Тимур безразлично пожимает плечами.

— Как скажешь.

Проходит несколько мгновений прежде, чем Тимур абсолютно спокойно и буднично предлагает:

— Пойдём ко мне в дом?

Отрываю взгляд от озера и перевожу на пацана.

— Не поняла.

— Холодно, ты без шапки, вся дрожишь. Пойдем в гостевой дом, который мне выделен.

Я все еще в замешательстве от такого предложения. Хотя давно пора перестать теряться от поведения и фраз Тимура.

— Ты в своем уме!? Можешь не отвечать, я знаю, что нет. Но просто представь на секунду, как это будет выглядеть в глазах других сотрудников, которых поселили с тобой в один дом.

— А их нет. Я в доме один.

— Что значит один? — хмурюсь. — Сотрудников расселили по несколько человек в дом.

— Да, мои соседи — Вова и Андрей. Но они решили уехать. У Вовы недавно родился ребенок, а Андрею позвонила жена и срочно вызвала домой.

Я недовольно вздыхаю. Спрашивала же заранее, кто останется ночевать, а кто нет.

Кому оплачивать проживание, а кому нет. Эти сначала согласились, мы оплатили им номера, а теперь они решили уехать. Прекрасно.

— Хватит делать вид, что тебе не холодно. Ты от своей гордости сляжешь завтра с температурой.

Если отбросить, что пацан меня раздражает, то он прав. На улице промозгло и холодно. А у меня ни шапки, ни шарфа, ни перчаток. Есть два варианта, куда податься: в ресторан к пьяным гостям или в дом к Давиду. Ни туда, ни туда я не хочу. Правда, я и к Тимуру не хочу. Но он — наименьшее из зол.

— Я бы выпила чаю.

— Пойдем.

Парень ведет меня к своему гостевому дому не по асфальтированной дорожке, освещенной фонарями, а по темному газону. Чтобы нас никто не увидел вместе, догадываюсь. Это правильно. Но я начинаю переживать за его белоснежные кроссовки. Как бы он их не испачкал.

Тимура поселили в домике за рестораном, в прямо противоположной стороне от нашего с Давидом. Оказавшись в тепле, меня начинает потряхивать еще больше. Тимур снимает кроссовки (он их не испачкал! Это определенно талант — не пачкать белую обувь), шагает к кухонной зоне и нажимает кнопку на чайнике. Достает из шкафчика кружки, бросает в них пакетики. Я нахожу в обувнице еще одну пару гостевых одноразовых тапок, вешаю куртку в шкаф. Потом подхожу к кухонному острову и сажусь на высокий стул.

Я чувствую себя растерянно. Потому что ситуация максимально странная. Вдруг понимаю, что никогда прежде не оставалась наедине с чужим и посторонним мужчиной, который не скрывает свою симпатию ко мне. Вернее, оставалась, но один раз и давно. А именно — семнадцать лет назад с Давидом, когда мы только познакомились.

— Не бойся меня, — Тимур мягко улыбается. — Я не кусаюсь.

— Я не боюсь. Просто... — замолкаю.

— Просто это все очень ново для тебя, — читает мои мысли.

— Да.

Тимур ставит на остров две кружки чая и садится на стул напротив.

— Предлагаю поиграть в голую правду.

Делаю маленький глоток горячего напитка.

— Что такое голая правда?

— Это очень-очень большое откровение. Из той серии, которое обычно не говорят.

Признание Давида в измене — это голая правда. Я на секунду задумываюсь. Хотелось бы мне слышать всегда от людей голую правду? В теории кажется, что да. А на самом деле? Не уверена.

— Ну давай.

В данный миг меня охватывает азарт, что ли. С Тимуром все воспринимается как игра.

— Для меня все это тоже ново. Раньше я никогда не западал на замужних женщин ощутимо старше меня, да ещё с детьми-подростками.

Ухмыляюсь. Хочется спросить: а на кого ты западал раньше? У меня вдруг появляется любопытство узнать о Тимуре побольше. Надеюсь, игра в голую правду поможет в этом.