В разводе. Бывшие любимые (СИ) - Грин Анна Кэтрин

Самый близкий, самый родной человек просто взял и убил меня.

Оставил истекать кровью где-то возле дивана.

И сейчас я глядела на него и испытывала мелочную, не совсем правильную радость от его растерянности — таким образом все вставало на свои места.

Если бы он поступил иначе, если бы он пришёл, дал мне ответы на вопросы, возможно, я бы сейчас не чувствовала себя настолько мёртвой.

Если бы он тогда поступил со мной по-человечески, возможно, сейчас у нас бы не было всех этих проблем. Возможно, мы бы сейчас вообще с ним не разговаривали, потому что мне не надо было закрывать те гештальты, которые остались после.

— Вика, ты немножко перегибаешь палку.

— Олег, я не перегибаю палку. Ты начал говорить за нехорошие анализы, а сейчас приезжаешь и забираешь дочь. Я не хочу, чтобы ты с ней контактировал до тех пор, пока у меня не будет на руках подтверждения того, что ты здоров, ты же откуда-то эту тему взял. Не надо прикрываться и говорить мне о том, что ты проходил медкомиссию. Вот по результатам медкомиссии у тебя там что-то выявилось, ты же такой подтекст имел ввиду, когда мне говорил об этом?

Повисла неприятная пауза, такая, которая щекотала нервы, заставляла их натягиваться, я чувствовала себя в тёмном переулке на сделке гангстеров, где с одной стороны, стоит условно банда, предположим, якудза, а с другой стороны какая-то компания острых козырьков.

И вот тишина, которая играет в качестве балансира, была безумно жуткой.

Так и у нас сейчас.

Я сглотнула, опустила глаза, пряча едкую надменный взгляд.

— Так, Вик, ты сейчас несёшь просто какую-то хрень. Давай будем честными. Я никогда не отказывал тебе в твоих способностях. Ты очень умная женщина. Я женился на умной девушке, из которой выросла безумно умная и талантливая женщина, и, зная этот анамнез, я прихожу к выводу, что ты меня тупо пытаешься довести.

— Довести до ручки, подвести под монастырь или эшафот. Какая, к чертям, разница, Олег? — вздохнув, уточнила я и прошлась языком по верхней губе. — Мой ребёнок не будет контактировать с отцом, у которого беспорядочные сексуальные связи, которые имеют последствия каких-либо заболеваний. Я не хочу потом проверять Стешу на какие-то инфекции и так далее. Хорошо, мы не касаемся в этом вопросе Вероники, потому что она девушка взрослая. Она прекрасно понимает, что надо мыть руки и так далее, но Стеша этого ещё не понимает, и я не отпущу её с тобой.

— Сейчас я имею право забирать своего ребёнка тогда, когда посчитаю нужным!

— Если мы сейчас запустим ситуацию с пересмотром прав на ребёнка, то я также буду требовать твоей чистоты, и это будет уместное требование с учётом того, что причиной развода стала твоя сексуальная нечистоплотность.

— Вик, ты просто пытаешься меня довести. Пытаешься меня уколоть? Пытаешься мне сделать больно?

— Я не пытаюсь тебе сделать больно, я констатирую факты, и в этих фактах также ещё будут моменты о том, что ты как отец не очень хороший.

— Я замечательный отец, мои дети никогда ни в чем не нуждались, и любой суд это признает, — произнёс с такой гордостью Олег, как будто бы он сам вынашивал каждого ребёнка.

— А знаешь что? — Я шагнула вперёд, слегка наклонилась, как будто бы по секрету рассказывая Олегу большую тайну. — Ты не только отец плохой, ты и сын дерьмовый.

По лицу мужа скользнула тень.

А после у него стала краснеть кожа, краснота поднималась от груди к шее и выше.

В глазах заметался бесконтрольный огонь.

— Я тебе даже могу пояснить за тот и другой тезис. Ты, отец плохой, потому что для тебя дети атрибут. Потому что ты знать не знал о том, что Денис, предположим,пока его не начали пеленать, почти не спал. Ты приходил с работы, тетёшкал его. Тебе было радостно, у тебя там чистый ребёнок. Все отлично, но ты не понимал, что происходит, когда ты исчезаешь за дверью или вот помнишь, например, ситуацию со Стешей? Она была маленькая и я попросила тебя провести с ней день. Потому что у меня был загруз из-за кофеен. Я пыталась найти поставщика, я запускала рекламную кампанию, и вот у меня, как сейчас перед глазами стоит ситуация, когда Стеша сходила в туалет, а ты мне такой её несёшь и говоришь: «Вика, она обкакалась. Сделай с этим что-нибудь».

Олег взмахнул руками, фыркнул.

— Ну а как ты это себе представляешь?

— А со мной ты как это себе представлял, у нас с тобой одинаковая была жизнь. У нас с тобой был первый ребёнок, второй ребёнок. У нас с тобой был третий ребёнок, то есть в промежутке времени у меня не было навыков работы с подгузниками, но я как-то этому научилась заново, в то время как ты приносил мне ребёнка и говорил, она обкакалась давай, меняй, подгузник. Она зарыдала — всю распашонку давай меняй. Вика её надо купать — иди купай. Ты вот так это строил. Для тебя дети всегда были чисто атрибутом. Ты приходил довольный, счастливый, радовался, целовал, обнимал, но тебя абсолютно не интересовало, что было вне твоего участия. А сын ты дерьмовый, потому что уже столько времени прошло с момента, как мать была в больнице, а ты даже до сих пор не поинтересовался у неё приезжает к ней на капельницу медсестра или не приезжает. Такое чувство как будто бы тебе все равно. И поэтому, когда встаёт вопрос о том, что мы будем решать через суд, с кем и сколько времени будут проводить дети, ты безумно проигрываешь. И вот ответь хотя бы честно сейчас сам себе, для чего ты мне ляпнул про эти заболевания, передающиеся половым путём, если не хотел копать себе могилу?

Олега всего затрясло, он сдавил ладони в кулаки, и я заметила, как у него по запястьям взбугрились ручейки вен.

— Да ты знаешь, за такие слова…

— Да, я знаю, за такие слова по голове не гладят. Отвечай на вопрос, для чего ты меня ввёл в заблуждение с этими анализами? — надавила я, как инквизитор.

— Да потому что, чтобы никакие ослы к тебе яйца не подкатывали. Поняла?

Глава 18

Я сузила глаза и усмехнулась.

Хмельная жгучая злость бурлила в крови, заставляя меня все чаще и чаще ступать на тропу войны. Это было ужасно, особенно когда воюешь с человеком, который на протяжении стольких лет был душой и телом, настолько близко, что казалось, он въелся в кожу, да хуже, намного хуже, когда дыхание было его, когда запахи были его.

— А какое тебе дело до того, кто ко мне какие яйца подкатывает? — Усмехнувшись, спросила я, делая шаг ещё раз вперёд. И, загоняя Олега в угол, точнее, почти припирая его к двери. — А почему ты об этом не думал, когда мне изменял? Наверно же ты понимал, что мы разведёмся, и у меня, значит, будет другой мужчина.

Атмосфера угнетала.

Раздражение, злость, агрессия витали в воздухе, они были почти осязаемыми, как колючки чертополоха — коснёшься, и она тут же впивается в кожу, и никак её не отодрать.

— Или ты что, надеялся, что после развода с тобой я похороню себя в безымянной могиле. Прекрати. Ты же понимаешь, насколько сейчас необоснованно звучит твоя претензия. То есть тебе можно трахаться, тебе можно заводить любовницу, тебе можно уходить из семьи. А я что, по-твоему, должна сидеть и на это смотреть?

— Замолчи, — холоднее на несколько тонов произнёс Олег, но меня было не остановить.

— Или, может быть, ты считал, что я перебешусь за полгода, а ты потом вернёшься, такой красивый на белом коне, и я тебя приму любого при этом с модернизацией, что ты по-прежнему будешь кого-то потрахивать на стороне? Ты думал, это так будет, да? А с чего ты взял вообще что у тебя есть какие-то сверхправа в этой ситуации?

Я говорила обманчиво ласково, и голос мой лился, как мед.

Наверное, за эти полгода что-то хорошее действительно во мне умерло, умерло в диких конвульсиях, загибалось на смертном одре, выло, хватало обломанными ногтями куски земли на могиле.

И вот это что-то хорошее, оно умерло, а на его месте родилось новое, беспринципное, циничное. И безумно мстительное. Такое, которое позволяло мне использовать все мои качества для того, чтобы просто добивать.