Янина Логвин - Гордая птичка Воробышек
ТРАКТИРЩИК (Опуская голову): Не на того ты, странник, уповаешь…
БРОДЯГА(С горьким упреком): И все же, думаю, ответ на это есть. Ты неспроста мне дал испить вино. Горит огнем проклятое клеймо, что в самом сердце. Душу выжигает. Как странно… (Бродяга встает с камня, обращая свой взор к трактиру.) Тяжесть отпускает, и я… (Внезапно роняет из рук на землю пустой бокал, впиваясь дрогнувшими пальцами в свой ворот.)…Как будто чувствую его! Того, кого искал так много лет!
ТРАКТИРЩИК (Удивленно): В чем твой секрет? Я, путник, что-то не пойму…
На крыльце показывается молодой гость трактирщика. Он медленно спускается со ступеней и подходит к бродяге. Остановившись от послушника в шаге, поднимает взгляд на покрытое шрамами, иссушенное болезнью и солнцем лицо.
ГОСТЬ: Он износил свою суму, и небо, наконец-то, нас венчает последней встречей… (Обращаясь к бродяге.) Думал, бесконечным окажется твой путь для нас двоих. Тот путь, что есть конца начало.
Послушник тьмы, охнув, опускается перед мужчиной на колени, касаясь изувеченными пальцами подола его дорожного платья.
ГОСТЬ: Ну что ж, меня нашел ты, вот он я. Твое чутье тебя не обмануло. С дороги в сторону не отвернуло, и Бог, по-прежнему, тебе, Мирэй, судья. Я здесь стою, с тобой лицом к лицу, тот, кто тебе покорен был и верен, пока Всевышний не открыл глаза… (С сожалением.) Что по щеке твоей ползет слеза! Твой грех уж нами надвое разделен. Скиталец я, такой же, как и ты…
БРОДЯГА: Прости, послушника, молю… И отпусти.
ГОСТЬ (Опуская руку на голову склонившегося перед ним бродяги): Простивший да простит тебя и примет. А я тебя простил уже давно. Трактирщик! Эй! Подай же нам вино! И да отринет…
Разговор мужчин вдруг отходит на второй план, а на первый выступает служанка. Она медленно идет к дому по узкой тропинке сада, держа в руках корзину, доверху наполненную гроздьями винограда, и смотрит на приближающийся закат.
ФИЛИППА: Ну вот, и подошел к концу денек. Еще немного и завечереет. И хоть на небе облака белеют, да солнце, знай себе, ползет на сон в чертог. Вот так и я, уставшая душа, на славу потрудившись, чуть дыша, ступаю за порог и на перину. Чтоб завтра снова, запрягшись в рутину, не позабыть о тяжести гроша.
ЭПИЛОГ
— Эй, Птиц! Ты что, совсем страх потерял? Верни на место, не то врежу! Сказал же: голубая рубашка моя, а твоя — розовая!
— А ты зачем тогда галстук красный взял?
— А мне он больше нравится! И не красный, а бордовый! Протри глаза, двойник!
— Сейчас протру — тебе! Дам в глаз, будет бордовый, не ошибешься!.. Блин! Придурок! Ты что, садился на мою кровать?!.. Ты мне брюки помял, ты видел? Мне что, их теперь самому гладить?
— А нечего стираные шмотки с балкона ко мне на постель сваливать! Не переломишься! И вообще… разнылся тут, как девчонка!
— Ну, гад, доигрался…
Слышится шум возни, ударов, хлопнувшей о стену двери, упавшего стула и еще чего-то, судя по стуку, более мелкого, попавшего под руки братьям. И вслед за этим ожидаемо-знакомое:
— Ма-а-а-ам!..
— …И все-таки я не понимаю, к чему такая спешка? Какое «узаконить отношения»? Месяц — очень малый срок для того, чтобы как следует узнать человека. Что значит «влюбился по уши как мальчишка» и «всю жизнь только меня ждал», я что, и правда так наивно выгляжу, что способна во все это поверить?.. И потом, самые обыкновенные у меня глаза, придумал тоже сказки рассказывать. Разве такое бывает? Разве любовь возможна с бухты-барахты, вот скажи мне, дочка?..
Мы стоим с мамой в зале нашей квартиры в Гордеевске и смотрим в большое зеркало старенького трюмо, принесенного сюда из коридора. На мне туфли, потрясающей красоты белое свадебное платье и фата (купленные лично упрямцем Люковым в обход всяких правил), мы обе ужасно волнуемся, и руки мамы, завершающие последние штрихи в прическе, немного дрожат. Я смотрю на нее, на самую умную, добрую и для меня — самую красивую женщину на свете, и легко подтверждаю тезис будущего свекра:
— Бывает, мам. Ты у меня очень хорошая.
— Ну, не знаю, — вздыхает она, в смущении приподняв плечо. — Нет, он мне, конечно, нравится, — продолжает заливаться румянцем, — но, Жень, какая свадьба в моем возрасте? Он же сумасшедший, он застольем не ограничится. А все эти его партнеры с супругами… Господи, как будто мне вас мало! Нет, дочка, я все же откажу ему. Как-то это слишком нахраписто. Я к такому не привыкла.
— Ты уже отказывала.
— Не понимает.
— Мам?
— А? — вскидывает она на меня глаза.
— Прекрати истерику.
— Думаешь, у меня нервный срыв? — говорит мама почти шепотом и тут же добавляет, закрепляя на моих волосах фату последней шпилькой: — Ну вот, доченька, кажется, все!
— Думаю, ты слишком долгое время была одна, по-настоящему одна, и заслуживаешь право быть счастливой. И потом, мам, ну, какой такой возраст? Ты что себе придумала? Тебе сорок лет, у вас еще могут быть дети.
— Женька, с ума сошла? Сплюнь! — хмурится мама. — Скажешь тоже! Мне, вон, братьев твоих — охламонов бестолковых — на ноги поднимать надо, в люди выводить, и так никаких нервов на них не хватает, а ты говоришь…
— А мы все слышим! — доносится из спальни обиженный голос брата, и почти сразу же за ним в дверном проеме показывается всклокоченная темная голова Даньки, со свежей царапиной под глазом.
— Мать, соглашайся! — скалится он. — Это же все равно, что выйти замуж за космонавта! Нет, даже круче! Ты видала, сколько у Босса охраны? А тачек? У него даже «Хаммер» есть, на крокодила похож, мы видели!
— Данил, не начинай, при чем здесь это?
— А что я-то? Сама не видишь, что ли? Он на тебя запал, сразу видно. Как гоблин на Бемби! Да и Ба говорит, что мужик нормальный, просто понтовый немного, — ну так кто сегодня без недостатков? Подумаешь! А еще нам с двойником Колян уроки верховой езды обещал дать!
— Какой еще Колян? — распахивает глаза мама, а я смеюсь.
— По всей видимости, мистер Конли, мам, тренер Валдая.
— Что? Ах вы, паразиты, и когда только успели! Ох, Данька, чувствую, схлопочете вы с Ванькой у меня по шее!
— Сначала дотянись, ма! А потом грозись! Вау, сеструха! — поднимает брат вверх большой палец, прежде чем через секунду скрыться у себя в спальне. — Ты классная! Так и вижу, как твой женишок пускает слюни! О, точно! Ма, а можно я Илюхе на свадьбу слюнявчик подарю и подпишу «жених»? А то опозорит нашу Женьку.
