Лайза Джексон - Бремя страстей
— А я научу тебя больше никогда ее не трогать.
Он зашелся в смехе, и хватка его немного ослабла. Санни извивалась, пока ноги ее не обрели опору. Наконец она вывернулась из рук отца, но поскользнулась и упала лицом в липкую лужу.
Гнев Исаака обрушился на жену.
— Ты заплатишь мне за это, скво.
— Не смей переносить свое отношение ко мне на нее! — Ведро выпало из руки, и фасоль рассыпалась по грязному полу, но смуглые пальцы продолжали крепко сжимать нож.
— Я убью тебя.— Его губы скривила дьявольская усмешка.— А что будет с ней, знаешь? — Он пальцем показал на дочь.— Пойдет по твоим стопам. Будет выполнять черную работу, как и положено скво. А я женюсь на порядочной белой женщине, молодой, покладистой, которая нарожает мне сыновей, а твое отродье будет нам прислуживать.
Теперь Лили взялась за нож двумя руками, вращая костяную ручку длинными пальцами, лицо ее стало плоским, взгляд пустым. Она начала что-то приговаривать, монотонно повторяя индейские слова, которых Санни не понимала, и самодовольная усмешка исчезала постепенно с лица Исаака. Он сделал шаг назад и выронил ремень, а странная литания все продолжалась. На полу звякнуло ведро.
Рука Санни скользнула вперед, и она схватила ужасный ремень из старой кожи.
— Твои индейские наговоры на меня не действуют,— сплюнул Исаак, все же отступая подальше от жены и спотыкаясь о стул.
Но монотонный речитатив продолжался, ровный низкий голос повторял слова, их рокот напоминал раскаты грома над отдаленными горами.
— Пресвятая Дева Мария! Женщина, что ты со мной делаешь?!
Как будто от удара, нанесенного невидимой силой, Исаак дернулся назад. Ноги перестали его слушаться. Издав жуткий хрип, он схватился за грудь.
— Господи,— прошептал он,— Милостивый Иисус, она сошла с ума, спаси меня.— Колени его подогнулись, и он упал на залитый молоком пол, лицо приобрело синюшный оттенок, рука схватилась за сердце.
— Вызови «скорую»! — брызгая слюной, прохрипел он, но заклинание длилось и длилось, Лили сделала шаг вперед, ступая босыми ногами по разлитому молоку и давя стручки фасоли. Она по-прежнему держала нож острием вверх, голос звучал все так же ровно и нескончаемо.
— Санни… помоги мне! — прокричал отец.— Черт бы тебя побрал, помоги мне!
Санни не могла больше безучастно смотреть, как он умирает. Она побежала к телефону и вызвала диспетчера.
— Мой па умирает,— пронзительно закричала она в трубку.— Пожалуйста, помогите нам! — Она зарыдала, слова стали неразборчивыми.— Па умирает…
Лили стояла, равнодушно наблюдая, как ее муж борется за свою жизнь.
— Ты виновата,— выкрикнул он.— Ты прокляла меня!
К тому времени, когда прибыла машина «скорой помощи» с сиреной и вспыхивающими огнями, Исаак был уже мертв.
— Он знал, что у него слабое сердце,— спокойно рассказывала Лили, даже не пытаясь изобразить скорбь, она только крепче прижимала к себе Санни.— Но сегодня он сильно расстроился из-за гибели коровы и теленка. Когда он пришел домой, то рассердился на Санни, она разлила ведро молока… В это время я была в огороде, собирала фасоль, а у него случился приступ. Мы сразу позвонили, но спасти его было уже невозможно.
— Больше ничего не было? — спросил у Санни высокий худощавый человек, куривший сигарету.
Еще вся в слезах, Санни утвердительно кивнула головой, зная, что лжет, что Господь, вероятно, покарает ее смертью за этот грех или сделает немой на всю жизнь, но она лгала, потому что понимала: ее мать могут отправить в тюрьму и тогда она останется совсем одна.
Лили ни слова не изменила в своих показаниях, и спустя три дня Исаак Рошак был похоронен на семейном кладбищенском участке, где уже лежали его родные. Но Санни навсегда запомнила ту огромную силу, которая исходила от матери; с того момента она прониклась новым уважением к своим видениям, к флаконам с порошками в шкафу матери и к собственному происхождению от чароки и цыган. Она была уверена— это ее мать убила отца…
И вот спустя сорок с лишним лет она стояла в душном вагончике, где воздух освежал лишь небольшой вентилятор, и смотрела в окно на ели в дрожащем знойном мареве. Сердце в груди учащенно билось, кровь стучала в висках. Она дотянулась до стула, чтобы не потерять равновесия, и видение, которое она не могла вызвать для Белвы, явилось ей, но то была не дочь Белвы или пострадавшие посевы.
Она видела своих мальчиков… обнаженных, как в час своего появления на свет. Их кожа светилась в жарком мареве, когда они стояли на выступе отвесного гранитного утеса; тропинка, ведущая наверх, была слишком узкой и все-таки они стремились забраться повыше и одолеть каменную твердыню. Руки и ноги их были в кровоподтеках, тела покрыты потом, но они упорно преодолевали дюйм за дюймом, спотыкаясь и хватаясь друг за друга… помогая друг другу. Себя она видела стоящей далеко внизу, на дне долины; она безуспешно пыталась докричаться до них, мысленно молилась, чтобы они вернулись к ней живыми и здоровыми, а они, не обращая на нее внимания, поднимались вверх, навстречу предназначенной им судьбе.
Земля дрогнула, утес зашатался, и она в ужасе увидела, как падают ее мальчики, медленно переворачиваясь, она слышала их крики, беспомощно наблюдая, как болтаются в воздухе их руки и ноги на фоне огненных языков ненасытного жаркого пламени.
— Нет!— услышала Санни собственный крик. Она сморгнула, и видение исчезло, рассеялось в горячем воздухе тесного вагончика, остались лишь капли пота на лице и страх в сердце. Она почувствовала сильную слабость и почти упала на кухонный стул. Она не могла отделаться от мысли, что ее детей, ее драгоценных мальчиков… ожидает скорая гибель.
Уже не в первый раз являлось ужасное видение. Две недели назад возникло у нее дурное предчувствие, оно прокралось в ее сны, вырвавшись из подсознания.
Она сверилась с календарем, он висел на стене возле холодильника. Прошлась пальцем по записям приемов и отмен, пока он не остановился на цифре «4». В тот день ей впервые явилось это видение, а накануне Бриг согласился работать у Бьюкененов.
Глава 3
— Что ты здесь делаешь? При звуке голоса Брига Кэссиди чуть не выронила гребень, которым с трудом раздирала спутанную гриву Реммингтона. Жеребец фыркал, вращал глазами, беспокойно мотал головой.
— На кого он стал похож?! — произнесла она в ответ, щеки ее запылали. Оглянувшись назад, она встретилась с глазами, которые как будто светились в полутемной конюшне.
— Только лишний раз беспокоите коня.
— За ним необходим постоянный уход, — категорически отстаивала свою позицию Кэссиди. Но тут же смутилась, почувствовав, что говорит тоном избалованной богатой крошки, и уже обычным голосом спокойно добавила: — Я подумала, что ему это не повредит.
