Лайза Джексон - Бремя страстей
— Так это Рози со своим новым мужем, Хуаном. Он мексиканец. Ты же знаешь, она всегда была ненормальной. Я не сумела удержать ее. В общем, встретила она Хуана, позволила себя облапошить и привезла его с собой в Штаты. Теперь они живут в Лос-Анджелесе и собираются приехать погостить.
— С ними придет беда,— продолжала Санни, ощутив холодок, пробежавший вдоль позвоночника.
— Беда? — Слово повисло в воздухе. — Какая беда? Господи помилуй, надеюсь, это не ребенок…
— Нет, что-то другое.— Санни сконцентрировалась.— Какие-то сложности с законом.
— О, нет! Хуан из очень порядочной семьи. Знаешь, из таких богатых мексиканцев, и это очень хорошо, потому что отец Рози не в восторге, что она вышла замуж за мокрицу, так их всех называет Карл. Я потребовала, чтобы он прекратил. Хуан хороший парень.
Добрый старомодный предрассудок… Ей было хорошо известно, как распространен он в небольших городах, вроде Просперити. Сколько раз она задавала себе вопрос, почему не уезжала из этого городка с его скудоумными жителями, но в глубине своего сердца она знала ответ. Она не из тех женщин, что привыкли обманывать себя, ее удерживал здесь один человек, который в свое время отнесся к ней по-доброму…
Она вновь сосредоточилась на теплой ладони Белвы.
— За ними гонятся,— сказала она, совершенно уверенная в истинности того, что возникало под ее закрытыми веками. — Люди… в военной форме, с оружием…
— О Господи! — сокрушенно прошептала Белва, когда Санни открыла глаза.
Толстуха нервно сглотнула, между бровей залегли морщинки. По щекам стекали капли пота.
— Надеюсь, ты не думаешь, что они скрываются и в нашу дверь постучит полиция?
— Этого я не знаю. Когда Рози позвонит, спроси у нее.
— Ты права, спрошу. Эта девчонка всегда была для нас сущим наказанием. Если она оказалась в чем-то замешана, отец живо сдерет с нее кожу. Скажи, не прочитала ли ты что-нибудь утешительное насчет нашей скотины?
— Ничего.
— А о простате Карла?
— Ничего, думаю, будет лучше, если я лично посмотрю его и поговорю с ним.
— Ни в коем случае! Если Карл узнает, что я истратила на визит к тебе деньги, предназначенные для покупки продуктов, он убьет меня. Мне неприятно говорит тебе это, Санни, потому что, ты знаешь, я высоко ценю тебя, но в городе многие считают тебя обманщицей. И Карл тоже. Так что, будь добра, не рассказывай, что я приходила к тебе.
Санни улыбнулась, ей было не привыкать слушать такие речи от своих клиентов. Среди них, между прочим, был и Карл Каннингем. Именно Санни посоветовала ему показаться врачам, так как внутри у него было черное пятно, которое могло разрастись. Но Белва никогда не узнает, почему ее муж в свои тридцать лет вдруг решил весной впервые пройти медицинское обследование.
Белва покопалась в кошельке и положила на стол бумажку в двадцать долларов.
— Я позвоню тебе,— пообещала она, двигаясь вперевалку и с трудом пропихивая свои широкие бедра через дверной проем старенького трейлера. Несмотря на свою толщину, Белва была выносливой женщиной и одна управлялась на ферме, пока ее муженек вкалывал на Рекса Бьюкенена, занимаясь заготовкой и транспортировкой леса.
Старенький двуцветный «форд» Белвы, оставив за собой шлейф из голубой струи выхлопных газов и клубов пыли, затарахтел по узкой дороге и исчез в зарослях дубов и елей, что укрывали этот ничтожный клочок земли от окружной дороги. Санни прожила здесь почти всю свою сознательную жизнь, и, хотя трейлер был невелик и слишком тесен для ее семейства, она не хотела отсюда уезжать.
Когда-то, на заре своей жизни, она мечтала о многом. Она выросла на пыльном ранчо в стороне от городской жизни. Ее отец, Исаак Рошак, едва сводил концы с концами, стараясь прокормить семью, а его жена Лили, женщина редкой красоты, бывшая наполовину индианкой из племени чероки, страдала от пренебрежения со стороны немногочисленного местного общества. Исаак женился на Лили из-за ее яркой экзотической красоты, но никогда не уважал ее, а напившись, часто обзывал недоделанной скво, затем тащил в спальню и захлопывал дверь. Из-за тонкой фанеры доносились звуки — крики, стоны, мычание, вызванные то ли наслаждением, то ли болью, которые пугали маленькую Санни, их единственного ребенка.
Где-то начиная с трех лет Санни стали посещать видения, она видела сны, которые часто сбывались. Только матери было известно о необычайном свойстве дочери, Исааку она об этом не говорила.
— Ты должна держать от всех в секрете то, что ты иногда видишь,— предупреждала Лили свою маленькую дочь.
— А папа?
— Он будет только использовать тебя в своих интересах, милая. Он превратит тебя в дрессированного зверька и заставит выступать с предсказаниями перед чужими за деньги.— И Лили улыбалась печальной улыбкой, какие порой расцветают на лицах глубоко несчастных людей.— Есть вещи, которые нужно скрывать в своем сердце.
— А у тебя есть секреты?— спрашивала Санни.
— Есть, только довольно пустяковые, за них нечего беспокоиться.
С годами Санни узнавала эти секреты, они действительно оказались совсем простыми. Исаак всегда хотел иметь сына, а Лили, со свойственной ей сдержанностью, старалась сделать так, чтобы этого не случилось. Детей больше не было. Одна Санни.
Исаак предположил, что его жена стала бесплодной, и Лили решила не разубеждать его. Его злость на нее росла с каждым годом, он обвинял ее в том, что она больше не женщина, обзывал высушенной старой скво. Но легче ему от этого не становилось. Ему были нужны сыновья, причем много сыновей, чтобы помогать вести хозяйство на ранчо. Не будь Исаак Рошак богобоязненным католиком, он охотно развелся бы с ней и нашел настоящую женщину, которая родила бы ему мальчиков.
Но истинной причиной было нежелание Лили продолжать род Исаака.
В шкафу с выдвижными ящиками, где хранилась косметика, лак для ногтей и другие предметы женского обихода, Лили держала несколько пузырьков и бутылок с травами, порошками и снадобьями, которыми часто пользовалась, смешивала и готовила из них варево с отвратительным запахом, которое потом выпивала. Санни она об этом не рассказывала, но та и сама потом догадалась, что мать в свои «опасные» дни принимала эту гадость и тем самым предохраняла себя от возможной беременности.
Исаак проводил все больше времени в городе, где пил и распутничал, все чаще приходил домой пьяным, бахвалился своими победами над порядочными белыми женщинами, которые рады были заполучить его к себе в постель и не лежали колодами на простынях, как некоторое чертово изваяние! Он громко разглагольствовал, приходил в бешенство от любого пустяка и в конце концов тащил жену в спальню или отключался на кушетке.
