Хладнокровно (ЛП) - Видзис Анна

— У меня нет времени на этот спарринг с тобой, Сэмюэль. Давай оставим это для другой супервизии.

— Я не спаррингую с тобой. Я просто говорю, что тебе следует быть осторожнее, показывая, как сильно Блейк влияет на тебя. Ты совсем не деликатна в этом, — говорит он, и мое сердце на секунду замирает.

Еще на лекции в аудитории Корланда я думала о том, знает ли Сэмюэль обо мне и Ксавьере. Но я пыталась убедить себя, что вижу то, чего нет. В конце концов, я стала параноиком из-за того, что люди знают, до такой степени, что мне надоело держать это в секрете.

Сейчас Сэмюэль признается именно в том, что меня интересовало. Он не скрывает этого, не размахивает своими мнениями в предложениях. Он прямо говорит мне, что знает.

— Блестяще. Тебе еще что-нибудь нужно?

— Ты глупая, ты знаешь это?

Честно говоря, если бы я не была уже мокрой, а моя одежда не весила вдвое больше меня самой, я бы ударила его по щеке за это.

— Он использует тебя, а ты это ешь, — отвечает он на мой незаданный вопрос. — Он встречается с тобой в темноте, но никогда не показывает тебя. Какой бы гребанный секс ты ему ни давала, он преуспевает в этом, не задумываясь о твоих чувствах и желаниях. Он не хочет всем о тебе рассказывать, а ты для него настолько далека, что просто позволяешь этому быть.

Я делаю глубокий вдох.

— Бедная маленькая девочка так и не узнала, что нельзя доверять людям? Тебя поимеют, используют, а потом выбросят. И он сделает то же самое. Вот увидишь.

Что-то внутри меня разрывается, и горловой смех вырывается из моих губ, приводя его в замешательство. Жемчужный звук эхом отражается от здания совершенно пустых улиц.

— Должно быть, тебя убивало держать все это в себе, верно? — спрашиваю я, делая шаг к нему. — Ты не можешь быть таким открытым во время наших лекций или контрольных, потому что знаешь, что половина из этих людей съест тебя и выплюнет, если ты покажешь свое истинное лицо. И профессор Корланд тоже. Поэтому ты делаешь все, чтобы дать мне почувствовать, как сильно ты меня презираешь, не говоря при этом ни хуя.

— Да, конечно, потому что ты настолько важна, что мне нечем заняться в жизни, кроме как издеваться над тобой.

Я пожимаю плечами. — Возможно. Меня это ни капли не удивит. Новость, Сэмюэль. Ты даже не можешь понять, что мне наплевать на тебя и твое мнение. Ты просто жалкая пустая трата воздуха, и я не обязана разговаривать с тобой дальше. — С этими словами я снова разворачиваюсь и направляюсь в сторону квартиры. Еще секунда, и завтра меня будет тошнить.

— Что он тебе сказал?

О, черт возьми!

Неужели меня не оставят в покое?

Ксавьер догоняет меня, явно видя мой напряженный разговор с Сэмюэлем. Я сказала парню правду, но все равно больно думать, что есть люди, которые получают удовольствие от чужой боли. Не потому, что они что-то им сделали, а просто потому, что они родились. Потому что я родилась.

— Ничего, что он не хотел сказать все это время.

Он недолго ждет, прежде чем понимает, что я имею в виду, и его лицо омрачается яростью. Ярость, которая не приносит ничего хорошего.

Последний раз я видела такой взгляд в конце моего первого года в Кембридже, когда кто-то назвал брата Ксавьера педиком, который трахал профессора, когда тот был здесь. Он не ждал ни секунды, прежде чем наброситься на мужчину, нанося удары и пинки. До такой степени, что когда приехала скорая помощь, парамедики не были уверены, жив ли он еще.

Я не знаю, как Ксавьеру не предъявили обвинения, когда столько людей видели, как это произошло, и могли бы дать показания в суде, если бы дело дошло до этого. Но я помню, как ужасно боялась его после этой ситуации в течение некоторого времени.

Я не могла смотреть на его руки, не видя этого инцидента.

Ксавьер не злится, пока не разозлится. Он непредсказуем, и даже Уилл оставил его в покое больше чем на неделю, чтобы дать ему успокоиться. Вот сколько времени это заняло.

Поэтому, прежде чем я стану свидетелем еще одного из этих его приступов, я хватаю его за рукав и прижимаюсь к нему всем телом, крепко обнимая его и пряча лицо в его груди. Его сердце бьется быстро, но он не отталкивает меня, чтобы последовать за Сэмюэлем. Вместо этого он наклоняет голову и целует макушку моей головы. Со временем он успокаивается.

— Пойдем домой, — шепчу я, глядя на него.

Встав на цыпочки, я приникаю губами к его губам. Раз, два, третий… Он обнимает меня за талию. Мой язык раздвигает его мягкие губы, и в этот момент его стон раздается у меня во рту. Волна тепла разливается у меня между ног. Вот как сильно он на меня влияет.

Он сводит меня с ума с каждым мгновением больше, чем предыдущее. Тут же он подхватывает меня на руки одним плавным движением и несет меня до самой квартиры, и мои тихие смешки тают на его щеке, когда я нежно целую ее.

***

Одна из моих любимых вещей в физиологии человека — это то, как наши глаза могут рассказать вам обо всем. Они меняются, когда мы смотрим на любимого человека. Наши зрачки автоматически расширяются. Я где-то читала, что они могут слегка менять цвет, хотя я не уверена, что это не просто люди, романтизирующие все до неузнаваемости.

Однако мне хотелось бы думать, что в этом есть доля правды. Что есть что-то большее, великое, когда мы находимся рядом с любимым человеком. Потому что всегда что-то меняется, когда я вижу Ксавьера. Я чувствую это всем телом. От мягкого щекотания до вспышек жара. Я стараюсь моргать реже, чем обычно, лишь бы этот момент длился подольше, хотя бы на секунду. Или я улыбаюсь, как дурочка, и не только губами, но и лицом. И все это происходит так легко и повсеместно, что становится страшно.

Никто не должен оказывать такое влияние на другого человека.

Положив голову на плечо Ксавьера, я чувствую, что все больше и больше устаю. Мои глаза тяжелеют, и я перестаю обращать внимание на фильм, который мы смотрим. Я всегда бегу вперед в течение недели с большим количеством уроков и работ, которые мне нужно сделать, и когда наступают выходные, я чувствую себя выжатой из всех сил и энергии. Я даже не осознавала, насколько измотана, пока мы не уселись на диван в моей гостиной, пересматривая какой-то документальный фильм о настоящих преступлениях.

Тем не менее, я пытаюсь бороться с этим. Это первый раз в этом году, когда мы с Ксавьером можем побыть наедине, и мне нравится, что мы можем просто лежать здесь, не занимаясь сексом или чем-то еще сексуальным. Только расслабляться под звук телевизора, жужжащего на заднем плане, когда Ксавьер шепчет мне на ухо. Ничего осязаемого, просто мягкие звуки, которые приводят мое тело в полное и абсолютное спокойствие.

— Могу я спросить тебя кое о чем? — Я нарушаю тишину своим тихим голосом. Я слишком устала, чтобы издать что-то большее, чем едва слышный шепот.

Он просовывает руки мне под спину и прижимает мое тело к своему. Я развожу ноги в стороны, еще сильнее прижимаясь к нему. — В чем дело?

Мое горло сжимается, пальцы смыкаются на толстовке, которую я отдала ему из гардероба Уилла, чтобы его одежда могла высохнуть в ванной. — Ты бы напал на Сэмюэля так же, как на того парня больше года назад?

На мгновение вокруг нас воцаряется тишина, хотя я не верю, что Ксавьеру нужно об этом думать. Он не делает ничего, о чем не подумал бы сначала. Даже такого насилия, как избиение кого-либо.

— Если бы ты не удерживала меня… тогда да, — наконец отвечает он, слова звучат едва слышно, но благодаря тому, как тихо внутри, они резонируют не только в комнате, но и в моей голове. Прыгают туда-сюда.

Моя спина поднимается и опускается, мое тело сомневается, стоит ли мне находиться так близко к нему. Он не сердится, и я, конечно, не боюсь его, но образы, снова проносящиеся в моей голове, не останавливаются только потому, что так говорит мое сердце.

— Тебя это пугает, Меллилла?

Я не отвечаю.

— Как тебе это сошло с рук? Разве полиция не была задействована?