Мария Арбатова - Семилетка поиска
– Ты, коханая моя, так прошла, что прицел сбила… Теперь целишься-целишься, а попасть не можешь!
– Да все со мной нормально. Я вот, оказывается, мобильный Караванова вспомнить не могу. Представляешь? У меня всегда так с телефонами мужиков было, от которых меня отпускало!
– Быстрая! Типичная журналистка-новостница!
– Прошу вспомнить, что я все-таки аналитик, это ты новостница, а сидишь как тюлень. Посмотри на себя в зеркало! Посмотри, какая у тебя фигура, какие глаза, какая грудь! Кто это все востребует? Кому это все нужно?
– Мне нужно! Чтоб носить одежу и сумки с продуктами! Знаешь, такая есть одесская шутка: «Тетя Соня, почему у вас такая большая грудь?» – «Когда б вы знали, сколько народу на ней плакало!»
При слове «плакало» Елена вдруг вспомнила, как они с Каравановым бродили по Риму, с его жутким автомобильным движением. И когда на третий зеленый свет ни одна машина не остановилась, Караванов потащил ее за руку перебегать дорогу перед мчащимся джипом. Джип чуть было их не сбил, затормозил с жутким звуком, оттуда высунулся мордатый наглый итальянец, показал вытянутый средний палец и проорал Караванову яростное: «Импотенто!»
Сцена выглядела так, что Елена чуть не завязалась узлом от смеха. Она хохотала и вытирала слезы. Просто плакала от смеха. Итальянец приоткрыл дверь и предложил Караванову сразиться в честном мордобое, но тот сделал ему жест рукой «проезжайте, я готов вам уступить место!». Итальянец вылупил на него глаза и, несмотря на гудки машин сзади, покачал головой, бросил красноречивый взор на Елену, снова на Караванова, высунулся по пояс, проорал всей дороге что-то переводимое типа: «Эти козлы американцы ни дорогу перебежать не могут, ни баб своих толком оттрахать!» Дорога одобрительно закивала, загудела и двинулась на новый зеленый.
– Дикари! – пожал плечами Караванов, и Елена снова сложилась пополам от хохота.
Сейчас ей стало грустно от этого летнего воспоминания, захотелось защитить, закрыть Караванова от черноглазых дорожных хамов.
– Ладно, как говорят северные народности себе с утра: «Не спи, поймай кого-нибудь на обед!» – вывела ее Катя из воспоминаний.
– Кого мне ловить? Сейчас опять пойду смотреть про самолеты и бензозаправщики!
Включила компьютер. Там был Никита. Написала было «Привет!», но тут же стерла. Не писалось. Решила не мучить себя и набрала номер Зябликова. Было непонятно, что говорить, поэтому она менторским тоном сказала вместо «Здравствуй!» оскорбительное «Ну?».
– Неужели уже стала вменяемой? – в тон ответил Зябликов. – Еще ведь и суток не прошло!
– Так что ты хотел сказать?
– Да замотался, как самый последний… – Он начал болтать так, словно никакой черной кошки не пробегало. – Всем моя профессия хороша, если бы, блин, не этот трудовой лагерь. День пролетает, как пуля. Только проснулся – и уже без сил падаешь спать обратно. Ты где?
– Уже освободилась, – зачем-то сказала она.
– Ну тогда приезжай…
– На фига?
– Да просто так. Жду тебя в номере, сейчас еще день белый, тетки цепляться не будут.
– Хорошо, – ответила она почти злобно. И было отчего злиться: глупо было и ехать, и не ехать. Такой бессмысленный теннис с самой собой. Если хочешь ехать, чего ломаешься? Если считаешь, что неправильно, чего едешь?
Через полчаса они сидели в баре, пили «Бейлис» и внимательно смотрели друг на друга, безуспешно пытаясь вычислить стадию отношений. У нее словно рухнула пелена, она снова видела перед собой постаревшего и ставшего более светским Никиту.
Улыбается точно так же. И руки похожие. Конечно, когда ухожены ногти. И одет небезупречно: не по годам ярко. Видимо, в его модели это считается шикарным. Почему-то Елене всегда приходилось ограничивать мужчин в расцветках одежды. Почему? Выбирала попугайских мужчин?
– Лен, Эйнштейн говорил, что проблемы не могут быть решены на том же уровне, на котором они были созданы. Ты меня мочишь – я защищаюсь… – сказал он, явно любуясь собой, – Но в результате ты на меня обижаешься, а я-то тебя прощаю!
– Да ты меня прощаешь потому, что это всё, что тебе по карману. Уйти совсем ты не можешь! Тебе ведь надо к сильной бабе приткнуться, как к источнику энергии! – отбрила она.
– Знаешь, один человек изобрел машину для бритья. Засовываешь голову в отверстие, и две бритвы начинают автоматически брить. Ему говорят: «Но ведь у каждого индивидуальное строение лица!» А он отвечает: «Так это только в первый раз!» Это, Лен, про тебя. Ты мужика встречаешь и бьешь ногой в пах, пока не сломается, а потом лепишь то, что удобно!
– Это когда что-то некондиционное попадается, а когда все качественно, ни бить, ни лепить не надо.
– А тебе качественное хоть раз попадалось? – съехидничал он.
– И не один. Просто я из него когда-то вырастала. Но чаще все же попадалось то, что с первого взгляда никуда не годится, – не осталась в долгу она. – Уже сразу не боишься нового облома. Только намекаешь: ну продержись еще немного, если я влюблюсь в тебя по самое некуда, я уже ничего не увижу.
– Слушай, но ведь в этот мой приезд все всмятку: загруженность, усталость. Тебе некогда послушать про мои дела, мне – про твои. Ты настолько самодостаточна, что я успеваю только кивать и поддакивать…
– Или пьяно зевать и находить время на малолетку!
– Я все слышу, помню и мотаю на ус. Когда нарываются – получают в ответ. У меня в номере цветы для тебя. Тебе приятно?
– Нет, противно…
– Почему?
– Не знаю. По сумме факторов…
– Знаешь ведь прекрасно, женщина тем дороже, чем больше денег мужик вложил в нее.
– И не только женщина. Здесь все симметрично…
– Слушай, нам ведь было классно тогда в постели, когда за записной книжкой заезжали! И все наши отношения должны определяться интонацией этой постели. У меня от всего того дня остался вкус той постели, я все время боялся его расплескать… – достаточно искренне признался Зябликов.
– Так боялся, что в помощь взял юную артистку, – захохотала Елена.
– Господи! Да не брал я ее, сам не помню, как оказалась. Ты ж знаешь, я и один быть не могу, и с кем-то быть не могу…
– А я вот выросла так, что и одна могу быть, и с кем-то. И то, и другое нравится, потому что сама себе стала нравиться. Я, когда с последним мужем разошлась, училась гулять одна по пустым ночным набережным, чтоб опять стать взрослой и самостоятельной. Брак ведь расслабляет…
– У меня не было брака, который бы расслаблял. У меня была жена вроде тебя, с такими не расслабишься… – угрюмо сказал Зябликов голосом побитого подростка.
Елена подумала, что своей обычной клоунской манерой он словно провоцировал: я – маленький мальчик, жду от тебя пинков, чтобы обвинять тебя в агрессивности. Она и соображать не успевала, как ловко отвечала на его грамотно выстроенный запрос. И, поймав себя на этом, сознательно пропустила возможность воткнуть шпильку и фальшиво ответила:
