Фиона Уокер - Французский поцелуй
Найл посмотрел в зеркало. По крайней мере, теперь его никто не узнает.
«О, Шогнесси, до чего же ты докатился!»
О, никогда не отдавай всего!
Запомни, легче птичьего пера
Сердца любимых, страсть для них игра.
В игре такой беспомощно нелеп,
Кто от любви своей и глух, и слеп.
Поверь тому, кто ведает финал:
Он все вложил в игру — и проиграл.[78]
Перспектива оказаться в Лондоне никогда не казалась более мрачной. Найл просто не сможет жить в одном городе с Тэш. Пожалуй, лучше он поедет в Ирландию навестить мать.
Глава шестьдесят вторая
Касс не могла не заметить бумажку, торчащую из спортивной куртки Майкла. Было трудно ее не заметить. Он оставил свою куртку на спинке стула возле ее туалетного столика. И бумажка в конце концов сама выпала из внутреннего кармана куртки. Особенно после того как Касс ее прощупала. На самом деле записка выпала, когда она отчаянно трясла куртку. А заодно выпали и ключи Майкла, зажигалка, трубка с табаком и три мятные конфетки. Еще один подозрительный факт. Она не помнила, когда в последний раз у Майкла возникало желание освежить дыхание.
Спешно засовывая все предметы на место, Касс замешкалась, когда дело дошло до записки.
Из ванной доносились плеск воды и обрывки песни. Касс развернула записку, уверенная, что это окажется какая-нибудь невообразимо скучная заметка о рыбалке или что-нибудь вроде того.
Но это было письмо. Касс замерла и потянулась за очками.
От того, что она прочитала, бедная женщина в изумлении схватилась за грудь и прислонилась к туалетному столику, чтобы не упасть.
Валери! Кому еще он мог писать любовные послания? Выходит, это правда. Когда весь ее мир рушился в пятницу вечером, он с головой ушел в безмерный бюст Валери.
Касс быстро перечитала некоторые предложения.
…самым восхитительным, возбуждающим и чертовски сумасшедшим моментом в моей жизни… моя чертова боеголовка взорвалась в экстазе… моя старушка не понимает меня, черт возьми…
Касс прикусила губу и подавила слезы. Это было так на него не похоже. Муж никогда не рассказывал ей о своих диких желаниях. И она знала, что Майкл сроду не использовал таких слов. Должно быть, он годами скрывал свое истинное лицо.
Она начала читать дальше. Ну и ну!
…не должно снова повториться. Ты должна это понять, что хотя из-за нее моя жизнь порой чертовски несчастна, я буду непоколебимо любить свою жену до конца, до самой могилы. То, что случилось в пятницу, было просто раем по сравнению с моим браком. Но это было и чертовской ошибкой. Кассандра — моя главная женщина, черт возьми, новеки. А ты, моя сладкая, была всего лишь мимолетной мужской слабостью.
С почтением,
Майкл Хэннесси
— Так не похоже на него, — тихонько рыдала Касс, сминая в руках записку. — Он бы не сделал ошибки в слове «навеки», если бы не был расстроен. О, бедный, бедный Майкл. Как он, наверное, одиноко себя чувствовал. Я никогда этого не понимала.
Кассандра посмотрела на свои руки и поняла, что не может положить измятую, испачканную слезами записку обратно в куртку. Она запихала ее в карман платья, она попытается все наладить. Если она проявит себя достаточно любвеобильной, то муж, может быть, забудет о письме.
В ванной Майкл Хэннесси разрабатывал невероятно сложный план действий.
Он поклялся не говорить Касс, что нашел письмо, которое она собиралась отправить Джинджеру Харкорту, мягко отклоняя все его попытки к сближению, хотя и соглашаясь и все же предлагая им как-нибудь вдвоем пообедать в Лондоне: она скажет Майклу, что встречалась с подругой, чтобы еще раз прогуляться по Национальной галерее.
— Я этого не допущу, черт возьми, — пробурчал Майкл своему отражению в зеркале, аккуратно орудуя бритвой.
Он порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил в унитаз.
Но больше всего его ранили ее великодушие и честность, когда она объясняла, что не может позволить себе интрижку с таким юным мальчиком, как Джинджер, хотя он и красив, нежен и влюблен. Это будет не только нечестно по отношению к самому Джинджеру, но и вдвойне жестоко по отношению к Майклу и ее детям.
Маркус, как значилось в письме, — талантливый, смелый и умный мальчик, которому не хватает внимания и любви его раздражительного старика-отца. Он будет несчастен, если узнает еще и о безрассудстве матери. Далее следовало пространное замечание об отказе Майкла купить своему младшему сыну машину, которую тот заслужил. «Долг есть долг, — было написано далее в письме, — и я должна чистить Майклу кубки и наливать ванны, это теперь единственные поручения, которые я выполняю и за которые на меня не орут».
— Больно, черт возьми! — Майкл порезался в третий раз.
Ему нужно остыть, или жена поймет, что он разгадал ее маленькую игру.
Касс почти не упоминала себя. Ее бескорыстная забота принадлежала только мужу и детям.
Майкл презирал себя за то, что в последнее время думал о жене как об эгоистичной, поддающейся влиянию общества женщине со снобистскими наклонностями; за то, что ворчал на ее неразумные просьбы вместо того, чтобы увидеть, что они были последними отчаянными попытками привлечь его внимание. Он решил исправить положение прежде, чем Касс совершит какую-нибудь глупость.
Она еще, пожалуй, возьмет пример с сестрицы и начнет искать себе какого-нибудь привлекательного и страстного лягушатника, с беспокойством подумал он. В последнее время Антон явно оказывает ей знаки внимания.
Но как же умаслить жену? Майкл уставился на свое запотевшее отражение. Розы и шоколад? Но то же самое дарят, когда виноваты в измене. Дорогие украшения Майкл не рассматривал, это для нуворишей, которым не нужно оплачивать непомерно дорогих репетиторов. Затем ему в голову пришла идея.
Лисетт подошла к окну, чтобы надеть линзы. Она не захватила своего раствора, поэтому позаимствовала чей-то в ванной. От смены химического состава глаза заболели.
Она считала, что вчера вечером они окажутся с Люсьеном в постели. Но когда через час он так и не постучал в дверь, Лисетт угрюмо сгребла свою одежду и решила уйти спать в другую комнату. Если он позднее прокрадется наверх, то ее здесь уже не найдет. При этой мысли Лисетт улыбнулась.
Провал с Найлом причинил ей боль: ее гордость была уязвлена сильнее, чем Лисетт готова была признать, когда ее старый, постылый супруг наконец-то взял и щелкнул ее по носу. Но она научилась мириться с поражением; однажды некая чрезвычайно успешная женщина-продюсер сказала ей: «Дорогая, тебе придется шагать семимильными шагами — это бизнес, где каждый готов перегрызть глотку соседу. Если ты остановишься ради чувств, семьи, отношений, то увидишь, как твое будущее в этом бизнесе рассыпается в пыль, поняла?»
