Розамунд Пилчер - Дорога к любви
— Минут десять. А как вы собираетесь поднять доску по этой лестнице?
— Сама не могла себе представить, но теперь, когда вы здесь, все мои проблемы решены. Под скамейкой лежит веревка. Бросьте мне конец, я привяжу доску, а вы поднимете ее.
Что и было сделано. Роберт втянул доску через окно в мастерскую, следом взобралась Эмма. Ее лицо, руки и ноги были в песке, черные ресницы слиплись.
Девушка встала коленями на подоконник и рассмеялась:
— Вот повезло, так повезло! Что бы я делала? Еле-еле дотащила по берегу, где уж поднять по лестнице!
Под слоем песка ее лицо посинело от холода. Роберт предложил:
— Входите, и закроем окно… Ветер прямо пронизывающий. Как вы только вытерпели это купание? Теперь умрете от воспаления легких.
— Ничего подобного. — Она спрыгнула на пол и наблюдала, как он втягивает лестницу внутрь и задвигает окно, которое долго не вставало на место. — Я привыкла к этому. В детстве в апреле мы уже купались.
— Но сейчас не апрель, а март. Еще зима. И что скажет отец?
— А! Он ничего не скажет. И сегодня такой великолепный день. К тому же мне надоело белить… Вы обратили внимание на мою великолепную стену? Правда, остальная мастерская выглядит на ее фоне трущобой. Строго говоря, я не плавала, а каталась на доске, а буруны согревали меня. — Затем, без всякой перемены тона и выражения лица: — Вы приехали увидеться с Беном? Он в «Слайдинг Тэкл».
— Я знаю.
— Откуда?
— Я оставил с ним Маркуса.
— Маркуса? — Она приподняла накрашенные брови, обдумывая сказанное. — Маркус тоже приехал? Боже мой, должно быть, по важному делу.
Эмма слегка дрожала.
Роберт предложил:
— Надо бы что-нибудь надеть.
— А, все в порядке. — Она подошла к столу взять сигарету, прикурила и рухнула на софу, положив ноги на подлокотник.
— Вы получили мое письмо?
— Да, получил. — Поскольку девушка заняла всю софу, больше сесть было некуда, разве что на стол. Он положил стопку журналов на пол и уселся на освободившееся пространство. — Мне очень жалко вашу шляпу.
Эмма засмеялась:
— Но радостно за Бена?
— Конечно.
— Я восхищена всем, что меня окружает. Непередаваемо. А он искренне рад моему приезду.
— Нисколько не сомневался, что так будет.
— О, не лицемерьте. Вы прекрасно знаете, что все было наоборот. За обедом в тот день вы насмешливо поднимали брови и были настроены весьма скептически. Но, скажу без лукавства: его все устраивает. Бену не приходится платить мне за то, что я слежу за его домом, или забивать голову такими скучными вещами, как выходные дни прислуги, страховка… К тому же его никто не беспокоит эмоционально. Отец и не предполагал, что жизнь может быть такой простой.
— Что-нибудь слышно от Кристофера?
Эмма искоса посмотрела на него:
— Откуда вы узнали о Кристофере?
— Вы сами мне рассказали. Когда мы были у Марчелло. Не помните?
— Да, вспомнила. Нет, ничего. К настоящему моменту он должен был приехать в Брукфорд — значит, сейчас разгар репетиций, и времени написать у него нет. С другой стороны, здесь я занята по горло: привожу в порядок коттедж, занимаюсь готовкой и прочим. Не верьте, если вам скажут, что художники питаются духом святым. По своей природе Бен просто ненасытен.
— Вы рассказали ему, что вновь встретили Кристофера?
— Господи, нет! Чтобы разрушить спокойное течение нашей жизни? Я даже не упоминаю его имени. Знаете, твид вам очень к лицу, не то что та одежда, в которой вы были в Лондоне. Когда я впервые увидела вас, мне даже представить было трудно, что вы можете весь день провести в угольно-черном костюме, застегнутом на все пуговицы. Когда вы выехали сюда?
— Вчера после полудня. А ночевали в «Кастле».
Эмма скривилась:
— Среди пальм в кадках и кашемировых гардин? Ух!
— Очень удобно.
— Центральное отопление вызывает у меня чесотку. Мне даже бывает трудно дышать.
Она сунула наполовину выкуренную сигарету в переполненную пепельницу, спустила ноги с софы, встала и направилась к окну, развязывая на ходу пояс халата. Взяв сверток одежды из-под подушки, девушка начала одеваться, стоя спиной к гостю. Тут она спросила:
— Почему вы с Маркусом приехали вместе?
— Маркус не умеет водить машину.
— Есть еще поезда. Я имела в виду другое.
— Да, я знаю. — Он взял расписное китайское яйцо и стал им играть, перебирая, как араб — четки. — Мы приехали попытаться убедить Бена вернуться в Соединенные Штаты.
Неожиданно налетел мощный порыв ветра. Он ударил волной в стеклянную стену мастерской, прошелся по крыше над их головами, грохоча, как поезд. Стая чаек, шумно взмывшая вверх с камней, была мгновенно унесена ветром прочь. А затем, так же внезапно, все стихло.
Эмма спросила:
— Почему он должен вернуться?
— Открывается его ретроспективная выставка.
Белый махровый халат соскользнул на пол, открыв силуэт Эммы, успевшей надеть джинсы. Она натягивала через голову синий свитер.
— А я думала, что он с Маркусом все обговорил, когда они были в Нью-Йорке в январе.
— Мы тоже так думали. Но, понимаешь ли, эта выставка проводится на средства частного лица, — пояснил он.
— Я знаю, — призналась Эмма и обернулась, освобождая волосы из-под ворота свитера. — Об этом написано в «Реалите». Госпожа Кеннет Райан. Вдова богатого человека, которая в его память основала Квинстаунский музей изобразительного искусства. Видишь, как хорошо я осведомлена. Надеюсь, мне удалось произвести на тебя впечатление, — сказала она, с той же естественностью, что и Роберт, переходя на «ты».
— И миссис Кеннет Райан желает провести закрытый показ.
— Так почему она об этом сразу не сказала?
— Потому что ее не было в Нью-Йорке. Она загорала то ли в Нассау, то ли на Багамах, может быть, где-то еще. Они с ней ни разу не встречались. Общались только с куратором музея.
— И теперь госпожа Райан хочет, чтобы Бен Литтон вернулся, потом устроить маленькую вечеринку с шампанским и показать его как трофей своим влиятельным друзьям. Меня от этого тошнит.
— Она сделала больше, чем просто приняла решение. Самолично приехала, чтобы уговорить его.
— Ты имеешь в виду, приехала в Англию?
— Я имею в виду, приехала в Англию, к Бернстайну и в Порт-Керрис. Она приехала с нами вчера и в настоящий момент сидит в баре гостиницы «Кастл» с бокалом холодного мартини и ждет всех нас к обеду.
— Ну что ж, лично я не поеду.
— Придется. Ожидается, что мы все будем. — Он взглянул на наручные часы: — И мы уже опаздываем. Поторопись.
