Лейни Рич - Лучше не бывает
– И это ты называешь «все в порядке»? Даты похожа на черта!
– Спасибо, ты очень любезен… – Я потащилась на кухню, мешком осела на табурет и прижалась щекой к прохладной поверхности стола. – А вообще, какого черта тебе здесь надо?..
– Ты не поднимала трубку.
– Нечего было звонить! – прокаркала я, как простуженная ворона.
В горле царила сушь, похлещи, чем в иной пустыне. Проклятый Альберт выжал меня, как лимон.
Уолтер выключил на кухне свет и распахнул окно.
– Зачем это?
– Здесь не слишком приятно пахнет.
– Это от меня, – мрачно съязвила я. – Я не мылась пять дней.
После короткого молчания меня сграбастали в охапку и грубо поволокли – иначе не скажешь. Опомнилась я под душем, между прочим, под ледяным. Я оказалась там как была, то есть в пижаме.
– Мойся! – приказал Уолтер. – Я подожду в гостиной.
Пока мылась, я ругала его на чем свет стоит, но когда процесс подошел к концу, была уже в состоянии оценить прелесть прикосновения чистой одежды к свежевымытой коже. И не просто оценить. Я себя чувствовала заново рожденной, как христианин после крещения.
В гостиной было отчасти прибрано и витал запах кофе. Уолтер пристраивал в моечной машине последнюю тарелку. Из раковины не только исчезла гора грязной посуды – сама раковина оказалась до блеска вычищенной.
– Спасибо…
Я сказала это так тихо, что усомнилась, достигла ли моя благодарность цели, однако Уолтер ответил легким кивком. Прошелся по столешнице губкой, потом бумажным полотенцем. Разлил кофе по кружкам и подтолкнул одну ко мне. Придвинув табурет к столу, я уселась. Воцарилось молчание и длилось так долго, что я начала изобретать какое-нибудь пустенькое замечание, просто чтобы вступить в разговор.
– Я потерял жену…
От неожиданности я чуть не свалилась с табурета. Попробовала поймать взгляд Уолтера, но тот упорно смотрел в кружку.
– То есть?
Моим первым осознанным чувством был стыд, и именно поэтому я приготовилась изобразить бурное негодование. Всю свою взрослую жизнь я до смерти боялась связаться с женатым и разбить семью. И вот, кажется, свершилось. А главное, некого винить, кроме себя самой, – Уолтер сопротивлялся до последнего.
Я открыла рот, собираясь швырнуть ему в лицо гневные обвинения, но, к счастью, не успела ничего сказать.
– Это случилось восемь лет назад. Ее сбила машина – по нелепой случайности, – когда она шла на почту за каким-то заказным письмом.
Голос заметно дрогнул. До меня медленно, с натугой начало доходить. Сердце упало, стыд сменился состраданием.
– Она была в коме восемь месяцев. – Уолтер поднял на меня бесстрастный взгляд. – Я не вылезал из больницы, сидел у ее постели днем и ночью. Доктора уверяли, что шансов никаких. Чтобы отключить систему жизнеобеспечения, нужно согласие родных. Восемь месяцев… столько мне потребовалось, чтобы принять решение, а потом не было дня, чтобы я о нем не жалел.
Горло перехватило, чему я была только рада. Что можно сказать на такое? «Мне очень жаль» или «Блин, вот дерьмо-то»? Это тот случай, когда любой вариант неуместен. Мое сострадание нужно было Уолтеру, как прошлогодний снег. Да и я сама тоже.
– Я не солгал, когда сказал, что мой клиент лежал в Хейстингской больнице одновременно с тобой. И, проходя мимо твоей палаты, я увидел… – он отпил кофе и беззвучно поставил кружку на стол, – увидел, что ты совсем одна.
Я промолчала, зная, что позорно разревусь, стоит только открыть рот. В коме, и никого у постели – вот уж действительно душераздирающее зрелище! Выходит, он меня просто пожалел. Загадка разрешилась, но, ей-богу, уж лучше бы Уолтер Бриггс оказался извращенцем, который шастает по палатам в поисках возможности облапать бесчувственное тело. Во всяком случае, это было бы не так мучительно для меня.
– Ее звали Мэгги.
Уолтер ловил мой взгляд, но теперь уже я занималась упорным изучением содержимого своей кружки и жалела, что кружка слишком мала для того, чтобы в ней можно было утопиться.
– Ванда! Не думай, что я пришел поплакаться тебе в жилетку, и не сочти меня слабаком, который не способен оправиться от потери близкого человека. Все дело в том, что я совершил ошибку, а за ошибки приходится платить.
О чем это он? О какой ошибке? Что вообще со мной связался? Что сидел со мной в ресторане? Или что целовался со мной? А может, все, вместе взятое?
– Жизнь – это вечное крушение наших надежд… – прошептала я и передернулась от неуместного пафоса этого заявления.
Уолтер пожал плечами и слегка улыбнулся. Сочувственно так. Как видно, решил, что из нас двоих я куда больше заслуживаю жалости. А может, он с самого начала жалел меня. Быть объектом жалости мужика в расцвете сил! Лучше уж сыграть в ящик.
Он вдруг протянул руку. Я не отодвинулась, просто физически не могла. К моей щеке прижалась ладонь – теплая, мягкая, живая. И буквально излучающая энергию.
– Жизнь – это то, что мы сами из нее делаем.
С этим он ушел.
Минут двадцать я сидела, глядя перед собой, потом бросилась в ближайший бар – купить молочный коктейль и газету с объявлениями.
С шумом потягивая через соломинку коктейль, я водила тупым концом красного фломастера по строчкам раздела вакансий. Сборочный цех «Мазда» искал контролера в отдел запчастей. Я заключила это в красный овал. В зубоврачебный кабинет требовалась ассистентка. Я обвела и это. Я даже обвела «посредника для продажи «новы» 73-го года выпуска», но тут же сообразила, что не потяну.
Мысли мои блуждали, но все время возвращались к Уолтеру Бриггсу. Я не могла забыть выражения его лица в тот момент, когда он говорил о жене. Нетрудно было представить его склонившимся над ее неподвижным телом в больничной палате. Я вообразила себе день их венчания: белое платье, свадебный торт, счастливые лица. Как каждая история с трагическим концом, история их жизни теперь представлялась сказочной, безупречной. Мое воображение наделило эту пару всеми возможными достоинствами, и я убедила себя, что никто никогда не любил друг друга так беззаветно, как Уолтер и Мэгги, никто не был так привязан друг к другу и не жил в такой полной гармонии, как они. Разумеется, это было не так. Скорее всего он вечно забывал вынести мусор, и это ее невыносимо раздражало, а она… Ну, скажем, она обожала поп-корн и потом ковыряла в зубах, за что он ее просто ненавидел…
Я заставила себя вернуться к объявлениям и просмотреть все сначала, уже как следует. Фломастер снова заскользил по строчкам, готовый заключить в красный овал вакансию, которая была бы просто создана для меня.
«Делай хоть что-нибудь стоящее».
И только. Вот такое было объявление.
