Запрещенные слова. книга 2 (СИ) - Субботина Айя

Потом - железо. Тяжелое, холодное, честное. Оно не лжет в глаза, как Юля, не плетет интриг как Резник. Оно просто есть. Я беру вес больше, чем обычно. Шестьдесят килограмм в румынской тяге. Мышцы горят, протестуют, но я заставляю их работать. Каждый подъем штанги - это мой маленький акт победы над собственной слабостью.

Через полтора часа я выхожу из зала, выжатая, как лимон, но с чувством странного, звенящего опустошения в голове. Мысли больше не роятся, как маленькие надоедливые букашки. Они капитулировали, уступив место гулкой, приятной усталости.

Я сажусь в машину, и рука сама тянется к телефону. Открываю нашу переписку. Тишина. Ни одного нового сообщения. Слава молчит. А чего я, собственно, ожидала? Что полапав меня на пьяную голову в женском туалете, он извинится?

А за что извиняться, Май? Ты же сама хотела.

Я сжимаю телефон в руке. Они ушли вместе. Я этого не видела, но я в этом уверена.

А что было потом? Он выполнил свою «работу», вежливо отвез ее домой, поцеловал в лобик и уехал? Мне невыносима мысль о том, что он занялся с ней сексом после того, как распалился об меня.

Или ему просто все равно с кем?

Он же такой брутальный красавчик на черном здоровенном байке, почему бы и нет - может позволить себе выбирать буквально новую девушку хоть каждый день. Хотя, кто бы стал смотреть по сторонам когда рядом - такая королевишна?

Я отбрасываю телефон на пассажирское сиденье, как будто он обжигает. Хватит ковырять рану, которая никогда не заживет, если я сама не перестану ее расчесывать.

Дома, после душа, завариваю себе огромную чашку кофе и снова сажусь за ноутбук. Но открываю не рабочую почту, а тот самый сайт с недвижимостью. Это стало моей новой одержимостью - каждый день проверять ту красивую студию с видом на море.

Часть меня хочет, чтобы ее уже все-так купили и я имела право поставить официальный «крест» на этой блажи. А другая часть… рада до чертиков, что она еще не занята.

Вот и сегодня - сердце делает нервный кульбит, когда вижу надпись «продается».

Я снова и снова листаю фотографии. Светлая, залитая солнцем комната. Огромные панорамные окна. Терраса, на которой так легко представить себя с чашкой утреннего кофе и книгой. И бесконечное море.

закрываю ноутбук и даю себе обещание, что в понедельник, если она все еще будет свободна, я позвоню риелтору. Хотя бы просто съезжу посмотреть - может, внутри там далеко не так все радужно и реальность мягко усыпит это полностью иррациональное желание.

Телефонный звонок вырывает меня из мечтаний. На экране - «Саша».

Вздыхаю. Наша последняя встреча, его пьяное, отчаянное признание у меня в квартире до сих пор висит между нами неловким, тяжелым молчанием. С тех пор прошел почти месяц. Мы иногда переписываемся, созваниваемся, даже пару раз обедали вместе, в перерывах между его рейсами. Я трусливо делаю вид, что того разговора не было. Сашка, кажется, все понимает (конечно, это же Сашка) и не заводит тему снова. Но почему-то теперь эта недоговоренность давит как гранитная плита.

— Привет, Григорьев, - отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более беззаботно.

— Привет, Пчелка, - его голос в трубке уставший, но теплый. - Не отвлекаю?

— Нет, как раз не знала чем себя занять. Ты уже прилетел? - Слышу на заднем фоне характерные звуки аэропорта.

— Только с рейса. Слушай, я тут подумал… Может, поужинаем сегодня? Я знаю одно отличное место, недалеко от твоего дома. Тихое, уютное. Без пафоса.

Я молчу, подбирая слова. Ужин. Вдвоем. До этого мы просто обежали. И для меня обед - это безопасно, обед - это про то, что мы потом гуляем, Сашка проводит меня домой и мне не нужно вежливо приглашать его на чай.

— А на завтра, - продолжает он, не дожидаясь моего ответа, - у меня есть два билета в театр. На «Мастера и Маргариту». Я помню, ты хотела сходить. Пойдешь со мной?

«Я люблю тебя, Пчелка. Буду бороться за тебя, можно?»

Его слова эхом звучат у меня в голове.

Сашка не давит. И совсем не торопит. Он ждет.

Ждет, когда закончится бракоразводный процесс, который Юля превратила в грязную, изматывающую войну, конечно же, моментально забыв о своем обещании оставить его в покое в обмен на выполнение всех ее условий. Ждет, когда я разберусь со своими демонами. Он просто… рядом. И я не могу его оттолкнуть. Не сейчас. Сейчас, когда я - его единственный союзник в войне с Юлей. Когда моя поддержка - это, что не дает ему окончательно развалиться на части.

— В театр - с удовольствием, - говорю я, выбирая самый безопасный, самый нейтральный вариант. - А насчет ужина… Саш, я сегодня очень устала. Давай в другой раз?

— Конечно, Пчелка, - он тут же соглашается. - Без проблем. Тогда до завтра? Я заеду в шесть.

— Договорились.

Мы прощаемся. Я кладу телефон на стол и смотрю в окно. Солнце уже клонится к закату, окрашивая небо в нежные, акварельные тона. У меня в телефоне куча Сашкиных фото из кабины самолета - таких же вот закатов, красивых, сочных, которые он ловит как будто специально для меня. Наши маленькие ритуалы - он теперь всегда присылает мне какие-то фото из рейсов, пытается показать, что иногда гуляет и пытается наслаждаться маленькими «бонусами» своей сложной профессии.

На следующий день театр встречает нас бархатом, позолотой и приглушенным, почти благоговейным шепотом. Воздух здесь густой, пропитанный запахом старого дерева, пыльных кулис и чьих-то дорогих духов. Я обожаю эту атмосферу, потому что она дарит предвкушение чуда, которое вот-вот должно случиться на сцене.

Пока иду под руку с Сашкой по ковровой дорожке, на мгновение даже кажется, что мы - тоже герои какого-то старого, черно-белого фильма. Просто мужчина и женщина, пришедшие на спектакль - без предварительных обязательств, без планов на завтра и на жизнь в целом. Никаких бывших жен, никаких мстительных начальников, а только вечер и прекрасный спектакль.

Мы сидим в ложе бенуара, и отсюда сцена видна как на ладони. Григорьев секунду смотрит на мое плечо, потом, легким, почти невесомым касанием, поправляет сползшую почти на край бретель. Я делаю вид, что не замечаю, увлеченно разглядывая бархатные кресла в партере.

«Фауст». Постановка, о которой гудит весь город. Давно хотела на нее попасть, но все как-то не складывалось. Работа, проблемы, жизнь… Саша запомнил. Эта его черта - запоминать мелочи - обезоружила меня с первого дня нашего знакомства. Он помнил, какой кофе я люблю, какие цветы заставляют меня улыбаться, какие старые фильмы я засмотрела до дыр. И сейчас, сидя рядом с ним в этом полумраке, я чувствую странную, щемящую… тоску?

— Готова к встрече с Мефистофелем? - шепчет он мне на ухо, и его теплое дыхание щекочет кожу.

— Я каждый день с ним встречаюсь - в офисе, — усмехаюсь, намекая на Резника. Сашка в общих чертах в курсе моей войнушки - знает ровно столько, сколько я ему рассказываю. - Хотя, пожалуй, не стоит ставить рядом образ хитрого благородного Дьявола и обиженного офисного Наполеона.

Саша понимающе хмыкает. Краем глаза вижу, как дергает рукой в мою сторону, мысленно напрягаюсь, потому что не хочу никакого дополнительного физического контакта. Он, наверное, как-то это чувствует или снова деликатничает, потому что возвращает ладонь на место.

Гаснет свет и тяжелый бархатный занавес медленно ползет вверх.

Гаснет свет и тяжелый бархатный занавес медленно ползет вверх. Спектакль захватывает с первых минут. Действие на сцене похоже на гипноз. Мрачный и завораживающий. Я забываю обо всем. О работе, о Лилькином долге, который все равно до сих пор не дает спать, о разбитом сердце. Остается только сцена, игра света и тени и голоса актеров, проникающие в самую душу. А Маргарита, с ее наивной, всепоглощающей любовью, которая в итоге приводит ее к гибели, почему-то вызывает у меня приступ тихой, застарелой боли.

Может, если бы десять лет назад я была бы такой же отчаянной «Маргаритой», сейчас все было бы совсем иначе? У нас с Сашкой была бы крепкая семья, возможно, был бы общий ребенок и все хорошо?