Где мы начали (ЛП) - Муньос Эшли

Она выскользнула за дверь, и Лора тут же последовала за ней. Почему-то я в последний раз взглянула на Уэса, прежде чем выйти.

Я была измотана, но мысли продолжали крутиться вокруг этой болезненной стычки с ним. Почему он не хочет, чтобы я была здесь? Почему я все еще веду себя так, будто он что-то для меня значит? Ведь не может же быть, чтобы спустя семь лет он все еще испытывал ко мне чувства или хотел вернуть меня обратно.

Прошло семь лет. Самое время, блядь, забыть свою первую любовь.

Глава 8

Уэс

15 лет

Мой отец часто брал меня и моих братьев на реку порыбачить. Мы сидели на дощатом настиле, опустив удочки в воду и развалившись в походных креслах. В это время года половина городка толпилась тут же, пытаясь что-нибудь поймать. Раньше я обожал эти вылазки. Я с нетерпением ждал всю неделю, потому что папа работал, и свободное время у него было только по выходным. Теперь же я лишь тупо пялился на часы, наблюдая, как день клонится к закату, а время неумолимо утекает.

— Ты даже не пытаешься, Уэсли, — упрекнул меня отец, когда мои плечи опустились, а леска бессильно провисла.

— Он просто витает в облаках, — подколол брат, подняв удилище, чтобы его леска натянулась.

Отец пристально наблюдал за мной и жевал мятную жвачку, отчего его челюсть казалась напряженной. В такие моменты он напоминал мне Пита Кэрролла. Папа следил за нами с той же напряженной сосредоточенностью, с какой главный тренер следит за игрой своей команды. Много тягостного молчания. Даже седина в волосах была, как у того тренера, плюс узкое лицо и тонкий нос.

— О чем ты так серьезно задумался?

Я изо всех сил надеялся, что мой брат ни о чем не догадывается. Я старался держать Калли в тайне именно по этой причине. Я не хотел, чтобы кто-то разрушил то, что было между нами, или сделал что-то, что могло бы все испортить. Как бы то ни было, она не была тем, что я должен был объяснять или делить со своими братьями, и я бы сделал все, что угодно, чтобы так все и оставалось.

Я промолчал, но тут Дастин выпалил:

— Он задумчивый из-за той Стоун, дальше по улице.

Моя шея моментально вспыхнула, и я уставился на воду. Взгляд отца впился в меня, будто лазер, и я понимал — следующую фразу нужно подбирать очень осторожно.

— Дочь байкера?

Его тон был резким, но любопытствующим, словно он не верил, что это правда, и думал, что неправильно понял.

Я сглотнул комок, застрявший в горле.

— Мы просто друзья.

Дастин фыркнул полной грудью, выставляя себя полным идиотом. Я прожег взглядом дыру в его тупой физиономии.

— Дружить с этой девочкой — не лучшая идея. Ее семья… своеобразная. Держись от нее подальше.

Он сказал «своеобразная», но я услышал «настоящая».

Мои родители так часто пихали мне в глотку веру и «семейные ценности», что мне хотелось разорвать их зубами, просто чтобы глотнуть воздуха. Отец был строгим, но при этом лицемерным. Он думал, мы не замечаем помаду на воротнике, когда он возвращался домой, или запах духов, которых у мамы не было. Он думал, мы не замечаем, как у мамы сжимались челюсти, когда она встречала его, или как она украдкой вытирала глаза, уходя вглубь дома.

У них было пятеро детей, но он не хранил верность.

Впрочем, если бы я озвучил эти мысли, это вызвало бы бурю негодования, меня схватили бы за шкирку и затолкали в подвал «подумать о своем поведении». Я бы не смог увидеться с Калли, и оно того не стоило.

Я стиснул коренные зубы до хруста, чувствуя, как напрягается челюсть, и попытался сосредоточиться на будущем, на хорошем. Через три месяца мне исполнится шестнадцать. Калли — через два.

Последние несколько лет мы продолжали летом встречаться в нашем домике на дереве, но наши ноги уже стали слишком длинными для этого пространства, и наши невинные поцелуи становились все менее невинными. Две недели назад, когда потеплело и начались каникулы, Калли, как обычно, прокралась ко мне. Но ее слишком большая футболка вдруг оказалась не такой уж и большой, и любопытство в конце концов взяло верх.

Я стянул ее через голову и впервые увидел ее в спортивном лифчике. И понял, что мне безумно нравится видеть ее кожу. Я выдернул подушку из-под головы и прикрыл ею колени, чтобы она не заметила, как отчаянно мне хотелось прикоснуться к ней. С тех пор мы много целовались и исследовали друг друга руками, но часть меня жаждала большего. Почувствовать больше. Увидеть больше.

Мы продолжали рыбачить, попивая газировку, и в итоге я поспорил с Дастином на пять долларов, что поймаю рыбу раньше него.

Я выиграл, как обычно. По дороге домой мы остановились заправиться, и тут в моей голове созрел план.

— Мне нужно в туалет, — объявил я отцу и брату, а затем рванул внутрь.

Я знал, что у меня мало времени, поэтому тщательно искал то, что мне было нужно. Выбор был скудным, но я нашел подходящее и понес на кассу, мысленно молясь, чтобы успеть расплатиться до того, как отец зайдет внутрь.

— Только это? — Старик Баркер уставился на меня с подозрением.

Я покраснел под его взглядом.

— Да, только это.

Он пробил товар, сунул его в пакет, а я протянул пять долларов, выигранные у Дастина. Кивнул в знак благодарности и поспешил наружу. Вместо того чтобы оставить покупку в пакете, я вытащил ее и засунул в задний карман — чтобы не возникло лишних вопросов.

Когда мы вернулись домой, я помог разложить все по местам, а затем начал расхаживать по двору. Был конец июня, и, хотя я знал, что Калли придет позже, мне не хотелось ждать, чтобы вручить ей подарок. Я жаждал увидеть ее лицо, когда она возьмет его в руки и поймет, что я думал о ней сегодня.

— Мам, я поеду на велике в парк! — крикнул я, зная, что она на кухне.

Она встретилась со мной взглядом, ее острые карие глаза выискивали признаки лжи.

— Вернись к ужину.

Я кивнул и рванул вниз по дороге.

Если она скажет отцу, он может сложить два и два и догадаться, что я хочу увидеться с Калли. Но у меня еще не было телефона, так что отследить или позвать меня назад они не могли. Я гнал изо всех сил, нажимая на педали, чтобы увеличить скорость и удалиться как можно дальше от своего дома. Солнце садилось, оставляя на горизонте пастельные полосы, но небо еще было бледно-голубым.

Через несколько минут я уже стоял у начала подъездной дорожки к дому Калли, уставившись на ржавый почтовый ящик и нарисованное изображение черепа с розами, растущими из глазниц. Ни разу я не решался проехать по этой гравийной дороге, чтобы подобраться ближе к ее дому, хотя мне было почти шестнадцать. Вскоре мне предстояло сесть за руль, и я надеялся, что смогу заезжать за ней, чтобы брать на свидания — а для этого придется подъезжать ближе, чем к почтовому ящику.

Нервно сглотнув, я нажал на педали и поехал по дорожке.

Через каждые несколько метров из травы по обеим сторонам пути торчал ржавый металл: запчасти от мотоциклов, рамы грузовиков, старые колеса. Среди ржавчины росли полевые цветы, что было странно красиво.

Довольно скоро я оказался прямо перед домом Калли. Он был двухэтажным, но выглядел даже старше моего.

Тусклые окна, некоторые заколоченные фанерой, выстроились на втором этаже, и первый был не лучше. Вместо штор — простыни, а на земле и крыльце валялись детали от машин.

Казалось, вокруг не было ни души, пока не раздался скрип сетчатой двери, и на крыльцо вышел мужчина с длинными темными волосами. На нем был кожаный жилет с красно-белыми нашивками на правой стороне, а на левой стороне белыми буквами было вышито слово «Президент». Руки до костяшек покрывали татуировки, а под свободной футболкой угадывались еще чернила на торсе.

Я знал — это отец Калли.

Он смотрел на меня такими же глазами, как у нее, и даже выражение его лица было таким же, как у нее, когда она расстраивалась.