Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари

— Майя моя дочь! — говорю я сквозь зубы, — Моя и Шумилова, понял? Ты не имеешь к ней никакого отношения.

— Ты уверена в этом? — бросает с усмешкой, — Она родилась через полгода после того, как я уехал. Ты хочешь сказать, что спала с ним, пока мы встречались?

Гнев так и плещет в груди. Нарастает! Мне охота послать его к чёрту. Прокричать в трубку что-то обидное. Но ведь это заверит его в том, что он попал в самую точку? Ну, уж нет! Держись, Вита! Только не дай слабину.

— Да, представь себе, Богачёв, я спала не только с тобой в тот период. Считаешь, мне нужно извиниться перед тобой? Что ж, прости, — говорю это, словно садист, признающий вину. Едва ли ему будет больно. Больнее, чем он сделал мне…

— Мне не нужны извинения, Вит. Мне нужна правда, — произносит устало.

— Ты услышал её, — говорю.

Он хмыкает в трубку:

— Ну, что ж, хорошо! — его голос звучит так, словно это ещё не конец. Далеко не конец. Что он думает делать?

— Послушай, Никита, — цежу без зазрения совести, — Моя жизнь без тебя сложилась просто прекрасно. А ты приезжаешь и требуешь правды? Так знай! Я тебя ненавижу! Ненавижу за то, что ты сделал со мной. Я тебя никогда не прощу. И всё, что случилось с тобой, а я уверена, ты ведь не просто так вернулся? Всё это заслуженно! Не смей приближаться ко мне. Ты не имеешь морального права звонить. И только моя безграничная вежливость не позволяет мне послать тебя на три буквы.

— Вита…, - пытается он.

— Всего доброго! — говорю я отнюдь не по-доброму, и завершаю его, этот мучительный разговор.

Прислоняюсь к стене. Руки сильно дрожат. О, Боже! Зачем? Ну, зачем он вернулся?

В кафе входят люди. Компания юных девиц и влюблённая парочка.

«Клубнично-банановый», — думаю я. И, выдохнув весь накопившийся стресс, церемонно иду вслед за ними.

Глава 12

До определённого момента его жена, его дети, казались мне чем-то несуществующим. Я добровольно исключила их из нашей реальности. Ведь он был только мой! Я не пыталась узнать имена его сына и дочери. Даже имя жены я узнала не сразу. А Никита молчал. Будто и не было этого фактора, его настоящей семьи.

Но как-то раз в главном театре случилась премьера. Ставили «Мастера и Маргариту» в новом прочтении. Молодёжный театр современного танца. Звучало многообещающе! Шумилов достал нам билеты. И я согласилась пойти.

Ряд у нас был едва ли не самый последний.

— Зато посередине, — искал преимущества в этом мой преданный друг.

— Сойдёт, — я взяла из его рук билетик.

«Кот Бегемот в роли кота Бегемота», — было написано мелкими буквами.

— Неужели, и правда, кота привлекут? — рассмеялась, цепляясь за Костикин локоть.

На мне было платье из тёмно-зелёного бархата, волосы собраны в хвост. Я, с Костиных слов, и сама походила на Маргариту.

— Скорее, на Геллу, — взглянув на себя в большом зеркале, фыркнула я.

Он был в рубашке и брюках. И, надо сказать, ему очень шёл этот стиль! Я всегда удивлялась тому, почему он ни с кем не встречается. Точнее, он встречался! Но как-то мельком. Так, чтобы долго, серьёзно, такого при мне ещё не было.

Мы изучали картины на стенах фойе. Здесь выставляли художку. В тот раз было что-то с упором на готику, и я попросила Шумилова сфоткать меня. Я надела те самые серьги, тот первый подарок Никиты. Изумруды эффектно смотрелись в ушах. Даже Костик заметил, что выгляжу я изумительно.

— Смотри в камеру, Вит! — он велел подготовиться.

Я приняла романтический образ. Как вдруг…

Среди тех, кто гулял, в ожидании спектакля, я увидела пару. Никита вёл женщину в тёмном, приталенном платье. Смотрелась она по сравнению с ним как незримая тень. Я отметила сразу, насколько она меня выше, крупнее. И волосы тёмные, спрятаны в плотный пучок, так что не оценить густоты.

Взгляд жадно впитывал всё, до мельчайших подробностей. То, как ступает, как держится. Как улыбается, чуть склонив голову, изучая одну из картин. Они приближались! А я замерла, проворонив команды Шумилова.

— Вит! — позвал он.

Проследил за моим ошарашенным взглядом. Опустил наведённую камеру.

— Вита, идём? Вон та картина получше, — попытался отвлечь меня от созерцания пары, которая двигалась прямо на нас.

Поравнявшись со мной, она вскинула брови.

— Вы позволите? — с лёгкой улыбкой на бледном лице, указала назад.

— А…, - я замешкалась, — Д-да!

Отойдя и позволив занять моё место, я побоялась смотреть на её кавалера. Боялась, что если увижу, умру!

Так и прошла мимо, с опущенным взглядом. Только носки его туфель мелькнули на фоне ковра.

«Никита, Никита, Никита», — кричал мой измученный мозг. У двери обернулась к нему. Он, не видя меня, делал снимок.

«Красивый», — подумала бегло и позволила Косте себя проводить. Мы уселись на самом верху, у прохода. Богачёвы сидели на первом ряду. И, как ни пыталась я сосредоточить внимание на спектакле, но взгляд то и дело метался к его голове. Пару раз они что-то шептали друг другу. Я не видела, но представляла, что он шепчет что-то ей на ухо. Что-то настолько же нежное, как шептал мне?

Интересно, а как он её называет? Мне почему-то до боли в висках захотелось узнать её имя! Марина? Светлана? Ирина? Какое из этих имён ей особенно шло?

В антракте Шумилов пытался меня развлекать. Предложил выпить кофе. Досмотреть галерею картин. Но я отказалась спускаться на первый этаж. Вдруг он там? Вдруг он тоже?

— Ну, ладно, как хочешь, — Костик встал сзади, — Мне и тут хорошо!

Мы стояли напротив большого окна и смотрели на тёмную улицу. Он отодвинул высокую штору. В отражении стекла были мы.

— Вит, я хотел, чтоб ты знала…, - начал, было, Шумилов.

А я, испытав острый приступ нечаянной боли, обернулась и крепко прижалась к нему:

— Обними меня, Кось!

Он обнял. Сначала опасливо, чуть прикасаясь руками к спине. А после — прижал и зарылся мне в волосы.

— Вит, я с тобой, — различила сквозь стук наших юных сердец.

На следующий раз, когда пришло время ехать на встречу к Никите, я собрала все подарки. Все, кроме двух изумрудных серёг. Не смогла! Слишком дороги. Спрятала в ящик. И зареклась, что не стану носить. В конце концов, что-то же я заслужила? Будучи в роли любовницы хозяина двух ювелирных домов?

Появившись в тот раз у него на пороге. Вернее, на пороге отельного номера, ставшего нашим «любовным гнездом». Я достала из сумочки шёлковый мамин платок. В него были завёрнуты все украшения: пару браслетов, цепочки с кулонами, несколько перстней, набор…

— Вот, — положила на белую простынь.

Никита присел. Он был голым по пояс. И я убеждала себя не смотреть на него, до тех пор, пока он не позвал:

— Вита, что это?

— Это подарки. Не хочу быть должна, — объявила решительно. Вскинула голову, и, держа в кулаках свою боль, посмотрела Никите в глаза, — Мы расстаёмся! Пришла, чтобы это сказать.

Он сглотнул, кадык его дёрнулся. Взгляд не пускал.

— Расстаёмся? Почему? — произнёс коротко.

Я отвела глаза первой:

— Я так решила.

— Ммм, — промычал он, как будто всё понял.

Встал и прошёлся по комнате. Плеснул себе виски в широкий стакан.

— Это из-за той встречи в театре?

«Догадливый», — думала я. И невольно взглянув ему в спину, увидела шрам на плече. В детстве его укусила собака. С тех пор он боялся собак.

— Это должно было случиться. Я больше так не могу.

Он выпил, выдохнул шумно:

— Я тоже.

«Вот и здорово», — фыркнула я про себя. Хотя боль была нестерпимой.

— Знаешь, я боялся признаться себе самому, — он опёрся руками о стол и склонился так низко, что лопатки его выпирали теперь, как два неотросших крыла.

— В чём признаться? — шепнула. Подумала: «В том, что устал?».

— Что люблю тебя. Сильно, — ответил Никита.

Я ощутила, как слёзы туманят картину. Его очертания стали расплывчаты. Я моргнула и вытерла капли с лица:

— Прекрати!