Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари

Мама презрительно щурится:

— Тоже мне отношения. Это просто общение, не более того. Просто взрослые люди проводят вместе досуг. Вот и всё!

— Просто твоя речь смахивает на оправдание, — поддеваю её.

Она негодующе цокает:

— Когда я решу познакомить, то сперва познакомлю с тобой.

— Я итак с ним знакома, — произношу я, — Заочно.

Пару раз мы с ним виделись. Он, конечно, узнал меня, но виду не подал. Деловито кивнул, придержал дверцу, пропуская вперёд. Я чуть не выпалила: «Что у вас с моей мамой?». Любопытно, а спит она с ним, или нет? Или в этом возрасте такими глупостями не занимаются?

— Вот этого вполне достаточно, — отрезает она.

А я размышляю о том, пошутить или нет, в который раз поменяв маме фамилию? Дотошная Анфиса Павловна. Только подумаю, смех разбирает. Решаю молчать и упорно жую. Конфеты и правда, свежайшие! Ореховый крем растворяется, мелкая крошка хрустит на зубах.

Раздаётся стук в дверь:

— Анфиса Павловна, можно? — внедряется в наш уголок мужской голос.

Мама мгновенно серьёзнеет:

— Так, Игнат! Явился?

Маленький, щуплый на вид человечек, виновато стоит в приоткрытой двери:

— Я болел.

— Знаю я твои болезни! — возмущается мама, — Ещё раз вот так заболеешь, получишь расчёт. Ты меня понял?

Тот торопливо кивает. И пятится. Когда мы опять остаёмся одни, мама бросает:

— Дворника сменщик, опять загулял! А второй пригрозил, что уволится.

— Как обычно, — киваю.

У них постоянно случаются казусы. То арендаторы съедут, то у смежных отделов возникнет конфликт. То воздуховод поломается и в здании нечем дышать. То просрочку доставят, и мама грозится завскладу расправой.

— Так что там случилось? Давай, говори! Я же вижу, что тебя что-то мучает, — она наклоняется к чайнику. И тот снова кипит.

Бросив ещё по пакетику в каждую чашку, намекает на то, что не пустит меня, пока я не раскрою все карты.

Решаюсь:

— Богачёв объявился.

Чуть-чуть не пролив, она ставит посуду обратно.

— Младший? — уточняет.

— Ну, не старший же! — упрекаю её, — С того света.

Пару глотков она делает молча, затем произносит:

— И что? — и упрёк в этой фразе звучит слишком явственно.

«Что ты намерена делать?», или «Что ты успела уже натворить?».

— Ничего, — отрицаю, — Мне вообще-то начхать на него!

— Ой ли? — снова щурится мама. И её обличающий прищур повествует о том, что она мне не верит.

— Меня ничего с ним не связывает, — пытаюсь продолжить.

— Совсем ничего! — подтверждает она, — Он — отец твоей дочери, Вита! И самое главное, чтобы ему было также начхать на тебя.

По выражению глаз, виновато опущенных в чашку, она понимает, что всё не так просто.

— Ты виделась с ним? — вот опять, в её голосе слышу упрёк.

Поднимаю глаза:

— Ты говоришь это так, словно я была инициатором встречи! Если хочешь знать, это он позвонил.

— Позвонил?

— Да! — ковыряю обёртку, — Ну, я и ляпнула в трубку, как обычно «кафе ВитаМила». А он заявился туда.

— О, Господи! — мама, прижав ладонь к сердцу, вздыхает.

— Да ничего не случилось! Просто поговорили о том, о сём. А потом…

— Что потом? — наклоняется ближе.

Я, отбросив фольгу, выдыхаю:

— Поздравил меня с предстоящим рождением дочери. Намекнул, что он в курсе, кто Майкин отец.

Вот теперь мамин вздох звучит к месту. Я и сама ощущаю, как сердце забилось сильнее. Припоминаю слова, что сказала ему напоследок. Навряд ли он принял их к сведению. Навряд ли так просто оставит меня…

— Зачем ему это? — задумчиво хмурится мама.

А я предлагаю:

— Спроси!

— Ну, и что ты ответила? — смотрит она испытующим взглядом.

— Я сказала, что дочка от Кости. Что я спала с ним, когда мы встречались.

— Поверил? — вцепляется мама.

— Не уверена, — хмыкаю я.

Она думает, пальцы стучат по столу.

— Нужно Косте обо всём рассказать, — наконец оглашает вердикт.

Я притворно киваю:

— Ага! Ты не помнишь, чем кончилось в прошлый раз? Как его чуть из института не выгнали? Ну, уж нет!

— Ну, что ты сравнила! — упорствует мама, — То было когда? Он не юноша! Взрослый мужик. И не станет глупить.

Я кусаю губу, пребывая в прострации:

— Нет, не могу рисковать его докторской. Не дай Бог чего, я себе не прощу!

Мама рассерженно машет:

— Врать-то, конечно же лучше? — бросает она.

— Я не вру! — возражаю, — Я просто недоговариваю. Это разные вещи вообще-то.

Она делает длительный выдох:

— Не знаю, Виталина! Тебе, конечно, виднее. Ты — взрослая девочка. Но я бы ему рассказала. Твой Костя — серьёзный мужчина, спокойный. Вы вместе решите, как быть.

«Спокойный, конечно», — смеюсь про себя, — «В тихом омуте».

— Богачёв не отступит, я знаю. Как знаю и то, что для Кости вот эта ненужная правда больнее всего. Ты представь, если Майка узнает?

Мама массирует пальцами лоб:

— Ой, аж голова разболелась!

— Прости, — говорю. И сама ощущаю, как голову, будто тисками, сковали тревожные мысли.

Глава 14

Исторический дом Полежаева выглядит очень эффектно. Центр Питера, близость Невы — это лишь часть преимуществ. Невзирая на то, что сам дом был построен в начале прошлого века, он продолжает стоять до сих пор, демонстрируя ту же красу, что и прежде. Правда, недавно власти всё же решили поправить фасад. Уж больно обшарпан! И теперь вся лепнина как новая, и внутри, и снаружи.

Здесь, к слову, велись съёмки фильма «Мастер и Маргарита». Как символично! Если учесть, что именно этот спектакль разделил нашу жизнь по частям. Я давно не была в этом доме. Консьержка забыла меня. И пришлось объяснить, что я — хозяйка одной из квартир. Документ на смартфоне открыла. Не то эта старая вредина точно бы мне не поверила!

Внутри всё весьма прозаично. За дверью квартиры — обычный жилой интерьер. Обои на стенах, утративший лоск потолок. Широкая дверь с запылённой фрамугой ведёт меня внутрь. Я бросаю ключи на комод и вдыхаю едва уловимый оттенок старья. Пора бы проветрить! Иду открывать окна, чтобы впустить в этот затхлый мирок чуть-чуть воздуха.

Когда-то отделка квартиры казалась заоблачной! Тогда ещё всё было новым и пахло внутри свежей краской, древесным теплом. Помню, как я удивлялась всему! Этой мебели, в стиле Икея. Стоит сказать, тогда эта фабрика только открылась. И раздобыть что-то было весьма затруднительно. Но он раздобыл.

Помню, как трогала стены, не веря, что всё это станет моим.

— Ну, зачем? Ну, Никит! — восклицала, кружась.

На полу был паркет, а на окна ещё не повесили шторы.

Никита приблизился, легко усадил меня на подоконник, поддел подбородок. Шепнул:

— Будешь жить тут одна, как богиня.

Я отстранилась:

— Одна?

— Ну, да, — хмыкнул он, — Когда съедешь от мамы.

Всё волшебство растворилось в обыденной мгле его слов. Одна! Я всегда буду просто одна. Несмотря ни на что. Ему надоело общаться со мной в отцовском отеле. А, может, ему намекнул сам отец, что «негоже водить туда баб»? И теперь он решил обустроить уютное гнёздышко. И будет сюда приезжать, когда хочет. А потом уезжать, оставляя меня.

— Ну, чего ты, лисёнок? — он чмокнул мой нос.

Я подавила возникшую грусть:

— Извини, замечталась.

Этот подарок Никита вручил мне на день рождения. Мне тогда стукнуло 22! Он сказал, что это — мистический возраст. Что все парные цифры имеют какой-то особый подтекст. И я, дура, грезила, что когда мне исполнится 33 года, я буду встречать его в роли жены.

— Ну, это же дико дорого, — покачав головой, я взглянула на улицу.

Мне казалось, что там, в мутной глади стекла серебрилась Нева. Потрясающий вид и осенняя тишь за окном навевали печальные мысли. Он решил откупиться? Не значит ли это, что я не нужна?

— Ты стоишь гораздо дороже, — прошептал мне на ухо Никита, — Моя маленькая женщина.

Он любил называть меня так. Кажется, разница в возрасте, росте, его возбуждала? Супруга его была старше и выше меня. Он не спал с ней. Совсем. Уже несколько лет они жили как брат и сестра, как соседи. Растили детей. Один из которых болел. Были связаны узами брака, расторгнуть которые было труднее, чем стать Маргаритой. А я так хотела быть всем для него, а не только любовницей. Боже, как я его ревновала! Но труднее всего было скрыть эти чувства внутри.