Сайрита Л. Дженнингс - Страх падения (ЛП)
Я достала тонкую полоску бумаги пастельного цвета и написала одно слово. Затем сложила маленькую звёздочку, размером не больше кнопки и поместила ее в банку.
Двести пятьдесят три. Этот страх был в единственном экземпляре.
— Что ты делаешь? — спросил Дом, напугав меня внезапным появлением у моей двери. Я пожалела, что не закрыла ее, но я… просто не могла себя перебороть.
Я ответила ему слабой улыбкой, размышляя о моих счастливых двухстах пятидесяти трех звёздочках в банке. С тех пор как я туда что-то добавляла в последний раз, прошло немало времени.
Доминик нахмурился, недовольный моим молчанием. Он без приглашения зашел в мою спальню — святая святых — и плюхнулся на кровать.
— Ты только что кинула еще одну? — спросил он, встряхивая стеклянную банку с крошечными звездочками.
Я робко пожала плечами и выдохнула:
— Да. А что тут такого?
Выражение его лица смягчилось. Дом притянул меня к себе и обнял за плечи.
— Эй, хочешь поговорить об этом? Я знаю, что ты не добавляла их уже давно.
Я покачала головой, ощущая тепло его накачанного тела. Только этому мужчине я позволяла так себя обнимать и дарить эти единственно принимаемые мною ласки. Между нами была самая настоящая близость, хотя у нас и не было сексуальных отношений. Мы бы никогда не смогли бы пересечь эту черту. Я не могла потерять единственного мужчину, которого я когда-либо любила.
— Тут не о чем говорить. Правда. Все в порядке.
По крайне мере, я заставляла себя так думать, понимая при этом, что говорю не правду.
Дом сел и немного отодвинулся, чтобы заглянуть мне в глаза. Моё безразличное выражение лица не смогло его обмануть. Будучи опытным лгуном, он чувствовал ложь за километр.
— Нет, это не так. Ты должна выговориться. Я говорил тебе об этом, Кам. Это часть нашей сделки. Ты ходишь к психотерапевту и абсолютно честна со мной. И я не позволю тебе, черт возьми, нарушить эти условия.
Я повела плечами, освобождаясь из объятий, и бросила на него сердитый взгляд.
— Нет. Это ты так решил. Я говорила тебе, что со мной всё в порядке. Терапия не помогает, и я не собираюсь снова посещать консультации. — Схватив с кровати банку со звездочками, я поставила ее на подоконник. — Я не заключаю соглашений, Дом. Да, у меня есть проблемы. Но они есть у всех, включая тебя. Я справляюсь как могу. Так же, как и ты.
Мой лучший друг, мужчина который стал мне ближе, чем брат, раздраженно выдохнул при упоминании его собственных демонов. Они преследовали его каждое мгновение жизни.
— Сейчас разговор не обо мне. Да, моя жизнь хреновая, но я выживаю. А ты, детка, держишься из последних сил. Я говорю тебе это дерьмо не для того, чтобы забраться тебе под кожу. Я хочу, чтобы тебе стало лучше.
— Что, если улучшение не наступит никогда? — резко ответила я, повернувшись к нему лицом. — Это же не обычная болезнь, и я не могу вылечиться, просто приняв лекарство, Дом. И ты это знаешь как никто другой. Это. Является. Частью. Меня. Это не ситуация дерьмовая. А это я, черт возьми, окончательно и бесповоротно прогнившая до глубины души.
Дом тут же вскочил на ноги и обнял меня.
— Стоп. Прекрати, Кам, — прошептал он в мои волосы. — Ты настоящая и не испорченная. Не занимайся самокопанием, детка, а постарайся отбросить всю эту чепуху в сторону и найди истинную себя, хорошо? Твои страхи — это не ты. Слышишь меня? Они не показывают того, какая ты на самом деле.
— Я такая, какая есть, — пробормотала я, пытаясь загнать проступившие эмоции подальше. — И так было на протяжении всех двадцати трёх лет. Я устала бороться, Дом. Я так чертовски устала.
Я заставила себя сделать глубокий вдох, а затем попыталась уйти от разговора и всех его откровений. Отгородиться. Это помогало мне первые шесть лет моей жизни и не давало попасть в психиатрическую больницу позже.
Доминик обнял меня крепче, почувствовав, что сейчас я нуждалась именно в этом. Он удерживал меня вместе, не давая рассыпаться на части, и я могла каким-то образом создавать иллюзию благополучной двадцатитрехлетней девушки. Но он знал правду о той боли, которая терзала меня изнутри, и был в курсе воспоминаний, преследовавших меня каждый раз, когда я закрывала глаза. Дом, возможно, единственный человек на Земле, который понимал, какие демоны отравляли мою жизнь, потому что сам жил с подобными. Не смотря ни на что, он любил меня. Страдания, которые были у нас в прошлом, свели нас вместе и будто приклеили друг к другу.
Если быть до конца честной, то, сравнивая себя с Домом, я чувствовала себя глупой, убогой и жалкой. Если у кого-то и был повод сломаться, то только у него. Из всех, кого я знала, Доминик Тревино больше, чем кто-либо другой, подвергся ужасным пыткам. Мы познакомились почти пять лет назад, хотя теперь мне кажется, что мы знали друг друга всю жизнь. Наша общая боль была нашим единством; личный ад каждого связал нас на всю жизнь.
В тот день, когда он встретил меня на автостоянке возле офиса нашего консультанта, я рыдала и не могла справиться с дрожью. В то время я была одержима мыслью, что справлюсь со всем самостоятельно и бежала от всех, кого знала, путешествуя по всей стране в попытках избавиться от моего прошлого. Я не думала, что мое странствие сделает меня еще более испуганной и психически неуравновешенной, чем когда-либо.
Дом проходил групповую терапию для жертв насилия. Я все еще пыталась набраться мужества, чтобы войти в здание, когда он посмотрел на меня, без слов протянул руку и повёл за собой внутрь. Он даже не спросил, как меня зовут. Потом он просто сидел рядом со мной. Так же, как и я, он не захотел делиться своей историей. Когда собрание закончилось, он вывел меня на улицу, не отпуская при этом моей руки. Я не знаю, почему я разрешила ему ко мне прикоснуться. До этого я никому не позволяла такой близости. Но возле этого парня я чувствовала себя спокойно, словно находилась рядом с родственником. Было в его прикосновениях что-то знакомое.
Он был сломлен. Даже больше, чем я.
Доминик погладил меня по волосам и прижал к себе. Даже после стольких лет он не позволял мне рассыпаться на части.
— Я тоже устал, детка, — пробормотал он и поцеловал меня в лоб. — Но мы должны продолжать двигаться дальше. Мы не позволим им победить. Если мы позволим им управлять собой после всего, что мы преодолели, то что у нас тогда останется?
Я выскользнула из его объятий и посмотрела в зеленовато-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
— Мы есть друг у друга. И всегда будем.
Он улыбнулся мне, не скрывая сумятицы своих чувств и того, с чем ему приходилось бороться каждый день. Я всегда удивлялась, как, после всего пережитого, он умудрялся вставать с постели с улыбкой и вести здоровый образ жизни. Доминику Тревино, несомненно, было тяжелее, чем мне, но он нашел способ это пережить. Я завидовала ему, любила его и хотела, чтобы он был счастлив. После всех перенесенных страданий он это заслужил. Мы все заслуживали этого.
