Катрин Панколь - Черепаший вальс
— Это деталь, как вы говорите, а детали важны. Антуан четко придерживался определенных принципов…
— Но не всех, — перебил ее Гарибальди. — У меня в досье есть свидетельства о многочисленных стычках с коллегами там, в Момбасе. Посиделки часто переходили в драки, одна из них плохо кончилась, ваш муж в ней точно замешан… Один человек из этой драки не вышел живым.
— Это невозможно. Только не Антуан! Он и мухи не обидит!
— Это уже совсем не тот человек, которого вы знали, мадам. Человек, утративший надежду, может стать опасен…
— Но не до такой же степени, чтобы…
— Чтобы попытаться убить вас? Подумайте: вы добились успеха, он потерпел поражение по всем фронтам. Вы воспитываете девочек, заработали много денег, сделали себе имя, и он чувствует себя униженным и оскорбленным. Он взвалил вину за это на вас, как говорится, зациклился. В следующий раз, когда вам нужна будет идея романа, зайдите ко мне. Я вам расскажу кучу историй!
— Это невозможно…
— Все возможно, и правда порой бывает гораздо удивительней любых выдумок.
Жирная муха прогуливалась по досье Антуана. Муха-муха, жужжащая муха, вот и я нажужжала на свою голову, доносчица, подумала Жозефина, вонзая ногти в руку от злости на себя.
— Мы объявим его в розыск. Вы сами сказали, что он мог настолько ожесточиться, что решил приняться за женщин, которые отвергли его, или обидели, или угрожали ему, как могло быть в случае мадемуазель де Бассоньер, рассылавшей свои ядовитые послания всем подряд…
— Нет, нет! — вскричала в ужасе Жозефина. — Я этого не говорила!
— Мадам Кортес, дело совсем нешуточное. У нас серийный убийца, который хладнокровно уничтожает женщин одну за другой. И всегда одним и тем же способом… Подумайте о девочке-официантке…. Валери Шиньяр, двадцать лет, она приехала в Париж, хотела стать актрисой и работала, чтобы оплатить занятия актерским мастерством. У нее вся жизнь была впереди, столько надежд, столько мечтаний. Мы не должны упускать ни одной версии… У нас на него подробное досье, найденное в бумагах мадемуазель де Бассоньер. И к тому же, кажется, ваш муж провернул, скажем так, некую финансовую аферу перед тем, как исчезнуть. Интересно будет узнать, инсценировал он свою смерть или действительно умер.
— Но я не для этого пришла! — закричала Жозефина, чуть не плача.
— Мадам Кортес, успокойтесь! Я ни в коем случае не утверждаю, что ваш муж — преступник, я только сказал, что мы проведем расследование среди клошаров в метро… чтобы подтвердить или отвергнуть новую гипотезу. И таким образом вы освободитесь от страшного подозрения, которое вас гнетет. Ведь это же ужасно — подозревать своего мужа. Ведь вы думали об этом, правда?
— Я не думала об этом, просто мелькнула такая мысль. Это, знаете ли, не одно и то же. И я пришла сюда не для того, чтобы обвинять в чем-то Антуана. Я вообще не собиралась обвинять кого бы то ни было!
Никогда, никогда больше я не стану лезть в то, что меня не касается, и болтать, когда не спрашивают. Что это на меня нашло? Я почувствовала, что могу ему доверять, решила, что могу спокойно с ним поговорить, освободиться от навязчивой идеи — но я не собиралась выдавать Антуана!
— А есть у вас другие подозреваемые, мадам Кортес? — сладким голосом спросил инспектор.
Жозефина замялась, подумала о Луке, о его неистовой ярости, о ящике, которым он швырнул в соседку, пробормотала «Я…» и замолкла. Никогда больше она не доверится полицейскому инспектору.
— Нет. Никого нет. И я жалею, что пришла сюда, к вам.
— Вы помогли полиции своей страны и, кто знает, может быть, и правосудию…
— Никогда больше ничего не скажу. Даже если убийца мне доверится и выложит все в подробностях!
Он слегка улыбнулся и выпрямился во весь рост.
— Тогда я буду вынужден привлечь вас за пособничество. В чем и подозревал вас в самом начале расследования.
Жозефина смотрела на него разинув рот. Он что же, решил все начать сначала?
— Я могу идти? — растерянно спросила она.
— Да. И помните: никому ни слова! А если вновь заметите вашего мужа, постарайтесь быть поточнее: запишите дату, время, место и обстоятельства. Это нам поможет.
Жозефина кивнула. Ее трясло. Она вышла, не протянув ему руки и даже не попрощавшись.
В обшарпанном мощеном дворе дома на набережной Орфевр она заметила Пинарелли-сына, который, воинственно размахивая руками, наскакивал на какого-то молодого инспектора. Мельтешил перед ним, резко и неожиданно атаковал, парню едва удавалось в последний момент уклониться.
Увидев Жозефину, он прервался и направился к ней.
— Ну как? Что нового? — спросил он с жадным блеском в глазах.
— Да рутина. Я даже не поняла, зачем меня вызывали. У них просто мания какая-то!
— Не обольщайтесь, они прекрасно знают, что делают. Им палец в рот не клади! Сейчас напускают туману, допрашивают всех подряд, выкачивают информацию, делают вид, что нас внимательно слушают, а сами исподволь подталкивают нас туда, куда им надо!
И я попалась в их ловушку, подумала Жозефина. Влетела очертя голову. Гарибальди выслушал мою болтовню по поводу РВ, сделал вид, что ему интересно, а потом перевел разговор на Антуана. Или, скорее, это я поднесла ему Антуана на блюдечке. Ему даже не пришлось просить.
— Красавец мужчина этот Гарибальди! Женщины на него гроздьями вешаются, как пить дать. Хитрюга! Он сначала выводит вас из равновесия, дает понять, что он вас подозревает, сбивает с толку и — хоп! Наносит финальный удар. Как в крав-мага. Вы знаете, что такое крав-мага?
— Боюсь, что нет…
— Я сейчас показывал молодому инспектору. Разработано в израильской армии. Чтобы уничтожить врага. Это не искусство, не наука, это умение убить мгновенно. Позволены любые удары. Можно бить ниже пояса, оскорблять врага, выводить из себя…
В его глазах мелькнул хищный огонек.
Жозефина вспомнила, как он напал на Ифигению. Как отшвырнул ее саму, когда она вмешалась, как ловко потом ускакал по лестнице. Не поговорить ли о нем с Гарибальди? Подкинуть ему новую версию. Нет, прочь отсюда! Мне уже везде мерещатся убийцы.
На улице она подняла голову: над ней высился собор Парижской Богоматери. Она долго стояла, любуясь величественным фасадом. Но настроение ей испортили толпы туристов, осаждавших собор. Это больше не храм, а что-то вроде Лидо или Мулен-Ружа.
Она посмотрела на часы. Два часа проторчала в полиции. И за эти два часа ни разу не вспомнила о Филиппе.
Жаба, оказавшись проездом в Лондоне, обедал с Филиппом. Он выбрал ресторан в отеле «Клэриджес». Жаба ерзал на стуле и царапал белую скатерть короткими квадратными ногтями.
