Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер

Это должен быть кокос и ничто другое.

Она отказывалась плавать в крошечном общем бассейне квартирного комплекса, и вполне обоснованно, так как ее кожа покрылась сыпью от хлорированной воды. Однако стоило нам опустить ее в океан (хотя он был намного холоднее, чем на нашем острове), как она превращалась в самого счастливого ребенка, какого только можно себе представить.

Она строила замки из песка, собирала ракушки и вывалялась вся в золотистых песчинках. На пляже она чувствовала себя как дома, потому что именно там она родилась. Она родилась в море. Она принадлежала морю.

Как она сможет адаптироваться в жестоком мире города?

Как справится со школой и тем, что не такая, как все?

Она навсегда останется свободолюбивой или, в конце концов, повзрослеет, наденет деловой костюм и станет генеральным директором какой-нибудь крупной корпорации?

Как ни старался, я не мог представить свою дочь в офисе, пялившуюся в ноутбук. Я видел ее морским биологом, с такими же белыми, как у Эстель, волосами, когда она маркирует дельфинов и следит за китами.

Она была ребёнком дикой природы, а не города.

Но это не имело значения, потому что теперь наш дом был здесь.

…

МАЙ

Мы старались. Мы на самом деле старались соответствовать городской жизни.

Мы встречались с Мэди и ее друзьями.

Мы делали все возможное, чтобы приобщить Коко к новому, хотя она и выла от досады.

Мы еще не нашли дом, но, как ни странно, нас это мало волновало.

Коко предпочитала проводить каждую свободную минуту на пляже и иногда настаивала на том, чтобы мы разбили лагерь под луной.

Здесь было не так тепло, как на ФиГэл, поэтому мы снимали с кроватей одеяла и спали на ковриках для йоги, расстеленных на песке. Под россыпью звезд, слушая расслабленное дыхание дочери, я не мог отрицать, что здесь чувствую себя более уютно, чем под белым потолком и уродливой люстрой.

Единственное, что разрушало наше счастье, — это появляющиеся с рассветом серферы, которые смотрели на нас, словно на бездомных.

Это разрушало фантазию.

Фантазию о том, что на самом деле мы находимся не здесь, а на нашем острове.

Проходили дни, а мы изо дня в день делали одно и то же.

Мы немного бродили по городу.

Мы заставляли себя акклиматизироваться, ездить в поездах, ходить на дни открытых дверей, хотя в глубине души я понимал, что мы никогда не сможем полностью адаптироваться.

Мы были потеряны.

Только на этот раз были потеряны не тела, а сердца.

Несмотря на внешние проблемы, мы с Эстель сближались.

Мы настолько были близки, что однажды вечером я ушел, пока она купала Коко, и направился в ювелирный магазин в местном торговом центре в десяти минутах ходьбы от нашего квартала.

Я снял немного денег со счета, который отец открыл для меня на те скудные средства, которые я заработал, трудясь в тюрьме.

Я потратил все.

Я купил ей кольцо.

И я вернулся в квартиру, встал на одно колено и сделал предложение.

Ещё раз.

Удивление не означает благоговейный трепет или шок.

Удивление бывает приятным и неприятным.

Удивление означает, что любимый человек знает тебя лучше, чем ты сам.

Это и есть высший признак совершенства.

Взято из нового блокнота Э. Э.

...

Гэллоуэй удивил меня.

Более чем удивил.

Я была ошарашена.

— Не могу поверить, что мы это делаем.

— Поверь. Теперь... все официально. Навсегда.

Гэллоуэй улыбнулся, он выглядел очень красивым в черной рубашке и Гэлнсах. Его загар не потускнел, въевшись в кожу за три с половиной года под палящим солнцем, и черная ткань подчеркивала его ярко-голубые глаза. Его очки сексуально поблескивали, а губы изгибались идеальным образом, и мне захотелось его поцеловать.

Целовать, целовать, целовать.

На мне был похожий наряд — Гэлнсы, черная блузка с открытыми плечами. Я заплела волосы в косички «рыбий хвост», чтобы они красиво ниспадали на плечи (больше не ломкие от солнечных лучей или немытые), и втайне мне нравились белые пряди на фоне темной ткани.

Мой наряд был далёк от свадебного платья... но я его и не хотела. И не нуждалась в нем. В моем понимании, мы уже были женаты.

Это была лишь формальность.

Однако я обожала свое обручальное кольцо.

Я не могла перестать его крутить и любоваться.

В нем не было ни дорогого бриллианта, ни броских драгоценных камней. Простой золотой ободок с надписью: Ты потерпела крушение вместе со мной. Я влюбился в тебя. Я люблю тебя.

Кольцо было идеальным, и я не снимала его со своего пальца.

Я даже не сняла кольцо, чтобы Гэллоуэй официально надел его мне на палец во время церемонии вместе с нашими клятвами.

Ни за что. Я надела его раз и навсегда.

Мэделин стояла позади меня с Коко на руках, Гэллоуэй, взяв меня за руку, смотрел мне в глаза.

Мы стояли в небольшом помещении, напоминающем бежевую коробку, в углу которой бесформенно висел австралийский флаг.

Напротив нас с Гэлом стоял свадебный регистратор.

— Вы готовы?

Мы кивнули.

Посмотрев на Гэллоуэя, она сказала:

— Поскольку это простая формальность, я задам самый простой, но самый важный вопрос, — она усмехнулась. — Берете ли вы Эстель Мари Эвермор в законные жены?

Гэллоуэй облизал нижнюю губу.

— Да.

Ее взгляд переключился на меня.

— И берете ли вы Гэллоуэя Джейкоба Оука в законные мужья?

Я очень нервничала.

— Да.

Регистратор захлопала.

— В таком случае объявляю вас мужем и женой. Во второй раз.

Мы поцеловались.

Мы праздновали.

Мы старались не обращать внимания на боль из-за отсутствия Пиппы и Коннора.

Они были на первой церемонии нашего бракосочетания.

В этот раз их не было рядом.

Рядом с нами не было детей, но у нас появилась та самая заветная бумажка.

И уже на следующий день я сменила фамилию Эвермор на Оук.

Наш брак был официально оформлен.

Спустя месяц после свадьбы мы так и не определились.

Мы сделали все возможное.

Мы попытались.

Мы были открыты, благодарны и полны надежд.

Но с этим пора заканчивать.

Я был несчастлив.

Мне надоело быть отцом капризного двухлетнего ребенка, который каждый раз умолял вернуться в место, которое (для большинства людей) существует только в сказках.

Почему мы должны преклоняться перед тем, что было нормой? Почему мы должны верить, что для достижения успеха в жизни необходимо иметь шикарный дом, дорогую одежду и напряженную работу?

Почему нельзя быть честными? Почему мы не могли признать, что наши желания и стремления лежат не в пафосных городах и изысканных ресторанах? А в диких просторах архипелагов и черепашьих рассадниках?

Как-то вечером мы с Эстель гуляли по пляжу на закате. Коко играла позади нас, выстраивая песочные замки, болтала со своей плюшевой черепахой и в этих действиях находила счастье, которого не могла найти больше нигде.

Тихое журчание прилива по нашим ногам влекло меня больше, чем бетон или стекло. Что-то внутри изменилось навсегда, и я не мог от этого избавиться.

И если быть до конца честным, я не хотел от этого избавляться.

Я взглянул на Эстель, и моё сердце сжалось от того, как прекрасна она была в свободном белом платье и с распущенными волосами. На прошлой неделе у нее начались месячные, что означало, что она не беременна, но ее тело способно к этому.

Эта мысль одновременно и возбуждала, и пугала.