Катрин Панколь - Черепаший вальс
— Она его бросила. Прямо так резко, раз — и все. Кстати, надо ей сказать, я же видела, что он слонялся тут по округе, этот красавчик Лука. Кто его знает, как они расстались…
— Бросила Луку! — поразилась Гортензия. — Почему же ты мне ничего не сказала?
— Ты была далеко, разговаривать об этом мне не хотелось, и вообще я злилась на мать…
— Злилась? Филипп — супер!
— Она предала папу…
— Не сочиняй! Это он ее бросил ради Милены!
— Ну и что…
— Она вообще его не предавала! У тебя короткая память, Зоэ.
— Ну, короче, я обиделась. Все-таки, согласись, это изрядный шок, когда твоя собственная мать тискается с твоим собственным дядей.
Гортензия отмела аргумент небрежным движением руки и спросила:
— А Ирис ни о чем не подозревает?
— Да вряд ли… Мама же ей сказала, что едет на семинар в Лион. И потом, Ирис в последнее время не до того. Она совсем потеряла голову. Клеит Лефлок-Пиньеля. Сегодня пошла с ним обедать…
— Это кто такой, Лефлок-Пиньель?
— Сосед наш. Я его недолюбливаю, но он правда видный мужчина.
— Красивый чел, которого я видела на Рождество и хотела свести с мамой?
— Точно. Не люблю его, не люблю. Он отец Гаэтана…
— Ну да, того, с кем ты в подвале тусуешься.
Зоэ так и распирало сказать Гортензии: «А я влюбилась в Гаэтана», но она сдерживалась. Гортензия презирала сантименты, и Зоэ боялась, как бы она не зарубила ее любовь краткой точной формулировкой. Если я расскажу ей, что в моем сердце раздувается огромный шар счастья, она поднимет меня на смех.
— Смотри-ка, а мама изменилась! Целовалась, говоришь, с Филиппом? Прелесть какая!
— Да, но она сейчас что-то грустная…
— Думаешь, не выгорело с Филиппом?
— Кабы выгорело, не была бы грустной!
Она хотела добавить: «Уж я-то знаю, потому что я влюблена и мне постоянно хочется танцевать». Но сдержалась. Иногда он говорит мне, что я его Николь Кидман. Идиотизм полный, но мне ужасно нравится. Во-первых, я не платиновая блондинка двухметрового роста, во-вторых, у меня веснушки и оттопыренные уши. Ну и ладно, мне нравится, когда он мне это говорит, я считаю себя гораздо красивее. Благодаря всей этой красоте, которую он во мне обнаружил, я получила лучшую оценку за доклад в конце года! В августе он уезжает на каникулы, и я боюсь, что он меня забудет. Он клянется, что нет, но я все равно побаиваюсь.
Гортензия о чем-то думала, хмуря брови. Сейчас не лучший момент для откровенности. Вся проблема в том, что с Гортензией трудно найти подходящий момент.
— Погладь меня по голове… — тихо попросила Зоэ.
— Думаю, не стоит. Я не сильна в телячьих нежностях, но если хочешь, могу дать тебе подзатыльник!
Зоэ расхохоталась. Гортензия не просто классная во всех отношениях, у нее еще обалденное чувство юмора!
— У тебя на сегодня встреча назначена?
— С Жан-Полем Готье? Нет. Он перенес на завтра.
— Может, посмотрим «Тельму и Луизу»?[127]
— Да мы уже видели сто раз!
— Я так его люблю! Когда Брэд Питт раздевается, и потом еще, когда взрывается грузовик! И в конце, когда они обе улетают!
Гортензия колебалась.
— Ну пожалуйста! Скажи «да»! Мы так давно его вместе не смотрели.
— О’кей, Заинька. Но не два раза подряд, ладно?
Зоэ издала победный крик, и они свернулись клубочком на диване в гостиной перед телевизором.
— А мама-то где? — спросила Гортензия перед тем, как нажать на «Пуск».
— В своей комнате, вкалывает. Вкалывает как заведенная. Это, видимо, чтобы не думать…
— Ни один мужчина не стоит нашего разбитого сердца, — объявила Гортензия. — Запомни это на всю жизнь, Зоэ.
Они посмотрели фильм два раза. Несколько раз прокрутили момент, когда Брэд Питт снимает майку. Гортензия подумала о Гэри и обругала себя за эти мысли. Зоэ опять захотела рассказать про Гаэтана — и опять сдержалась. Они поаплодировали, когда взорвался грузовик, а в конце, когда обе женщины улетели в пустоту, завопили, держась за руки. Зоэ думала, что счастье ей дарит не только Гаэтан, но и сестра. Это было немного другое счастье, но с той самой теплотой внутри. Она больше не могла хранить секрет. Надо рассказать Гортензии. Если будет смеяться — ну что ж…
— Я хочу открыть тебе секрет, — прошептала она. — Рассказать о самом удивительном в мире чуде, которое…
Она не успела закончить фразу. Ирис вошла в гостиную и упала в кресло, бросив сумки, из которых высыпалась одежда.
— Где ваша мать?
— Там, в комнате, — хором ответили девочки.
— Она целыми днями сидит в комнате. Это невыносимо.
— Она вкалывает над диссером. Это же святое, ты знаешь, — ответила Зоэ.
— Сколько ее помню, все вкалывает! Нельзя же все время проводить над книжками, это ненормально.
— Ну да, ты предпочитаешь проводить время в магазинах, — съязвила Гортензия.
Ирис не обратила внимания на подначку и потрясла сумками.
— Кажется, он без ума от меня!
— Это все он тебе купил? — задохнулась Гортензия.
— Я же тебе говорю: он без ума от меня.
— Но он женат, — возразила Зоэ. — И у него трое детей!
— Он пригласил меня на ужин, чудный ресторанчик в отеле «Ланкастер», млеешь от восторга от каждого кусочка, а потом мы гуляли, Елисейские Поля, проспект Монтеня, и в каждом магазинчике он меня засыпал подарками! Как настоящий прекрасный принц!
— Прекрасные принцы — это отстой, — заявила Гортензия.
— Но не он! Он обращается со мной, как с принцессой. Любезно, деликатно, пожирает меня глазами… И потом он красив, о, как он красив!
— Он женат, и у него трое детей, — повторила Зоэ.
— Со мной он забывает обо всем!
— Ну и нравы! — вздохнула Зоэ.
— Пойду к себе в комнату, разложу вещи…
— Это МОЯ комната! — возмущенно воскликнула Зоэ, когда Ирис вышла за дверь. — Из-за нее я сплю у мамы в кабинете, а мама работает в своей спальне!
— Не любишь ее?
— Я считаю, она не слишком-то хорошо обращается с мамой. Словно она у себя дома! Вызывает сюда массажиста, приглашает Анриетту, часами напролет треплется по телефону с подружками… Короче, живет, как в гостинице, а мама молчит.
— Мама виделась с Анриеттой?
— Они втроем поужинали, и больше она не появлялась.
— Смотри-ка, сколько всего произошло, пока меня не было дома!
Ирис достала покупки из пакетов и положила на кровать. Вынимая каждую вещь, она вспоминала взгляд Эрве. Всхлипнула, погладив мягкую кожу сумки «Боттега Венета». Большущая полосатая сумка из посеребренной кожи. Она как раз о такой мечтала! А еще выбрала хлопковое платье цвета слоновой кости и изящные сандалии. У платья был шалевый воротник и глубокий вырез, зауженная талия, складочки, падающие легким венчиком. Оно необыкновенно шло ей. Это могло быть платье новобрачной…
