Ева Модиньяни - Ваниль и шоколад
Она откинула одеяло и потребовала свой халат. Ноги не держали ее, но Ирене и сиделке не удавалось ее отговорить.
– Не этот. Хочу тот – голубой, атласный, – заупрямилась Диомира.
Никогда в жизни Пенелопа не чувствовала себя такой счастливой. Она помогала матери и сиделке поддерживать бабушку, пока та с трудом спускалась по ступенькам, на ходу отдавая распоряжения.
– Позвоните парикмахеру. На обед приготовьте густую уху. Включите вентилятор, здесь слишком душно.
Ирена на каждом шагу повторяла:
– Хорошо, мама. Ладно, мама. Конечно, мама.
Они пересекли порог гостиной. Диомира потребовала кресло с прямой спинкой. Ей подложили подушку под голову, то и дело клонившуюся назад.
– Вот так-то лучше, – облегченно вздохнула Диомира, но тут же повернулась к дочери. – Я хочу поговорить со своей внучкой с глазу на глаз. А вы обе выйдите отсюда и закройте дверь. – Она с довольным видом огляделась по сторонам и улыбнулась Пенелопе. – На самом деле мне вовсе не так хорошо, как кажется, – призналась бабушка. – Но больной имеет право покапризничать. Надо будет заново обить мою гостиную, – заметила она, оглядывая вытертый и потускневший шелк. – А теперь, детка, сделай мне одолжение, – старуха заговорщически понизила голос. – Открой вон тот ящичек под этажеркой. Там сигареты и спички.
– Бабушка! У тебя же было воспаление легких. Ты же не хочешь…
– Молчи и делай, что велят. Вот так, умница. Дай-ка мне сигаретку. Раскури сама, будь добра. И открой окно настежь. Если твоя мать заметит – обязательно устроит скандал.
Пенелопа сунула ей в рот сигарету, и Диомира затянулась дымом. На ее лице появилась блаженная улыбка.
– Je suis soulagée,[6] – сказала она.
А потом бабушка опустила голову на грудь и уснула навеки в своем любимом кресле работы великого мастера Чиппендейла.
5
Бабушка Диомира лежала в гробу, обитом белым атласом со строчкой из золотых нитей. Ее обрядили в бордовое платье, украшенное кружевным плетением макраме, в то самое, в котором она когда-то была в театре «Бончи» в Чезене на премьере «Риголетто». Ирена вложила ей в пальцы четки, купленные второпях в ближайшем ювелирном магазине. Бусинки были темно-красного цвета, как раз под стать платью.
Улучив минутку, когда никто ее не видел, Пенелопа вытащила из ящичка под этажеркой пачку сигарет и спички и спрятала их в гроб.
– Вдруг тебе там захочется покурить, – шепнула она на ухо бабушке, не сомневаясь, что такая забота придется ей по душе.
Известие о смерти Диомиры Гуалтьери мгновенно облетело весь город, и в дом потянулись люди всех возрастов и сословий. Первым явился учитель Бриганти.
– Дорогая Ирена, я пришел выразить вам свои соболезнования, – шепотом проговорил профессор.
– Спасибо, дорогой друг. Если хотите видеть маму… – Ирена жестом указала в глубь гостиной, где диван, кресла и стулья были расставлены у стены.
Пенелопа хлопотала в кухне вместе с Сандриной Дзоффоли и ее матерью, предложившими ей свою помощь.
Приехал Мими Пеннизи. Обняв жену и дочь, он разрыдался как ребенок. Он был привязан к своей чудаковатой теще, которая всегда относилась к нему с особой нежностью.
Это был длинный и грустный день. Ирена обошла все соседние дома, одалживая вазы для многочисленных букетов. К вечеру гостиная превратилась в цветочную теплицу.
Профессор Бриганти вернулся поздним вечером и предложил себя для ночного бдения. К нему присоединился отец Сандрины. Семейный врач, пришедший с визитом, сделал Ирене укол снотворного и отослал ее спать.
– Я спать не буду, – объявила Пенелопа. – Я буду тосковать по бабушке, – призналась она со вздохом. – Но до завтрашнего дня она еще с нами.
Пенелопа на цыпочках пересекла холл и вошла в гостиную. Воздух был напоен густым ароматом цветов. Она приблизилась к бабушке и задумчиво посмотрела на нее. Ей вдруг показалось, что грудь Диомиры вздымается и опускается. «А вдруг она всего лишь спит?» – подумала Пенелопа. Протянув руку, она коснулась бабушкиного лба и убедилась, что он холоден, как лед.
Удивительная у нее была бабушка – добрая и щедрая. Когда Ирена была излишне строга с дочерью, Диомира всегда становилась на сторону внучки. Никто теперь не будет так витиевато и забавно изъясняться, как бабушка. Ее мир, ее речь уйдут вместе с ней. Верная себе до самого конца, она и умерла на своем любимом кресле, как королева на троне.
– Прощай, бабушка. Мне будет тебя не хватать, – прошептала растроганная Пенелопа, погладив ее по руке. – Господь милосерд, надеюсь, он разрешит тебе там курить, – добавила она с улыбкой, чтобы прощание не звучало слишком патетически.
Покинув гостиную, Пенелопа поднялась на второй этаж. Дверь в спальню родителей была чуть приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука. Родители были измучены и крепко спали. Девушка поднялась по винтовой лестнице в башенку и взглянула на небо. Ей казалось, что мир должен явить какое-то знаменье в знак траура по бабушке, но вокруг ничего не изменилось. Она посмотрела на улицу и увидела показавшийся из-за угла двухместный велосипед. Цепи скрипели, Пенелопа видела ноги мужчины и женщины, вращавшие педали. Вдруг переднее колесо отделилось и откатилось в сторону на несколько метров. Велосипедисты свалились на землю прямо у ворот дома. На девушке была светлая юбка и темный топ.
– Я же тебе говорила, что эта развалюха сломается! – резко проговорила она.
Мужчина в джинсах и желтой рубашке «поло» поднялся и попытался ей помочь, но она размахивала руками, как мельничными крыльями, отгоняя его прочь.
– Это все ты виноват, недоумок!
Пенелопа бегом спустилась на первый этаж, выбежала на подъездную аллею и распахнула ворота.
– Помощь нужна? – спросила она, приближаясь к поверженной паре.
Юноша взглянул на нее и улыбнулся. У него были большие темные глаза и красивое лицо. И голос чудесный.
– Похоже на то, – сказал он. – Синьорина поцарапала коленку.
– Зайдите в дом. Но говорите тише, потому что сегодня утром умерла моя бабушка.
Она провела их в кухню. Пенелопа поднесла палец к губам, чтобы напомнить гостям, что надо соблюдать тишину.
– Значит, в доме покойница? – встревоженно спросила девушка.
Пенелопа кивнула.
– В соседней комнате.
– Я тут не останусь, – решительно объявила незнакомка.
– Не бойся, моя бабушка тебя не укусит, – с досадой проговорила Пенелопа.
У нее в руках уже была чистая тряпица, смоченная водой, чтобы промыть ободранную коленку девушке.
– Ты обещал прославить меня в мире песен, а вместо этого вывалял в грязи и затащил в дом, где лежит покойница, – прошипела девица, обращаясь к молодому человеку, не сводившему глаз с Пенелопы. Она грубо оттолкнула руку, протянутую к ее колену, и вышла из кухни.
