Патрик Санчес - Подтяжка
Скотт сильнее подталкивает мою голову к своему паху.
— Так, — говорит он, — ешь мою киску!
«Что?!» — переспрашиваю я про себя. Он сказал именно то, что я думаю?! И, словно прочитав мои мысли, он повторяет:
— Да-да, ешь мою киску. Ешь мою мужскую киску!
Так, если бы я была мужчиной, я бы только что потеряла эрекцию. Ешь мою мужскую киску?! Что за чушь?!
Я так растерялась, что продолжила целовать его лобок и поработала немного языком, который немедленно воспалился от жестких волос. Мое лицо погружено в его черную растительность, а сама я размышляю о том, что всего несколько дней назад была довольна жизнью в череде свиданий, что мне нравилось встречаться с разными мужчинами, посещать разные увеселительные заведения. Да, жизнь в эту минуту совсем не пахнет розами. Опустись на колени, поешь мужской киски, и твоя точка зрения непременно изменится.
7. Бренда
— О, боже! — восклицаю я, выслушав историю Норы. Она позвонила мне из своего кабинета и рассказала о диком сексуальном приключении на выходных. — И что ты сделала?
— Ела его киску. А что мне оставалось? — отвечает она, словно я задала глупый вопрос.
— Ну, как можно есть мужскую… погоди, знаешь, что… не хочу я слышать ничего. Ну как, ты собираешься еще с ним встречаться?
— Боже, нет! Я иногда позволяю себе секс-авантюры, но на вкушении мужской киски провожу границу. Если бы я захотела «съесть киску», то стала бы этакой лесби, коротко постриглась и купила «субару».
— Не надо использовать это слово. Мне оно не нравится, — говорю я и сама удивляюсь, что подобное вырвалось у меня.
— Какое слово?
— Лесби. Оно унизительное, — отвечаю я, размышляя о том, с чего это я так быстро отреагировала на это словечко, хотя уже знаю — не хотелось бы, чтобы кто-нибудь так назвал Джоди. Не то чтобы я думала, что она… ну, вы понимаете. Но если она все-таки (хотя я уверена, что, конечно же, нет), то я не хотела бы, чтобы кто-то так сказал о ней.
— Нет, нет, — говорит Нора. — «Лесби» больше не считается унизительным! Его использовали в «Уилл и Грейс»[17] и давно.
— Мне все равно не нравится, — говорю я, и в этот момент ко мне в офис заглядывает Гретчен. — Прости, Нора, мне пора. Ты будешь участвовать в переговорах?
— Да, там и увидимся, — говорит Нора, и мы прощаемся.
— Ты зарезервировала зал для конференций на завтрашний полдень? — спрашиваю я Гретчен, приглашая ее войти и сесть. Я уже дважды обращалась к ней с этой просьбой, но Гретчен все нужно напоминать и напоминать, снова и снова. Что ей ни скажи, в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Иногда мне ее жаль. Она единственный секретарь на шесть менеджеров департамента маркетинга, в том числе для меня и Норы, так что мне понятна ее периодическая несобранность, хотя я ее почти ни о чем не прошу — все равно бесполезно. За то время, которое я трачу на борьбу с ее выламываниями, на бесчисленные напоминания и проверки, выполнила ли она поручение, я могу и сама все организовать. Иногда мне кажется, что в этом и состоит ее стратегия (хотя, я подозреваю в подобном добрую половину сотрудников нашей фирмы) — быть достаточно компетентной для того, чтобы ее не уволили, но недостаточно умелой, чтобы кто-либо просил ее сделать что-либо.
Гретчен кивает в ответ на мои слова, но я слишком хорошо знаю, что означает этот кивок. Обычно, несмотря на то что она утверждает, что обо всем позаботилась, в действительности же она напрочь позабыла о поручении и сейчас на всех парах бросится из моего кабинета выполнять то, что вылетело у нее из головы.
— Хорошо, — говорю, подыгрывая и точно зная, что через пару часов все равно напомню еще раз, чтобы наверняка удостовериться в том, что зал действительно заказан.
— А можешь, — спрашиваю, — заодно заказать и пирог?
Хотя, думаю, легче самой позвонить в «Сабвей» и попросить привезти все необходимое. Я пытаюсь организовать маленький праздник в честь нориного дня рождения… так, немного пирога и пунш в зале для конференций. Традиция отмечать праздники не слишком укоренилась в нашем офисе, но Норе исполняется сорок, и я решила, что такая дата заслуживает маленькой вечеринки. Конечно, мне и в голову не придет сообщить кому-либо о ее настоящем возрасте. Она меня убьет, если я это сделаю. К тому же, праздник подсластит наш день, оторвет на полчасика от мониторов.
— Конечно. Какой заказать пирог? На У-стрит есть пекарня, там готовят вполне приличные торты с шоколадным кремом. Кладут слой темного шоколада, а потом белого и малину. Они вроде обслуживали пятидесятилетие Голди Хоун несколько лет назад, и всем понравилось.
— Если нечто подобное есть в «Сабвее», заказывай. Если нет, закажи их желтый пирог с шоколадной глазурью. Заказ не должен стоить больше тридцати долларов.
Знаю-знаю, по задумке Гретчен я должна бы задать вопрос о вечеринке Голди Хоун, на что, совершенно уверена, Гретчен поведает мне, что была там, когда жила в Лос-Анджелесе, где служила секретаршей у множества знаменитостей. Она утверждает, что короткое время работала даже у самой Дженнифер Лопес. Дескать, занималась тем, что заполняла впадины на заднице Дженнифер каким-то средством телесного цвета, подготавливая певицу для съемок откровенных фотографий. Она плетет самые дикие истории о своей жизни в Лос-Анджелесе. Гретчен… в общем, врет она, как никто другой. К тому же, давно ясно, что делает она это без всякой видимой на то причины. Я понимаю еще, когда приукрашиваешь историю, чтобы избежать неприятностей или подперчить сюжет, но Гретчен врет просто так, от души. Когда только узнаешь ее, то веришь некоторым россказням, но я, например, после двух дней знакомства, выслушав, что на решение Джери Халливелл бросить «Спайс герлз» повлияла именно она, Гретчен, сильно засомневалась в правдоподобности ее болтовни и стала избегать таких откровений.
— Можно я закажу шоколадный пирог вместо желтого? Желтый плохо влияет на мое состояние.
— Ладно, пусть так, — соглашаюсь обреченно, понимая, что, подобно Голди Хоун, хозяйке светской вечеринки в честь собственного юбилея, мне непременно следовало бы заинтересоваться «состоянием» Гретчен. Она постоянно рассказывает о своем «состоянии». Как оно не дает ей спать ночами, как ей нельзя ничего есть после восьми вечера, нашей компании пришлось раскошелиться на восемьсот долларов на стул для ее кабинета, так как стандартный был вреден для ее «состояния». Я работаю с Гретчен уже три года, вижу ее изо дня в день, но по сей момент не знаю, что же это за состояние такое и есть ли оно вообще. Не думаю, чтобы кто-либо во всей фирме это знал. Подобно мне, никто не спрашивает — мы все боимся стать заложниками, которым, сидя за столами, придется часами выслушивать все ужасные детали ее состояния.
