Игорь Матвеев - Прощай Багдад
Ласки и поцелуи Ахмеда становились все настойчивее. Он крепко прижал ее к себе, и Лена почувствовала, что его возбуждение нарастает. Она читала, слышала от девчонок в институте, как это бывает в первый раз, и инстинктивно напряглась. Ахмед уловил перемену в ее настроении и замер.
— Что? — тихо шепнула она. — Я… боюсь сделать тебе больно. Она очень нежно поцеловала его.
— Не бойся. Любимый человек не может сделать больно.
…Потом она долго лежала без сна и, прислушиваясь к ровному дыханию спящего Ахмеда, смотрела в украшенный замысловатой восточной лепниной потолок. В голове ее вертелась строка из популярной когда-то эстрадной песенки — «Неужели это мне одной?». Неужели это ей одной? Теперь ей казалось, что даже одна эта ночь, когда она впервые почувствовала себя желанной и любимой женщиной, легко перевешивает все то, что ей пришлось пережить в последние месяцы: неприятности в институте, отчужденность родителей, неожиданно возникшую между ней и друзьями сдержанность, если не настороженность.
Их номер находился на четырнадцатом этаже. По утрам, устав от полных страстной любви ночей, они выходили на балкон и любовались пейзажами столицы. Лене, которая в своей жизни еще не видела ничего, кроме их двухкомнатной ивацевичской «хрущевки» и невзрачной общаги политеха, их апартаменты показались королевскими покоями: здесь стояли цветной телевизор, холодильник, имелись два кондиционера, телефон, ванная комната, а дежуривший круглосуточно персонал был готов выполнить любой каприз.
— А хочешь, я почитаю тебе свои стихи? — спросил он однажды.
— Ты… ты пишешь стихи? — удивилась Лена.
— Нет. Я начал писать, когда встретил тебя. В Минске. Знаешь, ты вызвала во мне такое… такие чувства, что я просто не мог не писать. Они посвящены тебе.
Он начал читать. Оказалось, что арабский язык может быть не только гортанным, резким и отрывистым, но и певучим, мелодичным. Она мало что понимала и улавливала лишь отдельные слова — «любовь», «цветок», «птица»…
— Перевести?
— Не надо, — ответила Лена, прижимаясь к нему. — Я все поняла…
Четыре дня пролетели, как одно мгновение. С большим сожалением они расстались с гостеприимной «Палестиной». Жалели о расставании не только они. В состоянии, близком к безутешному, была и служба отеля, которую Ахмед щедро одаривал чаевыми.
В марте Ахмед купил дом в Мансуре; часть денег дали его родители, часть были его собственными сбережениями, скопленными за холостяцкие годы. Его работа в проектном бюро, занимавшемся разработками новых систем противовоздушной обороны, оплачивалась высоко.
Несколько раз Лена звонила домой. Мать сухо сообщала, что у них все в порядке, что она по-прежнему работает в столовой, а отец устроился на полставки художником-оформителем в дорожно-строительное управление.
Вскоре она поняла, что беременна. После этого Ахмед буквально носил ее на руках, не позволял поднимать ничего тяжелее одного килограмма, а спустя несколько дней, несмотря на протесты Лены, нанял еще и девушку лет восемнадцати по имени Рана, родственницу одного из своих сослуживцев. Она успешно сочетала в их доме обязанности служанки и кухарки.
— Все равно же ты не сможешь приготовить мне кебаб, кузи или масгуф, — пояснил Ахмед. — А она этим с детства занимается.
При этих словах Лена почувствовала легкий укол обиды: выходит, какой-то масгуф вкуснее ее борщей и котлет по-киевски?
К восточной кухне с ее невероятно острыми приправами Лене, белоруске в десятом колене, пришлось привыкать долго и мучительно. Ахмед часто смеялся, глядя, как она, проглотив порцию чего-то огнедышащего, широко открывает рот и отчаянно машет перед ним ладонью:
— Может нам это — огнетушитель купить? — шутил он.
Лена целыми днями смотрела по телевизору американские сериалы, читала на английском «Багдад обзервер» и англоязычные детективы, купленные по дешевке на книжном развале.
— Я стала настоящей капиталисткой, — шутливо пожаловалась она однажды Ахмеду.
— Ну и как? — поинтересовался он, опускаясь на колени и прикладываясь губами к ее уже начавшему округляться животу.
— Если честно — скучно, — призналась Лена, гладя его жесткие волосы. — Хочу работать. Иначе зачем я училась пять лет? Знаешь, наверное, мы, русские — трудоголики.
— Э… трудо-голики? Что это такое? Я никогда не слышал.
— А алкоголики — слышал?
— Да, — улыбнулся Ахмед и щелкнул себя по горлу. — Эти?
— Эти. Только они не могут не пить, а трудоголики не могут не работать. Ну, пойдем обедать. Рана еще полчаса назад сказала, что все готово. Знаешь, она и на пушечный выстрел не подпускает меня к кухне!
…В сентябре Лена родила мальчика. Ребенок оказался недоношенным и умер через два дня.
3 февраля 1981 года. Багдад
Сначала послышался зловещий вой пикирующего бомбардировщика, потом от страшного взрыва пол под ее ногами заходил ходуном, где-то посыпались разбитые стекла. Лена поняла, что на этот раз бомба упала совсем рядом.
Авианалеты на Багдад стали частым и почти обыденным явлением. Когда они с Ахмедом перед покупкой осматривали этот дом, она была немало удивлена, обнаружив, что в нем есть и погреб. Хранение картошки и все эти зимние соленья и варенья Лена считала сугубо русской традицией. Но Ахмед объяснил ей, что погреба в иракских домах служат иным целям: во время войны они могут сыграть роль бомбоубежища.
Заслышав вой сирен, Лена уже не бежала, как в первые дни, сломя голову в подсобку, где в полу находился деревянный квадратный люк, ведущий в подпол, решив, что спасти ее это довольно ненадежное кирпичное сооружение все равно не сможет, а вот если крыша и стены дома обрушатся в результате попадания бомбы или ракеты, выбраться из погреба будет нелегко. К тому же Мансур бомбили не чаще, чем другие районы города. Общественное бомбоубежище располагалось через квартал от их дома. Лена была там лишь однажды, во время одного из первых налетов, и оно произвело на нее удручающее впечатление: ей казалось, что эти две или три сотни людей, тесно, плечом к плечу, сидящие на грубых деревянных нарах, уже и так заживо похоронены под уложенными в несколько слоев железобетонными плитами. Вентиляция работала плохо, в кромешной, душной тьме плакали дети, молились и причитали женщины. «А, двум смертям не бывать!..» — решила Лена и с тех пор стала оставаться дома.
…Гул самолетов затихал вдали. Лена в темноте подошла к окну — на время налетов электричество отключали — и отодвинула занавеску. Заметив сквозь силуэты пальм сада пляшущие яркие багровые отблески, она поняла, что где-то на соседней улице бушует пожар. Мимо дома, завизжав тормозами на повороте, пронеслась пожарная машина, потом две кареты «скорой помощи».
