Развод. Она не твоя (СИ) - Дюжева Маргарита

Она выглядела, говорила и действовала крайне профессионально, улыбалась слушала мои пожелания, но в итоге приносила свои идеи. Совсем не такие, как у меня, но я не противилась, потому что это же ДИЗАЙНЕР, ей же виднее!

Семен тоже не забывал повторять, что если мы наняли человека, то не надо ему мешать работать.

Я и не мешала. Порхала на крыльях счастья, предоставив «профессионалам» заниматься ремонтом у себя дома.

А теперь смотрю на фотографии, сделанные в МОЕЙ квартире, в комнате МОЕЙ дочери, размещенные на странице Анны Каталовой. И десятки комментариев о том, как все здорово придумано и сделано, какой у нее отменный вкус, как повезло малышке с такой феей.

Моей, на секундочку, малышке!

Я не могу дышать. Не могу поверить, что эта змея орудовала у меня дома. В святая святых нашей семьи! Переделывала тут что-то под свой вкус, подослав для прикрытия подруженьку «дизайнера». И все это с позволения Абрамова! Он не просто знал, что здесь происходит! Он сам ее пустил сюда! Позволил хозяйничать на моей территории.

Полноценный вдох не получается. Вместо этого убого хватаю ртом воздух, прижимая руку к ребрам, за которыми отчаянно болит.

Я не могу поверить…

Не хочу верить!

Пытаюсь убедить себя, что это просто совпадение.

Пытаюсь, но не могу.

Душу выкручивает от осознания того, что мой дом осквернили прямо у меня под носом, а я ничего не видела! Не понимала! Скакала, как бабочка по цветочкам, с упоением рассказывая о том, какой у нас шикарный ремонт в детской. Дула грудь от гордости, когда кто-то приходил к нам домой и начинал нахваливать Аришкину комнату.

Восхищалась ей, не подозревая, кто за этим стоял.

И сейчас, спустя полгода, уже совсем в другом свете виделись снисходительные улыбки Абрамова. Я думала, что он просто потешался над одухотворенной женой, без устали, щебечущей от восторга, а он…

Это все какая-то ошибка.

Просто ошибка!

Я снова открыла фотографии, стремясь найти подтверждение, что это всего лишь какая-то похожая комната, в другом доме, для другой маленькой счастливой девочки. Просто похожая.

Но с первого же снимка на меня таращился плюшевый медведь. Тот самый, что сейчас лежал в кровати у Арины, бережно накрытый цветной салфеткой, а на стене висела та самая рамочка, в которой отпечатана ладонь Аринки. Я сама делала этот слепок.

Я отставила ноутбук в сторону и будто в тумане отправилась в детскую. Остановилась на пороге, не в силах заставить себя переступить невидимую линию, и обвела взглядом воздушную обстановку.

Здесь красиво. Каждая деталь на своем месте, все для удобства маленькой принцессы.

Я гордилась этой комнатой, но сейчас она казалась дешевой декорацией к фильму ужасов. Куклы, насмешливо наблюдали за тупой мной, не замечающей того, что творилось под самым носом. Плюшевый медведь скалился на меня приоткрытой розовой пастью. И даже стены шептали: глупая…глупая…глупая…чужая…

Здесь даже запах стоял не мой — таращило теми самыми духами, которые я унюхала на дочери. Они настолько въелись в мои рецепторы, что я не могла от них избавиться. Как будто прямо сейчас кто-то притаился в этом помещении, хищно поджидая момента, чтобы запустить когти в меня и мое, внезапно такое хрупкое, счастье.

В полнейшей растерянности я смотрела по сторонам, не зная, что делать дальше. Что предпринять, куда бежать, кому жаловаться.

Может, позвонить мужу, спросить…

Мысленно отвесила себе оплеуху.

Что спросить? Не позволял ли он делать своей любовнице ремонт у нас дома?

Абрамов только огрызнется, скажет, что я больная и все. Все!

Внезапными вопросами я только спровоцирую его на дальнейшие шаги, которые вряд ли мне придутся по душе. Надо как-то иначе.

Я не могла поверить, что думаю об этом, что подозреваю своего мужа во всех смертных грехах. Мужа, с которым прожила столько лет, которого считала надеждой и опорой. Мужа, с которым планировала встретить старость, воспитывать внуков и построить небольшой домик где-нибудь на берегу лесного озера.

Проще было бы спрятать голову в песок, присоединившись к той категории женщин, которые предпочитают быть слепыми и глухими, нежели что-то менять в своей жизни.

Проще, да. Но не факт, что лучше.

Я не смогу долго притворяться и делать вид, что все в порядке. Не смогу простить обман. И уж тем более не стану терпеть рядом со своей дочерью какую-то Анну Каталову, кем бы она ни приходилась Абрамову.

Я все-таки пересилила себя и зашла в комнату.

Прошла вдоль стеллажей, на котором в аккуратных цветных контейнерах стояли игрушки. Эти стеллажи мы взяли по настоянию дизайнера, хотя изначально я хотела поставить совершенно другие.

Выглянула в окно, обрамленное красивыми шторами, которые выбирала не я.

Скользнула взглядом по рисункам, развешанным по стенам поверх обоев, которые домой принес Абрамов без моего участия, потому что «так было по проекту».

И меня накрыло. Так сильно, что я не смогла контролировать свою ярость.

С воплями расшвыряла игрушки, сорвала шторы, растоптала плюшевого медведя вместе с покрывальцем.

Потом собрала ошметки в мусорный мешок и вынесла на помойку.

Однако этого оказалось мало чтобы избавиться от тисков, сдавивших грудь, и, вернувшись домой, я сломала стульчик, который с таким рвением мне насаживала «чудо-дизайнер», отправила в утиль складной столик.

А потом и вовсе принялась двигать кроватку, вознамерившись избавиться и от нее тоже. Ведь ее покупали не в обычном магазине, а сделали на заказ в дорогущем салоне, куда Семен ездил без меня, потому что дочка немного приболела и мы с ней остались дома. Я еще переживала, как Абрамов справится с таким ответственным заданием, написывала ему, названивала, требовала фотографий. А он взял и справился! Подобрал просто идеальный вариант! Сам!

Ага, как же. Сам…

Хватит с меня унижения! Хватит! Полгода заходила в это место с чувством благоговения, а теперь была готова ободрать обои до самых стен, выкорчевать любое упоминание о чужом вмешательстве.

Я не ревела, но по щекам ручьем бежали слезы.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — повторяла как заведенная, продолжая со скрипом толкать кровать по полу.

И когда она оказалась уже на середине комнаты, я увидела под ней тряпку. Черную, кружевную. Провонявшую все теми же мразотными духами.

Я подняла ее двумя пальцами, борясь с истерикой и тошнотой.

Это были трусы.

Чужие трусы под кроватью моей маленькой дочери.

Меня затрясло.

Абрамов приводил ее сюда.

Она была здесь! Ходила по моим комнатам, совала нос в мои шкафы, принимала душ в моей ванной комнате. Разбрасывала свое белье, покупала платья для моей девочки. Хозяйничала на моей территории с позволения моего мужа.

Сейчас стошнит. Вывернет наизнанку прямо тут, посреди изуродованной детской.

Я все-таки заревела. Громко, некрасиво, во весь голос.

Мой дом…мой драгоценный дом, в котором я любила каждую деталь, каждый уголок, каждую стеночку, вдруг превратился в коварную западню, оскверненную чужим присутствием.

Что я испытывала в этот момент?

Боль, которую невозможно перетерпеть.

Ярость, с которой невозможно совладать.

Злость, которую невозможно пригасить.

Я была готова прямо сейчас отправиться к Семену на работу и ткнуть ему в рожу этими вонючими трусами. И будь что будет.

После того, как он попрал нашу семью, унизил меня, как женщину, позволив своей девке распоряжаться в нашем доме, растоптал меня как мать, разрешая посторонним рядить и тискать моего ребенка, я была готова на все.

Спалить дотла, разрушить до основания, сокрушить, не оставив камня на камне от нашей прежней жизни.

Клокоча от переполнявших меня эмоций, я бросилась собираться.

Сейчас я устрою ему. Сейчас я такое устрою ему…

Мало не покажется.

А если на пути попадется Анечка Каталова, то выверну ее наизнанку, шкуру сдеру и сделаю из нее новую обивку для салона машины.