Л. Бояджиева - Бегущая в зеркалах
«Подумаешь, какой серьезный», – фыркнула про себя Алиса. Она пролистала принесенные стюардессой журналы, сосредоточившись на ребусах и светской хронике и – неожиданно уснула.
В аэропорту Дакара, где «Боинг» заправлялся горючим для перелета через океан, Алиса скромно просидела в углу, стараясь не привлекать внимания. Вот уж эти знаки доступности – все кому не лень заигрывали с хорошенькой дамочкой, явно игнорирующей строгие правила. Уже направляясь на посадку, она с удивлением обнаружила, что строгий еврей тоже, по-видимому, провел время, не двинувшись с места. Вид у него был угрюмый и помятый.
…Прошла, казалось, целая вечность, а в Рио все еще был день, сухой и жаркий, с серой дымкой, затянувшей вылинявший небосвод и с совершенно очевидным обещанием невыносимой ночной духоты. Алиса порадовалась, что обманула время, улетая от восходящего солнца и сэкономила целых пять часов жизни.
Она потопталась у центрального входа, тщетно ожидая незнакомца с нужным паролем, подошла к остановке такси и уже направилась было к подрулившему «мерседесу» с синей надписью «Taxi», но вспомнила наставления Остапа, развернулась и быстро направилась к шоферу, выгружавшему из багажника вещи только что доставленных в аэропорт клиентов.
Взглянув на адрес, показанный Алисой, водитель как-то посмотрел на нее и показал растопыренную пятерню.
– Пять тысяч. У сеньоры есть деньги?
– Si, si» – успокоила она его.
– Perfecto, – кивнул таксист и лихо рванул с места. Пошарив в эфире, он отловил музыкальную волну и погрузился в свои мысли – поездка предстояла долгая, а пассажирка – иностранка, разговора с ней не получится.
Это был район трущоб, о существовании которого путешественники, посещавшие бразильскую столицу, и не подозревали. О возможности такого массового нищенского существования не задумывалась и Алиса. Она разглядывала узкие улочки разномастных хибар, изобретательно сооруженных из ассортимента свалок – ящиков, бочек, автомобильных покрышек, кусков бетонных панелей, остатков каких-то заборов, еще сохранивших обрывки рекламных плакатов. В крошечных палисадниках, самым популярным элементом ограды которых были спинки и металлические матрацы старых кроватей, цвели во всю мощь высокие мальвы. Пышные кусты роз украшали трущобы с такой же щедрой и избыточной здесь роскошью, как и беседки версальского парка.
Таксист останавливался, спрашивая прохожих, разворачивался и снова останавливался, начиная нервничать. Наконец, он притормозил у облупленной развалюхи, покрытой кусками ветхого толя, не имевшей даже цветника и, по всей видимости, вообще пустовавшей – окно и фанерная дверь были наглухо закрыты.
– Все, синьорита, приехали, – добавил он для убедительности и сделал пальцами жест, обозначавший шелест денежных купюр. Вытащив из сумочки стопку банкнотов, полученных от Остина, Алиса развернула их веером перед носом шофера. Тот, сразу повеселев, галантно выдернул большую зеленую и, чуть замявшись, почти смущенно – еще одну, поменьше. – «Чао, бамбина! Грациа». Подняв клубы цементной пыли, машина скрылась.
15
Алиса осталась одна, обнаружив, что домик стоит на отшибе, отделенный от жилого квартала кладбищем полуразвалившихся сараев. Было абсолютно безлюдно и уже так жарко, что она первым делом собралась сдернуть измучивший ее за восемь часов перелета парик, но остереглась и решила вначале прояснить ситуацию. Обойдя лачугу, прокричала приветствие на всех известных ей языках и, не получив ответа, в сердцах дернула дверь. Та легко открылась, а на пороге, сгорбившись в низком проеме, как-то боком стоял тот самый еврей, брезгливо отдергивавший в самолете от ее колен полы своего сюртука. С минуту они недоуменно смотрели друг на друга.
– Вы не могли бы мне подсказать какой-нибудь уютный отель? – вымолвил незнакомец по-итальянски.
– Я могу вам предложить кое-что поинтересней, – Алиса отстранила мужчину и решительно вошла в комнату. Здесь было ненамного прохладней, чем на улице, сквозь щели в окнах и стенах пробивались тонкие лучи света. Она огляделась и, не обнаружив ничего более подходящего, опустилась на дощатый ящик:
– Мы что здесь, одни? Стоило пересекать океан.
– Хозяин обещал скоро вернуться, он предупрежден о нашем визите и просил никуда не выходить. Вы разрешите? – не дождавшись ответа, мужчина присел на какой-то табурет возле картонной коробки, видимо, из-под холодильника, заменявшей стол.
– Ну, тогда уж и меня простите – невыносимая жара, – Алиса стащила парик, бросила в сумочку клипсы, очки и, скинув туфли, вытянула ноги. Еврей окаменел, тараща на нее глаза и медленно, выразительно, как в театре марионеток, протянул через стол руки:
– Алиса! – Ему уже не надо было торопиться, сдирая трясущимися руками накладные пейсы, очки и седые патлы, она узнала этот голос – перед ней, почти подпирая плечами дощатый потолок, в затхлом сумраке лачуги стоял Лукка.
Немую сцену застал темнокожий подросток, оказавшийся хозяином. Он выложил на стол содержание сумки, должное, на его взгляд, потрясти гостей: кусок сыра, пирожки, ломоть ветчины и несколько банок пива.
– Я потратил почти все деньги, сеньор, – обратился он к Луке на плохом итальянском. – А сеньора.?..
– Меня зовут Люсита Ромуальдес и я, пожалуй, с удовольствием пообедаю.
– Это ужин, сеньора, но я думаю, здесь останется еще на завтрак. А это – радио. Оно совсем еще хорошее, – паренек вытащил антенну небольшого транзистора и покрутил настройку. – Нам нужна римская служба новостей, – нетерпеливо схватил приемник Лукка. – Вот, вот, тише!
Веселый голос дикторши, словно предполагавший звучать исключительно на курортах Средиземноморского побережья, завершил обзор погоды. «Об основных новостях этого часа вы услышите через пятнадцать минут. А сейчас на нашей волне немного музыки».
Лукка уменьшил звук и спрятал лицо в ладонях.
– Извини, Алиса, я что-то плохо соображаю – очень уж бурно разворачиваются события. Моя голова не успевает осмыслить то, что уже сделало мое тело. В последнее время меня перемещают в пространстве, как пешку.
– Со мной происходит нечто похожее. Голова еще собирается что-то обдумать, а руки уже торопятся накормить тело, – Алиса откусила кусок пирога. – Когда я нервничаю, как ты когда-то заметил, аппетит разгуливается с невероятной силой – чувствует полную бесконтрольность.
– А я уже не помню, когда ел. Не представляю, как это, приговоренные, в качестве последнего желания заказывают перед эшафотом ужин. Меня все еще продолжает мутить, хотя по всем расчетам, я должен быть уже на подступах к чистилищу. Боже мой! Если бы ты знала, какое ужасное преступление я совершаю, отсиживаясь здесь сейчас… Тише! – Лукка настороженно прильнул к приемнику, поставив громкость на максимум. – Это о них!
