Анна Богданова - Самый скандальный развод
– Ах ты дрянь! Ну-ка вылезай! – И Огурцова, подняв чадо за руку и продержав секунды три в воздухе, потянула за собой в гостиную. – Свинья неблагодарная! Мать с ним везде мотается, покоя не знает, а он ее шлюхой обзывает! – и хлоп его по мягкому месту. А рука у Анжелки тяжелая, что у хорошего мужика.
– Слюха! – ребенок упрямо настаивал на своем.
Пулька с Овечкиным хохотали от души, а мы с Икки побежали за Анжелкой.
– Анжел! Ну он ведь не понимает, что говорит! Видимо, кто-то научил, а он повторяет! Не трогай ты его, он же совсем маленький! – уговаривала подругу Икки.
Огурцова стояла перед нами: ее толстые упрямые ноги, будто вросли в пол, чадо барахталось в ее руке, как жучок, перевернувшийся на спину, однако смелый мальчик Кузя не сдавался и вдруг как выкрикнет:
– Бъядь!
Почтенная мать семейства, побелев от ярости, опустила его на пол и отвесила ему крепкий подзатыльник. Кузьма наконец не выдержал и заревел, но сквозь слезы все же умудрился сказать:
– Все лавно плахая!
– Маша, тащи горох. Он у меня сейчас на горохе стоять будет! – сквозь зубы проговорила она.
– Анжел, ну прекрати! Его действительно кто-то научил этим словам! Что ты его колотишь, как боксерскую грушу, пойдем лучше чайку попьем, – сказала я, а Икки поспешила увести ее подальше от ребенка. – Кузенька, посмотри, пока мама успокоится, вот на эти пальмы. У-у-у, какие деревья! Там живут настоящие драконы и маленькие розовые поросята. – Кузя мгновенно перестал реветь и, приоткрыв рот, кинулся к любимым хамеропсам Власа, отыскивать настоящих драконов и маленьких розовых поросят.
– Нет, так непозволительно вести себя с ребенком! – наперебой возмущались члены содружества. – Что это за рукоприкладство!
– Вот рожайте своих и делайте с ними, что хотите, – зациклилась Огурцова. – А то больно хорошо все умеют советы давать! – Она разошлась не на шутку, и в этот момент вдруг зазвонил телефон. Я полетела в коридор.
– Добрый вечер! – приветствовал меня из трубки незнакомый мужской голос. – Можно попросить Марию Алексеевну Корытникову?
– Я вас слушаю, – растерялась я.
– Еще раз добрый вечер!
– Здравствуйте.
– Вас беспокоят с телевидения, ток-шоу «От меня нигде не скроешься». Может, смотрели?
– Н-нет, я вообще редко смотрю телевизор.
– Конечно, вам некогда – вы ведь знаменитая писательница! Не так ли? – радушно спросил незнакомец.
– Пишу. – Я никак не могла понять, что от меня хотят, а человек на том конце провода, вероятно, никак не мог признаться, что ему надо, и все ходил вокруг да около. Я не выдержала и спросила: – А почему, собственно, вы ко мне обратились?
– Мария Алексеевна, не могли бы вы почтить нас своим вниманием и прийти на передачу? Тут, понимаете, такое дело... – снова замялся он. – Короче, вас разыскивает сестра. Она обратилась к нам на передачу, чтобы мы помогли ей вас найти.
Я молчала. С минуту я вообще ничего не могла понять. Какая сестра? Откуда она взялась? Может, у моей родительницы есть еще куча незаконнорожденных детей, которых она сдала в детский дом?
– Что? – просипела я.
– Ваша сестра вас разыскивает – Ада Корытникова. Она очень хочет с вами встретиться. Вы не могли бы послезавтра подъехать на телестудию к четырем вечера?
Я снова замолчала – теперь я вообще ничего не соображала.
– Ну, так как?
– Да, да, конечно, – рассеянно проговорила я, и он продиктовал мне телефон и адрес.
Это и было второе совершенно невероятное и неожиданное событие в моей жизни. Нет, я бы сказала, фантастическое.
Я стояла у телефона и не могла прийти в себя, пока Пулька с кухни не позвала меня.
– Что-то случилось? – спросила Икки.
– У меня появилась сестра, – ошалело заявила я.
– Как?
– У тебя что, мама родила? Почему же вы скрывали? Не могли ко мне обратиться?! – обиделась Пулька, и я слово в слово передала телефонный разговор с незнакомцем из ток-шоу «От меня нигде не скроешься».
– Ой! А у меня мама так любит эту передачу смотреть! – возбужденно воскликнула Икки. – Там люди находят друг друга, а встретившись, так ревут, и весь зал слезами захлебывается, и моя мамаша тоже.
Потом мы долго гадали, откуда могла взяться эта сестра и где она пропадала столько времени, потом Икки проговорила:
– Просто замечательно, что у тебя появилась сестра! Родственная душа все-таки.
На что Пулька ответила:
– Еще неизвестно, что из себя эта родственная душа представляет.
– Небось аферистка какая-нибудь! – вынесла свой вердикт Огурцова, а Женька, грустно вздохнув, только и сказал:
– А я вообще сирота.
– Слушай, Маш, позвони этому мужику и спроси, можно ли взять с собой подруг на передачу! – воскликнула Пуля.
– Да, да, мы тебя поддержим!
И я позвонила мужчине с радушным голосом.
– Естественно, чем больше народу, тем лучше! Приводите всех своих родственников и знакомых! – обрадовался он.
– Вот и хорошо, – успокоилась Пульхерия.
– Что это там ирод мой притих? – опомнилась Огурцова, и мы все кинулись в гостиную.
Кузя стоял у пальмы и обдирал последние листья с четвертого хамеропса (три остальных он уже успел разделать под орех).
– Ты что ж, гад, делаешь?! – заорала Анжелка.
– Там нет ни поласят ни длаконов, – повернувшись ко мне, недоумевал Кузьма.
– Ну, значит, переехали на новую квартиру, – утешила я будущее дарование.
– Говорила же, нужно было его на горох поставить! Ну-ка, иди сюда, буду по рукам бить!
– Анжелка, прекрати! – разозлилась я.
– Девочки! Что ж я сижу-то?! – спохватилась она. – Нам завтра вставать чуть свет и на музыку идти! Все, пока. На телевидение я приду. Пошли, изверг! – и она, схватив Кузю и коньки с галошницы, побежала домой. А с лестничной клетки раздавались Анжелкины возгласы: «Кто тебя таким словам научил? Говори! Кто научил мать родную обзывать?»
– Может, я неправа, но, мне кажется, Огурцовой нельзя доверять детей, – заметила Икки, а Пулька ее поддержала:
– Начнем с того, что ей рожать было противопоказано.
Все вдруг замолчали – каждый думал о своем, и вдруг Пульхерия как грохнет:
– Ой! Не могу! Представила Кузьму на лошади, в коньках, в хоккейном шлеме, с рапирой для фехтования в руке, в костюмчике для бальных танцев, играющим на флейте! Ой! Не могу! Ну и дура Огурцова! Уж лучше бы пить продолжала, чем так ребенка истязать!
Потом поговорили о моем отъезде в Буреломы. Члены содружества пожалели меня от всей души и, пообещав исправно навещать, уехали.
Влас не пришел в девять часов вечера, как обещал. Он не появился ни в десять, ни в двенадцать, ни в два... Ключ повернулся в замке лишь в шестом часу утра. Машину он так и не нашел, но зато напал на ее след, а когда вошел в гостиную и, увидев вместо широких, словно веера, сочных зеленых листьев торчащие в разные стороны неприглядные палки своих любимых хамеропсов, чуть было с ума не сошел.
